сказав (согласно секретной стенограмме Политбюро): "Нам не нужно менять политику. Она правильная и верная. Это настоящая ленинская политика. Вам нужно, однако, ускоряться, двигаться вперед, преодолевать их и реализовывать наше сияющее будущее".
Таким образом, главным приоритетом Горбачева в первый год его пребывания у власти стало укрепление его власти и власти его "дальновидных" союзников в новом руководстве. Тесно связанной с этим была подготовка к съезду партии, который был назначен на февраль-март 1986 г. Помимо отчета ЦК Горбачева перед съездом, с 1981 г. велась работа по пересмотру программы партии, неизменной с 1961 г. и остро нуждавшейся в пересмотре. Это давало уникальную возможность определить линию партии по основным идеологическим, а также политическим направлениям на промежуточную и долгосрочную перспективу. Таким образом, Горбачев и его коллеги в новом руководстве имели возможность сформировать рамки политики на годы вперед. Помимо этих основных направлений развития на первый год вперед, все более настоятельной становилась необходимость борьбы с нарастающим социальным недомоганием, экономическим застоем и технологическим отставанием. "Ускорение", а затем и "реформирование" (перестройка, более буквально - "реструктуризация") стали ключевыми словами нового политического подхода. Таким образом, внутренние вопросы неизбежно оказались в центре внимания нового руководства.
Однако внешнюю политику нельзя было игнорировать. Во-первых, многие из основных внутренних проблем были неотделимы от внешней политики: Каковы были возможности и опасности в расширении внешнеэкономических связей? Можно ли сократить продолжающиеся большие ассигнования на военные нужды (и особенно на научно-технические таланты) с помощью контроля над вооружениями и сокращения сил, или же их необходимо увеличить, чтобы противостоять угрозе? Может ли Советский Союз сократить свои обязательства по всему миру, или ему необходимо их расширить? Эти вопросы касались советских решений о возможных инициативах, а также о реакции и ответах в условиях все более взаимозависимого мира.
В своем первом кратком заявлении о внешней политике в день своего вступления в должность новый генсек повторил привычные общие рамки советской политики: укрепление социалистического сообщества (блок, возглавляемый СССР, и Китай), поддержка освобождения народов и прогрессивного развития (в Третий мир), и мирное сосуществование и разрядка с капиталистическими державами (США, Западная Европа и Япония).
Отношения СССР с Соединенными Штатами были оперативно урегулированы обоими правительствами. Начало новых переговоров по контролю над вооружениями ранее было запланировано на 12 марта. Соединенные Штаты предложили отложить начало переговоров из уважения к кончине Черненко, но советское руководство предпочло действовать без промедления. Президент Рейган решил не присутствовать на похоронах Черненко, но вице-президент Джордж Буш и госсекретарь Шульц представили США и также встретились с Горбачевым. Белый дом также сообщил, что Буш передавал приглашение Рейгана на встречу на высшем уровне. Хотя Горбачев не принял приглашение на месте (как он сделал это с аналогичным приглашением от президента Франции Франсуа Миттерана), Буш сказал, что он надеется и что "если когда-нибудь наступит время, когда мы сможем продвинуться вперед с учетом прогресса, достигнутого за последние несколько лет, я бы сказал, что это хорошее время".28 После их возвращения госсекретарь Шульц говорил о "возможности диалога на высоком уровне" и сказал, что президент считает это "потенциально важным моментом для американо-советских отношений ".
Президент Рейган продемонстрировал свою заинтересованность во встрече на высшем уровне в серии заявлений в марте. 14 марта, еще до возвращения Буша и Шульца, он заявил, что, по его мнению, советские лидеры "по-другому настроены" в отношении контроля над вооружениями и "действительно попытаются" заключить соглашение, хотя он объяснил эту готовность эффектом наращивания американского военного потенциала, и в том же выступлении он пролоббировал идею МХ.
Выступая с речью в Квебеке, Канада, несколькими днями позже он заявил: "Мы готовы работать с Советским Союзом для более конструктивных отношений", и добавил: "Мы все хотим надеяться, что смена руководства в Москве на прошлой неделе откроет новые возможности для этого". А еще через несколько дней он сказал, что считает, что "давно пора" провести саммит двух стран для улучшения отношений.
В то же время Рейган не только подтвердил напористые американские позиции и подчеркнул необходимость оборонных усилий, особенно ракеты MX, но и вновь выдвинул обвинения в нарушении Советским Союзом политических соглашений и соглашений по контролю над вооружениями в прошлом, начиная с Ялты и Хельсинкского соглашения и заканчивая SALT II и Договором по ПРО, заявив, что "советский опыт соблюдения прошлых соглашений был плохим". И в этом же обращении в Квебеке Рейган поднял знамя свободных движений в Афганистане, Камбодже, Анголе, Эфиопии и особенно Никарагуа. "Вес мир, - сказал он, - борется за то, чтобы уйти от унылых неудач коммунистического угнетения к теплому солнечному свету подлинной демократии и прав человека".
Вскоре после этого он все же сказал в импровизированном обмене мнениями, что встреча на высшем уровне была бы подходящим временем для обсуждения "взаимных подозрений" по поводу нарушений договоров о контроле над вооружениями, и признал, что явные нарушения иногда вызваны различиями в интерпретации. Но эти более взвешенные комментарии по вопросу о соблюдении контроля над вооружениями даже не были официально опубликованы, и в любом случае они появились слишком поздно, чтобы снять остроту с его резких публичных обвинений в Квебеке. "Правда" незамедлительно спросила: "Зачем президенту Соединенных Штатов понадобилось повторять такие злобные и абсолютно беспочвенные антисоветские измышления именно в этот момент? Ответ прост. Заявление американского президента - не просто беспричинный эмоциональный выпад, а продуманный ход, направленный на то, чтобы вызвать определенную политическую реакцию: например, бросить тень на ход женевских переговоров, заранее "обосновать" твердость позиции США, особенно в вопросе "о мире". Например, бросить тень на женевские переговоры и заранее "оправдать" твердость позиции США, рассчитанных на милитаризацию космоса; препятствовать достижению любых соглашений с Советским Союзом, которые могли бы улучшить международную атмосферу и послужить уменьшению ядерной угрозы; вдохнуть новую жизнь во враждебные Советскому Союзу круги; и, наконец, но не в последнюю очередь, подавить надежды как в Соединенных Штатах, так и во всем мире на нормализацию советско-американских отношений".
Тем не менее, на первом же заседании Политбюро после вступления Горбачева в должность, состоявшемся 21 марта, было заявлено о готовности СССР к разрядке в отношениях с западными странами, включая США. В тот же день министр иностранных дел Громыко принял американского посла Артура Хартмана, а советская торговая делегация прибыла в США. 24 марта Горбачев написал первое из многих частных писем президенту Рейгану, выразив заинтересованность во встрече на высшем уровне.
В этот момент произошел трагический инцидент, который привел к новому напряжению в американо-советских отношениях. 24 марта майор Артур Д. Николсон-младший, член Миссии военной связи США в Восточной
