Несколько мгновений Марина непонимающе глядела на взволнованное лицо Джессики, а потом издала хриплый смешок:
– Да ведь это же чепуха! Я ему сама рассказала про этот мак, но лишь для того…
– Ты?! – воскликнула Джессика, отшатываясь. – Зачем?
– Ну, я хотела, чтобы он помешал Агнесс ходить ночью по замку. Я как-то раз увидела ее и до смерти перепугалась: думала, что это привидение. Ну и…
Марине показалось, что она отовралась очень убедительно, однако глаза Джессики стали как лед:
– А позволь спросить, что ты сама делала по ночам в коридоре? Возвращалась от Десмонда, но столкнулась с Агнесс, которая спешила в ту же постель? То есть вы просто не поделили любовника, и ты за это отдала бедную девушку Сименсу на расправу?
Все это было правдой, правдой, и Марина знала, что, если бы она даже захотела соврать, язык не повернется.
– Я просто хотела, чтобы он ее остановил, – шепнула она, смахивая слезы стыда. – Откуда мне было знать, что он поверит в мои сказки?
– А он, наверное, и не поверил, – кивнула Джессика. – Все эти жабы, скачущие на черных котах, просеивание лунных лучей сквозь решето, разная прочая чушь, которую болтают служанки, – это не произвело на него особого впечатления. И тогда… о господи, ну почему я была вчера так слепа! – со стенанием в голосе вдруг выкрикнула она. – Сразу же было видно, что тебе ничуть не страшно, а это значило, что ты сама подстроила все это!
Марина помотала головой. Ее словно паутиной опутало! Она вдруг перестала что-либо понимать.
– Погоди, – сказала она, недоумевающе улыбаясь. – Это ты о чем? Что я, по-твоему, подстроила?
– Что? – сквозь слезы усмехнулась Джессика. – А ты не догадываешься?
– Нет…
– Не ври! Не ври! Мне еще вчера показалось странным, что ты не очень испугалась куклы, а сегодня я понимаю почему. Ведь ты ее сама сделала! Сама туда спрятала! И я, как дурочка, здорово подыграла тебе, когда ее нашла!
– Нет! – отчаянно закричала Марина. – Я не делала, не делала этого!
Джессика с такой силой вцепилась в ее руку, что у Марины даже дыхание перехватило от боли.
– Молчи! – прошипела она. – Не то они заметят нас, схватят и убьют – после того, как разделаются с Агнесс!
Марина проследила за взглядом ее глаз, до краев наполненных ужасом, и содрогнулась, увидев, что, пока они спорили, страшное действо на берегу неостановимо развивалось.
Мужчины в белых балахонах спешились и сняли с черного коня Агнесс, которая, не издавая ни звука – рот у нее был по-прежнему завязан, – попыталась вырваться из сильных рук, тянущих ее к воде.
– Мы должны спасти ее, – воскликнула Марина. – Я скажу, что сама во всем виновата, они отпустят ее…
– И утопят тебя, – закончила Джессика. – Ты и одета подходяще для ведьмы: в черном платье, на темном коне. Все так, как в их гимнах:
Черна твоя лошадь,Черен твой плащ,Черно твое лицо,Черен ты сам.Да, черен ты весь!
Ты и себя погубишь, и Агнесс не спасешь.
Марина поглядела в ее тоскливые глаза, потом перевела взгляд на бьющуюся Агнесс, которую доволокли уже почти до самой воды, – и страх оледенил ее сердце. Но было что-то превыше страха, нечто неопределимое простыми словами – гордость? злость? – и это заставило ее быстро шепнуть Джессике:
– Скачи за подмогой. Приведи Десмонда, Джаспера, кого угодно! А я задержу их. Они не посмеют убить меня!
Джессика смотрела непонимающе, и тогда Марина, сорвав перчатку, свистнула в два пальца – и оба коня взвились на дыбы, словно поняв ее приказ. Они запрядали ушами, заржали, а потом ринулись в разные стороны, как стрелы, выпущенные из луков.
Рыжая лошадка Джессики поскакала по тропе, ведущей к замку, а гнедой Марины понесся к реке.
Веткой с нее сорвало шляпу, туго закрученная коса больно стукнула по спине, но Марина едва ли заметила это: конь во весь опор промчался с обрыва, чудом не выбросив ее из седла и не сломав себе ноги, и стал, весь дрожа от напряжения, между рекой и мужчинами в белом, которые подтащили черное тело к самой воде, и его уже лизали волны.
Марина соскочила наземь и, путаясь в дурацком хвосте амазонки, кинулась к Агнесс, лежавшей лицом вниз. Сорвав другую перчатку, вмиг развязала узел на ее затылке и, рывком приподняв, посадила, чтобы та могла вздохнуть.
Лицо Агнесс было сплошь залеплено песком, и Марина, смахнув желто-серую массу, едва не зарыдала, увидев, как безобразно исцарапано и избито это хорошенькое, смуглое личико, которое она когда-то люто ненавидела, а сейчас с трудом могла вспомнить – за что.
Агнесс была в обмороке. Голова ее тяжело упала на плечо Марины, и она даже не вздрогнула, когда Марина закричала что было силы:
– Остановитесь! Не троньте ее!
После мгновенного замешательства вперед шагнул высокий мужчина, и, хотя лицо его было закрыто, по голосу, властному, твердому, Марина сразу узнала Сименса:
– Прошу вас удалиться, миледи. Мы все сделаем сами.
– Ничего вы ей не сделаете, – яростно выдохнула Марина. – Только развяжете руки и отпустите.
– Она ведьма, миледи, – качнул капюшоном Сименс. – Вы это и сами знаете.
– Ничего я не знаю! – вскричала Марина. – Я просто наговорила вам, что в голову взбрело, а вы и поверили! Все это сущая чепуха – и про мак, и про жабу, и куклу… куклу я тоже сделала сама! – выкрикнула она, с радостью обвинив себя в том, что только что, высказанное Джессикой, показалось ей чудовищно оскорбительным.
Белые балахоны, окружавшие Сименса, взволнованно заколыхались, подались было к Марине, однако предводитель остановил их одним мановением руки.
– Вы лжете сейчас, миледи, и сами знаете, что лжете, – сказал он терпеливо и даже печально. – Жаба, кукла – это одно, это лишь подозрения, но как быть вот с этим доказательством?
Эффектным движением он выхватил из-под плаща какой-то предмет. Это была туфля: изящная кожаная туфелька со сбившимся каблучком.
– Все было так, как вы говорили, миледи! – провозгласил Сименс. – Ведьму никто не видел, но один след она все-таки оставила на рассыпанном маке. След вот этой туфли! – И он торжествующе воздел сие страшное и глупое доказательство в воздух, после чего вся белая братия тоже воздела руки.
«Она слишком изящна для горничной, – подумала озабоченно Марина как о чем-то существенно важном, – эту туфельку не постеснялась бы носить и леди. Откуда у нее могли быть такие туфли? Ну конечно, Десмонд подарил!»
Эта мысль вызвала в сердце лишь слабый отзвук прежней ревности, и Марина, встрепенувшись, воскликнула:
– Если у вас нет жалости, побойтесь хотя бы сэра Десмонда! Он не простит вам, если вы убьете Агнесс!
– Когда бог наделяет нас своим божественным прозрением, никто не смеет становиться на нашем пути, лорд он или простой крестьянин, – высокомерно усмехнулся Сименс. – Отойдите, миледи!
