Было около двух часов ночи.
Через полчаса из ванной вышла Элизабет в толстом велюровом халате. Волосы спрятались под полотенцем, завязанным вокруг головы на манер тюрбана. Он внимательно вглядывался в ее лицо и успокоился, увидев, что она в порядке.
— Бренди?
— Да, благодарю вас.
Где-то в глубине души Элизабет понимала, что смущение ее нелепо, и все же чувствовала себя неуверенной, нервной и неловкой. Что произошло? Что заставило ее бежать в Филадельфию? Что, если Кристиан…
— Ну, Элизабет, выпейте.
Она повиновалась. От бренди в желудке сразу же образовался островок головокружительного тепла.
Она передала ему обратно пустую коньячную рюмку.
— Только сейчас я поняла, какую сделала глупость, — сказала она, избегая его взгляда. — Завтра утром я уеду, если только вы позволите мне провести здесь остаток ночи.
— Заткнитесь.
Его голос был холодным, грубым, и от этого окрика она резко вздернула подбородок и посмотрела на него.
— Простите, мне следовало бы понять, что…
— Успокойтесь, Элизабет, идите к огню и погрейтесь.
Приятно чувствовать, что кто-то руководит тобой, говорит, что делать. Но утром она уедет, нельзя впутывать его в эту историю. Должно быть, она рехнулась, решив приехать сюда.
С минуту Джонатан изучал выражение ее лица, потом сказал:
— О деталях мы поговорим после. А сейчас я хочу, чтобы вы мне рассказали, почему вы здесь. Почему приехали ко мне.
— Наконец-то я поняла, кто убил моего мужа и пытается убить меня. Кристиан Хантер.
Джонатан молча смотрел на нее, не отводя взгляда:
— Итак, считаете, что я напросился на это. Идите-ка сюда и позвольте мне согреть вас.
Она подвинулась ближе и почувствовала, как его рука обхватила ее плечи. Джонатан медленно привлек ее к себе, пока ее голова не оказалась лежащей у него на плече.
— Теперь намного лучше, — сказал он. — А ну, давайте все по порядку.
Она рассказала ему о часах Коги, о Моретти, о женщине, которая звонила ей в офис. Она даже рассказала ему о Кэтрин и Роуи Чалмерсе и Лоретте Карлтон, даже о той ужасной ночи, когда Дрейка убило взрывом в ее лимузине. Огонь в камине догорел, и остались одни только уголья к тому времени, когда Элизабет закончила свой рассказ. Джонатан до сих пор не проронил ни слова.
— Я собирался утром лететь в Нью-Йорк и привезти вас сюда, — сказал он наконец.
— Зачем?
— Попробуйте догадаться, Лиззи. Вероятно, потому, что я мазохист.
— Нет, Джонатан. Утром я уеду. Я ведь и не собиралась приезжать, не хотела, чтобы вы оказались замешаны в эту грязь. Просто я…
— Испугались? Испугались так, что потеряли голову?
Не поднимая головы с его плеча, она кивнула.
— Окружной прокурор и лейтенант Дрейпер оба считают, что все это большая и веселая шутка. Заслуженная месть убийце. — Она снова содрогнулась. — Можете себе представить, как беснуется пресса. Надеюсь, меня не выследили. Я была очень внимательна и осторожна.
— Так о чем тогда беспокоиться? Завтра вы и я удалимся на некоторое время от света. Мы поедем в мою хижину в штате Мэн. Может быть, к этому времени копы все-таки справятся с Хантером, окажут нам такую услугу.
— Вероятно, Моретти выдаст ему медаль.
— Вы мне доверяете, Элизабет? Доверяете по-настоящему?
Он следил за игрой ее лица. Внезапно она улыбнулась.
— Да, доверяю. Может быть, впервые за время нашего знакомства я по-настоящему доверяю вам.
— Кто может быть больше достоин доверия, чем враг, внезапно ставший другом?
Его рука крепче сжала ее плечи. Он внезапно поднялся.
— Спать будете в спальне для гостей. Там все готово. Завтра утром мы уедем.
— А куда мы едем в штате Мэн?
— Место называется Крисмас-Коув [29].
— Я помню, что это связано с каким-то праздником, просто не могла вспомнить — с каким. Вы уверены, что действительно хотите, Джонатан?
— Да, вполне уверен.
Глава 24
— Мы можем ехать без остановки или остановиться где-нибудь на ночь. Вам решать, Элизабет.
— Я хочу ехать прямо, — сказала она.
— И без остановки? — Он слегка повернул голову, чтобы видеть ее лицо.
— Да, я бы ехала вечно, если бы такое было возможно.
— Не бойтесь. Сейчас опасности нет.
— Я боялась так долго. И, право, не знаю, как перестать.
— Вы боялись все время с момента убийства мужа?
Он почувствовал, как Элизабет дернулась при этих словах, но продолжал смотреть на дорогу. Они проезжали по шоссе возле Нью Хэйвена в штате Коннектикут. Был холодный и ясный день. Выходной день, поэтому и транспорт не загромождал дорогу.
— Я никогда не забуду, как чувствуешь себя, когда тебя как преступника привозят в полицейский участок. Там женщина-полицейский прижала каждый из моих пальцев к подушечке, пропитанной чернилами, потом дала мне клинекс, но чернила невозможно было стереть.
— Но вам ведь не пришлось остаться в тюрьме?
— Нет, Род Сэмюэлс взял меня на поруки за четверть миллиона долларов.
— Я помню убийство вашего мужа и ваш арест. Пресса тогда взвилась до небес. Я и сам думал, что богатой сучке все мало. Я считал вас виноватой.
— Все считали. Я была такой удобной обвиняемой, отличным экземпляром. Элизабет К. Даже Род считал меня виновной, пока не появился Кристиан Хантер. Он был так убедителен, так уверенно держался. Моретти, вероятно, возненавидел его не меньше, чем меня. Впрочем, он и сейчас его ненавидит.
— Расскажите о Кристиане Хантере.
— Вы можете мне не поверить, но я его не видела ни разу в жизни до того, как он появился на процессе.
Машина вильнула в сторону.
— Да вы меня разыгрываете.
— Нет. Род ничего не говорил мне о нем. Видимо, он боялся, что я все кому-нибудь разболтаю. И Кристиан не пытался вступить в контакт со мной. Целых шесть месяцев я со страхом ждала, что он объявится, и столь же страшила меня мысль, что он так и не даст о себе знать. Видите ли, я не понимала, чего он хочет. И в конце концов позвонила сама. Он не сразу согласился со мной встретиться. Видимо, откладывал наше свидание до момента, когда сможет избавиться от Роуи Чалмерса. Что ему блестяще удалось. Роуи предавал меня, продавая Карлтонам полученные от меня сведения. Должно быть, мир совсем повредился в уме, потому что Кэтрин влюблена в него.
Они остановились в Хартфорде.
Элизабет рассказала ему о встрече с Роуи в Париже в доме Клода, потом об анонимной записке. И наконец, о последнем вечере с Роуи и ноже для колки льда. К шести часам вечера они оба почти охрипли от бесконечных разговоров.
Наконец Джонатан сказал:
— Хотите кое-что услышать от меня, Лиззи? Вам чертовски повезло, что вы встретили меня.
Она начала смеяться и никак не могла остановиться.
Джонатан высвободил правую руку и похлопал ее по бедру.
— Продолжайте смеяться, мне нравится.
— Когда же мы доберемся до места, до Крисмас-Коув?
— Около полуночи. Хотите остановиться?
— Нет. А зачем вам хижина в штате Мэн?
— Видите ли, я из тех мест. Большинство моих предков были моряками, капитанами, кое-кто рыбаками. Перестаньте смотреть в заднее окно, Элизабет. Его там нет и вообще нет нигде поблизости. Ясно?
— Я не думала, что вы заметили.
— Я давно замечаю все, что касается вас, с самого первого дня, как вы появились в моем офисе, Конечно, в тот день я вас чуть не задушил.
Харли ухмыльнулся.
— По крайней мере забыть это невозможно, не правда ли? Должно быть, судьба. Если бы я не изжевал вас и не выплюнул, вы, возможно, оставили бы в покое меня и мою несчастную компанию.
— Изжевали?
— Да, так выражается кое-кто из моих техасских родственников. Довести кого-то до изнеможения — изжевать его и выплюнуть бесформенной массой на пол.
В Портленде они не стали останавливаться.
— Теперь уже совсем недалеко, — сказал Джонатан. — Около двух часов.
— Мне хотелось бы кое-что посмотреть. Я никогда не была в штате Мэн.
— Эти места такие дикие и живописные, что каждый раз, когда я сюда попадаю, у меня горло сводит судорогой от волнения. Никаких элеваторов — только безбрежные сосновые и еловые леса, скалы и валуны и, конечно, океан. К счастью, туристы пока еще не открыли прелести Дамарискотты и Крисмас-Коув. Большей частью проводят время и тратят деньги в Ньюкасле. А в это время года их вообще не увидишь.
Элизабет была рада, что в темноте он не видит ее лица. Его слова скользили по поверхности ее сознания, но ничуть не успокаивали.
— Кончится ли это когда-нибудь? Она не осознала, что произнесла вслух, до тех пор пока не услышала его глубокого вздоха.
— Кончится, Лиззи. Вы ведь сказали, что доверяете мне. А это значит, что ни с вами, ни со мной ничего не случится. Поняла, детка?
— Да, поняла. С коих пор вы стали “суперменом”?
— А, сарказм! Хороший знак. Я все гадал, уж не утратили ли вы свою язвительность. Она вздохнула.
— Да у меня ее никогда и не было.
