— Нет, я не начал курить.
— Значит, ты ждал продолжения, — поддела его Катя.
— Значит, я — за здоровый образ жизни, — сухо поправил ее Ян. — И что, ты уже придумала желание?
— Да, это будет интересно!
— Слушаю, — скучая, произнес Ян.
— Маша. Та девушка с фото…
— Ты хочешь, чтобы я убрал фото?
— Я хочу, чтобы ты убрал ее из своего сердца — или души — или чего там еще, где она у тебя засела. А потом — да, и фото.
Ян усмехнулся в чашку.
— Я не совсем понял суть желания.
Не сводя с Яна глаз, Катя допила кофе маленькими глотками. Вытерла губы краем белоснежной салфетки и аккуратно сложила ее пополам. Сейчас… Нет, сейчас она произнесет это вслух.
— Маша вернулась. Я хочу, чтобы ты встретился с ней и расставил все точки над i.
Ян так и застыл, поднеся чашку ко рту.
— Откуда ты знаешь? — наконец, спросил он.
— Возможно, она не так уж и не хотела, чтобы ее нашли, — пожав плечами, ответила Катя.
— И… — Ян сглотнул ком в горле. — Что Маша здесь делает?
— Понятия не имею. Ее статус на «Фейсбуке» сообщает только о том, что она вернулась домой.
Яну было больно. Он думал, переворачивал пласты воспоминаний и ожиданий. Кате вовсе не нравилось наблюдать за этим. Но так было нужно.
— А если я не захочу отказаться от нее снова? Невозможно приказать себе что-то чувствовать — или не чувствовать.
— Но ты же смог приказать себе ничего не чувствовать по отношению ко мне, — парировала Катя.
Эту реплику Ян проигнорировал.
— Хорошо. Я выполню твое желание, — только и сказал он.
[1] Цитата из стихотворения Булата Окуджавы «Ваше Величество, Женщина»
Глава 35. Маша
— Маша!
Она обернулась — и Ян невольно замер.
Когда он впервые назвал ее по имени, подарив вместе с цветком себя, Маша выглядела почти так же. На ней была курточка похожего оттенка — кофе с молоком, распущенные пшеничные волосы. Даже солнце, казалось, светило так же ярко.
— Господи… Ян?.. Это, действительно, ты?! — Маша прижала ладони к губам.
Она говорила с заметным акцентом, блестела выбеленной улыбкой, но лицо почти не изменилось: разве что появились тени и морщинки в уголках глаз. И взгляд стал осторожнее, а не такой открытый, доверительный, впускающий в душу любого.
— Да, это, действительно, я, — Ян улыбнулся, но получилось горько.
— И ты все еще бегаешь по утрам… — не отнимая ладоней от губ, продолжила Маша.
Ян и в самом деле по возвращению из Германии возобновил утренние пробежки — по дубовой роще, вдоль железной дороги. Но сегодня он специально поменял маршрут — ради этой «спонтанной» встречи, которую планировал несколько дней.
— Ты совсем, совсем не изменился!..
«Кроме шрама», — возможно, хотела добавить Маша. Шрам был ей неприятен, она старалась отвести глаза, и Ян это видел.
— Как ты?! Чем занимаешься?! — не переставала восклицать Маша.
Скорее всего, пыталась за эмоциями скрыть их отсутствие. Или чувство неловкости.
— Я… работаю с отцом, — Ян еще вчера продумал ответы на любые возможные вопросы, но теперь сбивался, словно актер, который плохо выучил роль. Ему казалось, что все это — не по-настоящему. — Кредиты, ваучеры… Скучно. А ты?
— Я преподаю на факультете гуманитарных наук в университете Техаса.
— А здесь какими судьбами?
— Мама более. Рак. Я приехала, чтобы побыть с ней рядом.
— Жаль твою маму. Она — хороший человек.
— Да… — Маша тяжело вздохнула — и возникла та самая пауза, которой опасался Ян.
— Знаешь… Сейчас не очень удобно… — он провел рукой вдоль майки с влажным треугольником у горловины. — Давай, как-нибудь встретимся, поболтаем.
— Давай! Да, отличная идея!
— Завтра. Здесь же. В это же время.
— Я приду, — перестав, наконец, улыбаться, ответила Маша.
Ян вернулся домой ближе к полудню. Едва успел зайти в квартиру, как из «своей» комнаты выползла заспанная Кэт.
— Как все прошло?
— Еще не прошло, — ответил Ян.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лицо Кэт вытянулось, в глазах — недоумение.
— А что ты думала? Улыбнулись друг другу — и разошлись? После всего, что было?
— Нет, но… — она не закончила, тряхнула головой.
— Но — что? Кажется, в твоем желании прозвучала фраза о точках над i.
Ян не хотел быть до такой степени резким, но сдерживать себя не получалось. Да и стоило ли? Все это он переживал по ее вине.
— И еще — сегодня переночуй где-нибудь в другом месте.
Снова этот взгляд — словно Ян тыкал в нее раскаленным прутом.
— Можешь, конечно, остаться. Если ты настолько стойкая.
Кэт все смотрела на него, хлопая ресницами. И Яну до боли в висках захотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи, а потом потребовать ответа, глаза в глаза: «Ну, так что ты здесь делаешь?!» Но Ян не выдал себя ни единым движением.
— А если она не согласится? — спросила Кэт.
— Тогда я переночую один, — с неожиданным даже для себя злорадством ответил Ян и ушел в свою комнату — от греха подальше, как говорила его мама.
Ян тщательно продумал маршрут — включил в «прогулочный» список все места, которые должны были всколыхнуть воспоминания.
Сначала они сели на автобус номер «10», который курсировал до сих пор. Салон был полупустой — как и тогда. Ян даже словно случайно посадил Машу на то самое кресло. И когда она повернула голову, разглядывая пейзаж за стеклом, Ян увидел почти ту же картину, что и четырнадцать лет назад. И что-то шевельнулось в нем, заныло, но не сладость воспоминаний или — тем более — отголоски первой любви, а нечто, похожее на болезненную ностальгию. На ту ностальгию, которую переживаешь без желания вернуться.
Несколько раз он едва не назвал ее Кэт.
Потом был педуниверситет. У одной из колонн Ян потянул Машу за руку, усаживая рядом с собой, и стал рассказывать, как на этом самом месте дожидался окончания пар — когда еще не знал ее имени.
Ян шутил, Маша смеялась в ответ.
Он сокращал расстояние между ними крохотными шажками: помог за руку спуститься со ступенек. Приобнял, пропуская в вагон метро. Поправил ей волосы, которые попали под ворот куртки. Маша не делала ответных действий, но и не пыталась отдалиться от него.
Они катались на колесе обозрения, показывая друг другу те места, до которых еще не добрались. Сидели в кинотеатре на нелепой комедии. Когда-то они пересмотрели с десяток подобных фильмов, но мало что запомнили, потому что их руки постоянно касались друг друга, а губы, шепчущие что-то милое на ухо, все время набредали на поцелуи. Теперь же это был просто фильм, который, казалось, длился бесконечно.
Потом они катались на лодке. Причалили к островку, утопающему в зарослях. Ян достал из рюкзака сюрприз: термос, наполненный мороженым. На этом же самом острове, как много лет назад, они пластиковыми ложками выковыривали из термоса мягкие ванильные шарики и угощали друг друга. Только вкус был совсем другой.
— А помнишь, мы целовались здесь, — спросил Ян, и, приподняв пальцами ее подбородок, коснулся губами ее губ. Было сладко, пахло ванилью.
Маша выглядела растерянной, даже немного напуганной.
— Прости, просто хотел вспомнить их вкус.
— Вспомнил? — спросила Маша и улыбнулась.
— Да, — соврал Ян.
Воспоминания не оживали, словно его губы, его руки касались чужой, незнакомой женщины — которой он и касаться-то не хотел. И тогда у Яна в голове промелькнула мысль — а если отец оказался прав? Если его чувства, так легко погребенные временем, оказались ненастоящими? Если отец с высоты своих лет видел то, чего тогда не видел Ян? Если он был лишь эгоистичным, своенравным, жестоким подростком?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты выглядишь печальным… — прервал его размышления обеспокоенный голос Маши.
Ян тряхнул головой.
— Кажется.
Чем гуще становились сумерки, тем больше откровенничала Маша.
