Со всем тем мы бы не решились сказать, что идеократия, хотя бы в одном своем понятии, останется навсегда несовместимой с американизмом. Скажем более. Некоторый минимум идеократических инстинктов (если позволительно так выражаться) уже и сейчас можно проследить в том спасительном неписаном правиле, по которому профессиональные «политики» не пропускаются дальше определенных ступеней иерархической лестницы. Так, в президенты республики здесь может пройти талантливый дилетант (Теод. Рузвельт), несвоевременный оптимист (Хувер), дерзкий новатор (Франкл. Рузвельт), худосочный кабинетный идеолог (Вильсон), загадочный мужчина (Хардинг), незначительность, прикрытая молчаливостью, (Кулидж), даже идеалист-практик (Линкольн) и т. д. Но достоинство нации сравнительно редко подвергается поруганию ставленником политических жуликов. Для стока политических нечистот здесь поставлены клоаки на более низком уровне: городские самоуправления и связанные с ними бесчисленные штатные должности и синекуры, из-за которых совершенно открыто ведется торг; суд и полиция, безнадежно скомпрометированные тесной и деловой связью с уголовным миром; в значительной степени администрация штатов и графств.
Мой общий вывод таков: здешняя плутократия основательнейшим образом разрушила самые понятия о нравственности в праве, об ответственности власти, о служении государству. Духовное опустошение и распыление, систематическое пестование уголовных инстинктов и умерщвление воли к высшей культуре при безостановочном «поумнении» масс, т. е. безоглядной установке индивидуума исключительно на расчет личной выгоды и удовольствий, зашли уже так далеко, что в пределах обозримого будущего нет шансов на изменение политической системы, как она ни опостылела очень многим.
Остаются непредвиденные случайности вроде возможности нарождения в городах большого антиеврейского или антикатолического движения. Едва ли оно привело бы сразу к ощутительным изменениям, но могло бы послужить трамплином для возникновения критического отношения к деятельности рыцарей политики и биржи. Главнейшим же образом надо иметь в виду возможность и даже вероятность войны с Японией, к которой Америка, в общем, не подготовлена ни военно-технически, ни морально. В этом случае в народе могли бы быть разбужены какие-то древние инстинкты национально-государственного самосохранения, и тяжелый кошмар засилья биржи и уголовщины мог бы хоть несколько рассеяться.
Нью-Йорк
А.А. Шликевич:Итак, где же то общее, то органически свойственное нашему времени, что мы могли бы принять как характерную особенность, как основное для современного мира устремление политического и экономического характера? Нам кажется, что общее это заключается в процессе центростремительного уплотнения вокруг некоей метафизической оси. Характер этого уплотнения общ широкой среде, но ось вращения различна в зависимости от местных условий. В России это уплотнение происходит вокруг «коммунистической ячейки», долженствующей осуществить рай на земле. В Германии — вокруг статной фигуры белокурого сверхчеловека. В Италии центром сплочения служат вызванные к жизни тени прошлого, а во Франции и Англии, где процесс этот наименее ярко выражен, центром сплочения является даже не идея, а культивируемый мещанско-обывательский страх растерять свои пожитки. Что касается Америки, т. е. С.А.С.Ш., то этот Левиафан капитализма благодаря своей молодости, неискушенности и обилию жизненных соков может сплотиться даже вокруг какой-нибудь самодельной игрушки вроде «Синего Орла» Н.Р.А. С нашей точки зрения важна и показательна здесь не цель, не центр сплочения, а самый процесс. В этом процессе центростремительного движения намечается процесс кристаллизации отдельных индивидуумов мирового конгломерата. Процесс этот, кроме того, отличается от предшествующей эпохи направлением своего движения. Эпоху расцвета демократии можно охарактеризовать как эпоху движения диаметрально противоположного, т. е. центробежного. Стремления и развитие демократического начала происходило всегда от центра к периферии, и расходящиеся круги, сплетаясь и смешиваясь, тяготели к установлению бесформенной, бесцветной и безжизненной «обезлички народов».
Александр Дугин. Евреи и Евразия
Неудовлетворительность объяснительных схемЕврейский вопрос продолжает будоражить умы наших современников. Ни искусственное его замалчивание, ни поспешные апологетические выкрики, ни примитивная юдофобия не могут снять этой проблемы. Еврейский народ является уникальным явлением мировой истории. Он явно идет по совершенно особому свойственному лишь ему религиозно-этическому пути, выполняет сквозь тысячелетия таинственную и неоднозначную миссию.
Сразу обратим внимание на то, что никакой убедительной, полностью удовлетворительной трактовки этой темы на сегодняшний день не существует. Часть историков склонна вообще отрицать важность еврейского фактора в русской и советской истории, что является грубым насилием над истиной. Стоит только посмотреть на списки фамилий главных большевиков и политической элиты Советского Государства, как диспропорционально большое количество еврейских имен бросается в глаза. Игнорировать этот факт, отделываясь ничего не значащими фразами, некорректно даже с чисто научной, исторической точки зрения.
Вторая версия относительно функции евреев в России (СССР) в ХХ веке характерна для наших национал-патриотических кругов. Здесь бытует представление о том, что роль евреев была чисто отрицательной, субверсивной, подрывной. Это знаменитая теория «еврейского заговора», которая была особенно популярна в черносотенных, позднее белогвардейских кругах. С этой точки зрения, евреи, следуя своей уникальной этно-религиозной традиции и считая себя единственной общиной, обличенной мессианским статусом, сознательно организовали разрушительное большевистское движение, заняли в нем главенствующие посты и разнесли в дребезги последний оплот консервативных христианских государственности, культуры и традиции. Закоренелые консерваторы-юдофобы переносят эту же модель и на разрушение СССР, в чем также обвиняют евреев, ссылаясь на огромное количество представителей этой нации в рядах реформаторов. Слабость этой концепции в том, что один и тот же народ обвиняется одновременно и в том, что он создал Советское Государство и что он же его разрушил, что он был главным проводником социалистических, антибуржуазных концепций, и он же выступает главным апологетом капитализма. Кроме того, непредвзятое знакомство с судьбами евреев-большевиков доказывает, что они совершенно искренне верили в коммунистическую идеологию, легко жертвуя за нее собственной жизнью, что было бы немыслимо, если принять всерьез версию о группе «циничных и лживых саботажников».
Третья версия принадлежит юдофильским (в предельном случае, сионистским) кругам. Они настаивают на том, что евреи всегда и во всех случаях являются правой стороной, жертвами несправедливых гонений со стороны иных народов, носителями всех позитивных, нравственных, культурных и социальных ценностей. Эта позиция признает руководящую роль евреев во всех важнейших исторических процессах в России, но заведомо утверждает, что и в Революции, и на протяжении советской истории, и в перестройку, именно евреи являются положительным полюсом, воплощающим в себе вечную правду, добро, ум, гуманность.
Все эти версии страдают очевидными недостатками. Как обстоят дела на самом деле?
Новая версияЗаметим, что антисемитская и сионистская версии объяснения роли евреев в современной русско-советской истории, исходят из некоего подразумевания глубинного единства еврейства, единства его исторической рефлексии и воли. Иными словами, налицо тенденция рассматривать евреев не просто как этнос наряду с другим, но как своего рода организацию, партию, орден, лобби и т. д.
Иная версия, напротив, исходит из того, что никакого единства евреев не существует и что как и в случае иных народов каждый еврей выступает в истории обособленно, от своего собственного «я» как личность, которая лишь в фоновом, второстепенном, психологическом смысле определяется этническими факторами (в этом случае сам термин «еврейство», как его понимают антисемиты и сионисты, не имеет права на существование).
Отметая все эти подходы из-за их почти очевидной неадекватности, мы предлагаем иную версию. Если нас не устраивает ни персоналистский подход, ни общегрупповой подход, то есть ни концепция неопределенной множественности, ни концепция сплоченного единства, естественно предположить некоторую промежуточную модель. Имеет смысл говорить о внутренней двойственности евреев, о наличии внутри этого уникального этноса ни одной воли, но двух воль, двух «организаций», двух «орденов», двух центров исторической рефлексии, двух сценариев мессианского пути.
