Арди уверил меня: «Не волнуйся, Джаред. У меня восьмая ступень кунг-фу». Он рассказал, что занимается боевым искусством кунг-фу и достиг высокого уровня мастерства, благодаря которому в одиночку способен справиться с восемью нападающими. В качестве подтверждения Арди показал шрам у себя на спине, который получил, когда на него напали восемь бандитов. Один ударил его ножом, после чего Арди сломал руки двоим нападавшим и проломил голову третьему, а остальные разбежались. Мне нечего бояться в компании Арди, как он меня убеждал.
Однажды вечером в лагере Арди подошел со своей чашкой к нашим канистрам. У нас их всегда было две: синяя с водой, а красная с керосином для лампы. К моему ужасу, Арди налил себе из красной канистры и поднес чашку к губам. У меня на тот момент уже имелись ужасные воспоминания о том, как я сам однажды во время горной экспедиции выпил по ошибке глоток керосина, а потом весь день никак не мог откашляться, так что я крикнул Арди, чтобы он остановился. Но он сделал протестующий жест рукой и спокойно ответил: «Не волнуйся, Джаред. У меня восьмая ступень кунг-фу».
Арди объяснил, что кунг-фу дает силу, которую он и другие мастера кунг-фу проверяют, выпивая каждый месяц по чашке керосина. Человеку, который не занимается кунг-фу, от керосина стало бы, конечно, очень плохо. Например мне, Джареду, нельзя пробовать ни в коем случае. Но для него, Арди, это совершенно безопасно, поскольку он владеет кунг-фу. Он невозмутимо отправился в свою палатку распивать керосин, а на следующее утро появился, как всегда, довольный и здоровый.
Я не мог поверить, что керосин вовсе не вредит Арди. Я бы предпочел, чтобы мой товарищ нашел другие способы, менее ядовитые, периодически проверять свою готовность. Но для него и его соратников по кунг-фу это был показатель их силы и высокого уровня, которого они достигли в своем боевом искусстве. Только человек крепкого здоровья мог выдержать такое испытание. Распитие керосина подтверждает положения теории «гандикапа» в отношении злоупотребления ядовитыми веществами, и занятие это мы находим настолько же отвратительным, насколько Арди считает ужасным принятые в обществе сигареты и алкоголь.
В последнем примере я покажу еще более широкие проявления принципов этой теории, а именно, как обстояли дела в прошлом — в частности, в цивилизации майя в Центральной Америке, находившейся на этапе расцвета одно-два тысячелетия назад. То, насколько развитое общество создали майя посреди тропического леса, давно поражает археологов. Многие достижения майя, например, календарь, письменность, астрономические познания и земледельческие приемы, в настоящее время стали в той или иной степени понятны. Однако археологи очень долго не могли понять назначения тонких трубок, которые постоянно обнаруживались при раскопках поселений майя.
Назначение этих трубок сделалось понятным лишь тогда, когда обнаружили расписные вазы, на которых изображалось, как с помощью трубок ставились опьяняющие клизмы. На вазах был показан обладатель высокого положения, судя по всему жрец или наследник правителя, которому ставят церемониальную клизму в присутствии других людей. Изображения указывали, что трубка клизмы присоединялась к бурдюку с пенной жидкостью, — это мог быть, исходя из того, что мы знаем о традициях других индейских племен, алкоголь, галлюциногены или сочетание того и другого. Во многих племенах Центральной и Южной Америки индейцы прибегали к такого рода ритуальным клизмам в прошлом, на момент, когда в их краях впервые появились европейцы, а в некоторых племенах этот обычай сохраняется и по сей день. Известно, что для клизм в этих случаях применяется целый ряд веществ, от алкоголя (сброженный сок агавы или выжимка из коры деревьев) до табака, пейотля, ЛСД и галлюциногенов, получаемых из грибов. Таким образом, ритуальная клизма сходна с принятым у нас употреблением опьяняющих веществ через рот, но по целым четырем причинам применение клизмы указывает на силу употребляющего более эффективно и достоверно, чем распитие алкогольных напитков.
Во-первых, выпивать можно и в одиночку, тем самым теряя всякую возможность продемонстрировать свой высокий статус окружающим. А употребить ту же жидкость через клизму без посторонней помощи сложнее. Применение клизмы подталкивает к привлечению товарищей, и в результате автоматически создает возможности для демонстрации собственных достоинств. Во-вторых, требуется больше выносливости, чтобы справиться с действием алкоголя, поступающего не в виде напитка, а через клизму, поскольку вещество попадает прямо в кишечник и оттуда — в кровоток, не разбавляясь в желудке присутствующей там пищей. В-третьих, опьяняющие вещества, употребляемые через рот, всасываются тонким кишечником и поступают в печень, где многие яды детоксифицируются до попадания препаратов в мозг и другие чувствительные органы. А вещества, поступающие через прямую кишку в результате клизмы, не проходят через печень. Наконец, из-за тошноты дальнейшее употребление напитков может оказаться невозможно, но для клизмы это ограничение не действует. Таким образом, клизма кажется мне в большей степени демонстрирующей превосходство, чем современная реклама виски. Я рекомендую обратиться к этой идее PR-агентствам, которые стремятся заполучить в качестве клиентов какого-либо крупного производителя алкоголя.
А теперь вернемся назад и обобщим те предположения, которые я высказал о вредных привычках. Хотя частое употребление подрывающих здоровье веществ и является, возможно, особенностью исключительно человеческой, мне оно кажется частью большого ряда поведенческих паттернов, присущих животным, и, следовательно, имеющим многочисленные истоки в животном мире. Всем животным пришлось выработать сигналы, быстро передающие сообщения другим животным. Если бы применялись сигналы, доступные для приобретения или освоения любой особью, их легко было бы использовать для обмана, и доверие к ним постепенно бы утратилось. Чтобы соответствовать действительности и быть убедительным, сигнал должен гарантировать честность того, кто его подает, и поэтому должен требовать затрат, риска или обременять, чтобы его могли себе позволить только наиболее выдающиеся особи. Многие сигналы, принятые у животных, которые могли бы показаться нам невыгодными для животного, — например, смотровой прыжок у газелей, или громоздкие части тела и рискованные танцы, с помощью которых самцы привлекают самок, — в этом свете становятся понятны.
Мне кажется, что с этой позиции можно анализировать не только эволюцию человеческого искусства, о которой речь шла в девятой главе, но и злоупотребление химическими веществами, рассмотренное в данной главе. И искусство, и злоупотребление химическими препаратами являются широко распространенными человеческими особенностями, наблюдаемыми в большинстве сообществ. И то, и другое явление требует объяснений, поскольку не сразу очевидно, каким образом они способствуют нашему выживанию, обеспечиваемому естественным отбором, или как помогают находить партнеров в результате полового отбора. В девятой главе я рассказывал, что произведения искусства часто служат достоверным показателем превосходства или более высокого статуса их обладателя, поскольку для их создания требуется мастерство, а для приобретения — статус или богатство. А те люди, которых окружающие воспринимают как обладателей высокого статуса, обретают больший доступ к ресурсам и половым партнерам. В настоящей главе я рассмотрел вопрос о том, как люди стремятся обрести статус путем многих затратных форм демонстрации превосходства, не связанных с предметами искусства, и отметил, что некоторые из демонстраций (например, прыжки с башен, езда на высокой скорости и употребление вредных химических веществ) невероятно опасны. Если первый тип демонстраций показывает статус или богатство, то второй — опасные демонстрации — указывает на то, что демонстрирующий готов идти на риск и, следовательно, имеет преимущества перед остальными.
Тем не менее я не утверждаю, что эта точка зрения позволяет полностью понять смысл искусства или злоупотребления опьяняющими веществами. Как я уже отмечал в девятой главе в связи с искусством, сложные поведенческие паттерны обретают собственную жизнь, уходя далеко от первоначального предназначения (если вообще это предназначение когда-либо бывает единственным), и даже первоначально они могли нести несколько функций. Точно так же, как мотивацией для творчества в наше время является удовольствие, в намного большей степени, чем потребность в саморекламе, применение ядовитых веществ явно служит не только саморекламой. Оно помогает преодолеть скованность, утопить печали или просто получить удовольствие от приятного вкуса напитка.
Я также не отрицаю, что даже с эволюционной точки зрения существует принципиальное отличие между применением химических веществ человеком и истоками этого явления в животном мире. Смотровые прыжки, длинные хвосты и остальные прецеденты из животного мира, о которых я рассказывал, затратны для животного, но эти формы поведения сохраняются из-за того, что обеспечиваемые ими выгоды преобладают над сопутствующими издержками. Газель, совершая смотровой прыжок, теряет возможное преимущество при погоне, но выигрывает в том, что лев с меньшей вероятностью решится начать погоню. Длинный хвост у самцов мешает добывать пищу или спасаться от хищников, но невыгодная для выживания, с точки зрения естественного отбора, особенность более чем компенсируются брачными выгодами, обретаемыми за счет полового отбора. В чистом остатке получается, что такой самец передаст свои гены большему числу потомства. Эти животные черты лишь кажутся саморазрушительными; в действительности они носят характер саморекламы.
