— Стефа, детка! Ты же сама не захотела возвращаться со мной. Тебе здесь хорошо, они тебя любят, уважают… Стефа, чего ты боишься?
Ландо остановилось. Лакей соскочил с козел, ватага носильщиков бросилась к экипажу. Возникла суета. Сердце Стефы стучало. Поспешно, словно это она должна была ехать и опаздывала на поезд, она выскочила и быстро пошла за несущим корзину лакеем.
Тут кто-то коснулся ее руки. Она обернулась: Вальдемар.
— Вы одни? Где же отец?
— Пошел покупать билет.
— Обопритесь на мою руку. Здесь такая толчея… Стефа подала ему руку. Вальдемар, ничего не говоря, повел ее в зал первого класса.
Панна Рита и Трестка громко приветствовали ее. Это ее обрадовало. Вскоре появился пан Рудецкий.
Разговаривали недолго.
— Вы покидаете выставку? — спросил пан Рудецкий Вальдемара.
— О нет! Я остаюсь. Когда все мои служащие осмотрят выставку, а господа практиканты как следует развлекутся, мы все вернемся домой.
Раздался первый звонок. Стефа с трудом разжала объятия, Вальдемар едва ли не снял ее со ступеньки тронувшегося вагона.
На обратном пути в ландо царило молчание. Панна Рита и Стефа сидели тихо, задумчивые. Мужчины тоже молчали. Стефа вновь слушала размеренный топот копыт, тихое постукивание колес. Она ехала в его экипаже — но теперь еще и рядом с ним.
XXXIII
Сумятицы на выставке заметно поубавилось — многие уехали. Веселые забавы поутихли. Все выглядели уставшими, один Михоровский устраивал все новые сюрпризы родственникам и знакомым — поездки в прекрасные окрестности города на лошадях или автомобилях, прогулки по городу, походы по магазинам. Теперь можно было без помех осмотреть самые любопытные павильоны. Однажды всем обществом отправились навестить глембовические конюшни и павильоны.
В конюшнях царил образцовый порядок. Больше всех восхищались Аполлоном, которого вывел сам конюший. При виде майората Аполлон тихо заржал, потянулся к нему мордой.
Стефа подошла к коню, погладила его вытянутую шею, красивую голову.
— Стефа, он тебя ударит! — перепугалась Люция.
— Ничего подобного. Приласкайте его, приласкайте, — шепнул Вальдемар. — Дайте ему руку для поцелуя.
— Ну, уж этого он не сумеет! — засмеялась Стефа.
— Он знает свои обязанности!
Вальдемар коснулся хлыстом колен Аполлона. Конь фыркнул, и, припадая на передние ноги, опустился на колени перед удивленной Стефой.
Панна Рита прикусила губы. Глаза Трестки расширились. Что до Брохвича, он чрезвычайно учтиво отступил в сторону, давая возможность Барскому ничего не упустить из этого необычного зрелища.
— Коник, коник, хороший мой! — опомнившись от удивления, сказала Стефа, обняла голову коня и поцеловала белую звездочку во лбу.
Аполлон, словно только этого и ждавший, вскочил на ноги, махая головой и радостно фыркая.
— Сумасшедший! — буркнул Барский.
— Кто, Аполлон или майорат? — усмехнулся Брохвич.
Граф свысока глянул на него с таким выражением, словно хотел сказать: «Оба! Да и вы не лучше!» Однако промолчал и, явно задетый, заложив руки за спину и насвистывая как ни в чем не бывало отошел.
— Как в цирке! — удивилась Стефа. — Как вам удалось его научить?
— Главное — умение, — ответил Вальдемар.
— Должно признать, оно у вас есть, — сказала панна Рита.
Охотничий павильон был не менее любопытен. У входа стояло чучело огромного медведя, державшего в передних лапах стальную вешалку для шляп. Здесь были собраны образцы фауны и флоры из лесов майората, карты и планы культурного их содержания, статистические таблицы, а также охотничьи трофеи Вальдемара. Там были львиные, тигровые и леопардовые шкуры.
Рядом — чучело бенгальского тигра. При каждом трофее — табличка с указанием места и даты. Отдел обслуживал кучерявый негр, одетый в зеленый шелк. На стенах висели фотографии глембовического зверинца, ружья, револьверы, охотничьи ножи и рога. Пояснения давал главный ловчий Урбанский.
Все навестили еще павильон с зерном из поместий майората и отправились в кондитерскую на главную площадь.
Они заняли несколько столиков на веранде. Михоровский сидел с панной Ритой, Стефой и Люцией. К ним присоединился и Трестка. Столик напротив был свободен. Вскоре туда сели двое мужчин: толстый пан с багровым потным лицом и молодой, по виду — бедный чиновник.
— Кофе! — резким басом позвал толстый юношу в белом фартуке.
Потом упер подбородок в огромный костяной набалдашник трости и принялся стрелять глазами во все стороны.
— Наверняка какой-нибудь ресторатор, — буркнул Трестка. — Высматривает, больше ли тут посетителей, чем у него в заведении. А может, мясник какой-нибудь?
— Не стоит судить по виду, — сказал Вальдемар. — Увидим…
— Но разве вы не физиономист? — спросила панна Рита.
— Я? Конечно! Бывает, и часто, я отгадываю мысли людей по улицам, точнее, по глазам. Профессию угадать гораздо труднее. Поведение человека выдает его занятие… а этот пан мне что-то подозрителен.
— Наверняка мясник, — повторил Трестка и стал рассказывать Стефе с Люцией какой-то забавный анекдот.
Рита сказала Вальдемару:
— Если вы можете угадывать мысли, попробуйте отгадать мои. О чем я сейчас думаю?
— О чем думаете или о чем думали?
— Когда?
— В конюшне.
Панна Шелижанская сурово посмотрела на него:
— Ну что ж, отгадайте, о чем я недавно думала в конюшне…
— Обо мне.
— Вы чересчур уверены в себе…
— Разрешите закончить! Вы думали, что… что я сумасброд и чересчур явно бросаю вызов общественному мнению. А еще вы думали, что я сумасшедший. Ну как, отгадал я?
И он, улыбаясь, посмотрел ей в глаза. Рита вдруг бросила быстрый взгляд на Стефу и неуверенно ответила:
— Угадали… Но я не думала, что вы сумасшедший, Боже сохрани! И о том, что вы бросаете вызов, не думала. Я просто удивлялась, что вы… что вы слишком смело афишируете ситуацию, которой… которой лучше бы оставаться пока что в тени.
Михоровский нахмурился:
— Почему? А если я хочу вывести ее из тени на яркий свет? Или я не волен в своих поступках?
Панна Рита побледнела:
— Вольны, кто сомневается. Только… мне казалось, что вы поступили так под влиянием минуты… и, быть может, чуточку против воли…
Вальдемар раздельно и внятно произнес:
— Уверяю вас, я был искренен. Никаким «влияниям минуты» я не поддаюсь. Совсем наоборот — я всегда стараюсь, чтобы особа, которой я интересуюсь, не была скомпрометирована излишним вниманием и не попала под огонь «общественного мнения».
Рита сидела бледная, пытаясь овладеть собой. Потом холодно ответила:
— Что до «особы», ее вы, возможно, и не скомпрометируете. Но вот о вас самом могут подумать…
