сумеет указать: в какой-то ужасной берлоге, дороги к которой она не видела.
– Какой дьявольский план.
– Да. Мисс Уиттакер – очаровательная молодая женщина. Если ее что-то и может остановить, то я этого средства не знаю. Обходительная миссис Форрест, похоже, того же поля ягода. Разумеется, доктор, мы рассчитываем на ваше молчание. Вы ведь понимаете, что поимка Мэри Уиттакер зависит от того, поверит ли она, что мы заглотили ее хитроумные наживки.
– Я не болтун, – ответил врач. – Банда так банда. И мисс Файндлейтер скончалась от удара по голове. Надеюсь только, что мой коллега и главный констебль проявят такую же сдержанность. Я, естественно, предупредил их о том, что вы сказали мне вчера вечером.
– Все это прекрасно, но какие, в конце концов, мы имеем прямые улики против этой женщины? – сказал Уимзи. – Умно выстроенная защита камня на камне не оставит от нашей версии. Единственное, что мы можем доказать безоговорочно, – это незаконное проникновение в дом на Хэмпстед-Хит и кража угля. Все смерти были признаны следствием смертями от естественных причин. Что же касается мисс Файндлейтер, то, даже если мы докажем, что там применялся хлороформ – ну, хлороформ совсем нетрудно достать, это вам не мышьяк и не цианистый калий. И даже если на гаечном ключе обнаружатся отпечатки пальцев…
– Их там не обнаружилось, – угрюмо вставил Паркер. – Эта девица свое дело знает.
– А зачем ей вообще понадобилось убивать Веру Файндлейтер? – вдруг спросил врач. – По вашим словам, девушка была ей безраздельно предана и являлась самым ценным свидетелем в ее защиту. Ведь только она одна могла засвидетельствовать алиби мисс Уиттакер на моменты совершения остальных преступлений – если, конечно, это были преступления.
– Она могла слишком много узнать о связи мисс Уиттакер с миссис Форрест. На мой взгляд, она сослужила свою службу и стала опасной. На что нам сейчас нужно надеяться, так это на то, что обнаружится нечто неожиданное в контактах Форрест и Уиттакер. Как только мы что-нибудь о них узнаем…
– Хм! – перебил его доктор Фолкнер, подошедший в этот момент к окну. – Не хочу вас слишком расстраивать, но вижу, что сэр Чарлз Пиллингтон беседует со специальным корреспондентом «Уайр». Утренний выпуск сегодняшней «Йелл» вышел с историей на всю первую полосу о бандитском нападении и передовицей, патриотически предостерегающей от опасности, которую представляют собой цветные иностранцы. Излишне напоминать вам, что «Уайр» не остановится перед тем, чтобы подкупить самого архангела Гавриила, лишь бы переплюнуть «Йелл».
– А, черт! – воскликнул Паркер, бросаясь к окну.
– Поздно, – констатировал доктор. – Корреспондент «Уайр» уже вошел в здание почты. Конечно, вы можете позвонить и попробовать остановить катастрофу.
Паркер так и сделал. Редактор газеты любезно заверил его, что материал до него еще не дошел, но если дойдет, он не забудет об инструкциях инспектора Паркера.
Редактор «Уайр» ничуть не кривил душой. Материал получил не он, а редактор «Ивнинг баннер», ее дочернего издания. Иногда в критические моменты бывает полезно, чтобы левая рука не знала, что делает правая. В конце концов, это же был эксклюзивный репортаж.
Глава 22
Дело совести
Но знаю я: ты веришь, у тебя
Та штука есть, что совестью зовется.
Ты разные поповские обряды
И фокусы, я видел, исполняешь.
У. Шекспир. Тит Андроник[108]
В четверг, 23 июня был канун Рождества святого Иоанна. Скромное облачение, в котором церковь отправляла свои ежедневные обряды после праздничного зеленого буйства Троицы, сменилось торжественным, алтарь снова сиял белым убранством. В приделе Пресвятой Богородицы церкви Святого Онисима закончилась вечерня – витавший в воздухе слабый аромат ладана поднимался к смутно вырисовывавшимся под сводами нефа стропилам. Коротышка-псаломщик свечным колпачком на длиннющей медной ручке гасил свечи, добавляя в этот аромат чуть неприятный, но богоугодный запах горячего воска. Немногочисленная паства, состоявшая в основном из пожилых женщин, медленно отрешаясь от своего религиозного рвения и с трудом разгибая колени, покидала церковь. Мисс Климпсон собрала молитвенники, отнесла на место и стала нащупывать в кармане перчатки. Вынимая их, она выронила свой церковный ежедневник, который завалился за скамеечку для коленопреклонения; к огорчению мисс Климпсон, из ежедневника выпали и разлетелись по полу в темном углу за исповедальней пасхальные открытки, книжные закладки, религиозные картинки, засушенные веточки и листки с текстами молитв.
Мисс Климпсон сердито вскрикнула, наклонилась, чтобы собрать их, и тут же укорила себя за неуместный в святом месте взрыв гнева. «Дисциплина, – бормотала она, доставая последнюю потерю из-под коленной подушечки, – дисциплина, надо учиться держать себя в руках». Она затолкала бумажки в ежедневник, схватила перчатки и сумку, поклонилась в сторону алтаря, уронила сумку, подняла ее – на сей раз со смирением великомученицы, – быстро вышла из бокового придела и пересекла церковь в направлении южного входа, у дверей которого стоял ризничий с ключом, дожидавшийся, когда она наконец покинет храм. На ходу она взглянула на главный престол, неосвещенный, опустевший, с высокими свечами, в сумраке апсиды напоминавшими призраков. Ей вдруг подумалось, что престол выглядит мрачно и даже зловеще.
– Доброй ночи, мистер Стэннифорт, – поспешно сказала она.
– Доброй ночи, мисс Климпсон, доброй ночи, – ответил ризничий.
Она была рада, выйдя из тени церковного крыльца, оказаться в окружении еще сиявшей в закатных лучах июньской зелени, подальше от зловещего ощущения, накатившего на нее в церкви. Чем оно было вызвано? Мыслями о суровом Крестителе с его призывом к покаянию? Молитвой о благодати, какую дает исповедь и отречение от греха? Мисс Климпсон решила, что ей следует поспешить домой и почитать апостольские послания и Евангелие – на удивление светлое и утешительное чтение по сравнению с инвективами этого бескомпромиссного и грозного святого. «А потом привести в порядок разлетевшиеся бумажки», – мысленно добавила она.
После прогулки на чудесно благоухавшем свежем воздухе гостиная на первом этаже дома миссис Бадж показалась ей душной. Мисс Климпсон распахнула окно и села под ним, чтобы разобрать свои священные мелочи. Открытка с изображением Тайной вечери лежала рядом с освящающей молитвой; «Благовещение» Фра Анджелико выпало со странички 25 марта и затесалось в одно из воскресений после Троицы; изображение церкви Сакре-Кёр с текстом на французском языке попало на Праздник Тела Христова… «А это что такое? – воскликнула мисс Климпсон. – Должно быть, я подобрала это в церкви».
Слова на маленьком листке бумаги, безусловно, были написаны не ее почерком. Кто-то другой обронил записку. Естественно, она прочла ее, чтобы убедиться, нет ли там чего-то важного.
Мисс Климпсон была из тех людей, кто во всеуслышание заявляет: «Я никогда не читаю
