— Почти. Я — графиня де Селонже, и монсеньор Рене очень хорошо знает моего мужа. Впрочем, и меня тоже, но я не собираюсь надоедать ему, а хочу просто помолиться на могиле.
— Где вы намереваетесь остановиться? — продолжал расспросы стражник.
— Пока не знаю. Сразу после войны здесь не оставалось ни одного трактира, но теперь, наверное, какой-нибудь открылся?
— Да. Но если вы жили в городе после осады, вы должны кого-то знать?
Этот допрос начал раздражать Фьору, которая сильно устала в дороге. Тем более что за это время она успела заметить, что в город пропустили нескольких всадников, которые, по всем приметам, проделали долгий путь, но их никто ни о чем не спрашивал.
— Что означают эти вопросы? — надменно спросила Фьора. — Пошлите кого-нибудь из стражников во дворец и узнайте, могу ли я проехать в монастырь Святого Георгия? Свое имя я вам назвала: считайте, что это большая любезность с моей стороны.
— Дело в том, что вы говорите странные вещи. Вы похожи на юношу, а называете себя…
— Графиня де Селонже. Я путешествую в таком платье, потому что так удобнее, но если вы мне не верите…
Фьора сняла с головы шляпу, и ей на плечи упали густые блестящие волосы.
— Вам этого достаточно? — спросила Фьора. — Немного найдется мужчин с такими длинными волосами.
— Верно, — кивнул солдат, — но все это очень странно.
Женщина, переодетая в мужчину! Виданное ли это дело?
— Это происходит чаще, чем вы думаете. Вы разве никогда не слышали про Орлеанскую Деву? Ее не так часто видели в юбках!
— Это правда! — ответил стражник, которому, должно быть, нравился такой разговор. — Но она-то воевала, а вы вполне можете быть шпионкой!
— Так мы никогда не закончим, — шепнул ей Флоран, которому тоже не терпелось оказаться в городе.
Фьора не собиралась поддаваться этому солдафону. Войдя в кордегардию, она нашла бумагу и перо и, положив все это перед собой, села верхом на табурет и написала на листе несколько строк, поставив внизу свою подпись, а затем передала бумагу стоящему рядом стражнику.
— Не окажете ли вы мне любезность, — сказала она, — отнести это письмо во дворец, который находится совсем рядом?
Я это знаю, потому что там жила. А ответ я подожду здесь.
Стражник нерешительно крутил письмо в руке, когда в помещение вошел мужчина, уже довольно пожилой, но элегантно одетый в костюм из тонкого сукна красного цвета и небрежно наброшенный поверх этого костюма плащ.
— Сержант Гаше, — резко сказал он, — я пришел вас предупредить, что ожидаю прибытия груза пряностей, который я заказал на равных паях с мессиром Жербевилле, лотарингским бальи, и надеюсь, что вы не будете чинить мне препятствия, как это было в прошлый раз, когда я провозил муку.
— Конечно, мессир Маркез, конечно! — стал уверять сержант, и если бы не металлические доспехи, то он бы сложился в поклоне пополам. — Вы должны знать, что я вам искренне предан и всегда рад служить!
Но торговец не слушал его. Он вглядывался в сидящего перед ним красивого молодого человека, и улыбка появилась на его лице, изрезанном мелкими морщинками. Протянув руки в дружеском приветствии, он направился к сидящему.
— Донна Фьора! Ведь это вы, я не ошибся? — воскликнул торговец.
— Конечно, я, мессир Маркез! — ответила она, приветливо улыбаясь. — Я так рада видеть вас!
— Надеюсь, что вы остановитесь у нас?
— Я бы не осмелилась. В прошлый раз я доставила вам столько хлопот, вам и вашей супруге!
Именно в дом Маркеза и его жены перенесли тогда раненую Фьору, после дуэли между Кампобассо и де Селонже. Там ее приняли со всем возможным вниманием и гостеприимством, и именно в их доме спустя год она провела те три дня вместе с Филиппом де Селонже, которые навечно остались в ее памяти.
В те дни Маркез дал приют в своем доме останкам наполовину объеденного волками Карла Смелого, найденного на льду озера.
— Только не говорите этого при Николь! — воскликнул тот. — Безо всяких разговоров я беру вас с собой! Не забудьте о моем грузе, сержант!
— Слушаюсь, мессир Маркез! Все будет сделано!
Скоро Фьора, поддерживаемая под руку своим старым Другом, вместе с Флораном, который вел на поводу лошадей, поднимались вверх по Новой улице. Она предпочла бы появиться в этом городе незамеченной, но встреча с Маркезом пришлась как нельзя более кстати после того, как она узнала о том, что герцога Рене в городе нет. Ее письмо не нашло адресата, и тогда неизвестно чем бы кончилось ее разбирательство с сержантом Гаше.
Дом Маркезов почти не пострадал от войны, и вид его пробудил во Фьоре множество отрадных и горьких воспоминаний.
Она сама не могла толком разобраться, какие же из них были для нее важнее. В этом доме она лежала с глубокой раной на плече, но здесь же она после долгой разлуки встретилась с Леонардой, которая прошла огни и воды, чтобы увидеть свою любимицу. Здесь она провела радостные дни встречи с Филиппом, но в этом же доме случился и разрыв с ним, в котором Фьора не переставала себя упрекать, считая свой поступок самой большой из всех ошибок.
Николь Маркез приняла ее так, как будто они расстались только вчера. Эта крупная и обычно довольно сдержанная в своих чувствах женщина обняла ее как родную сестру, и Фьора поняла, что ее действительно рады видеть. Но когда хозяйка открыла дверь в ту комнату, откуда она ранним январским утром, завернувшись в покрывало, гордо, как королева, ушла, Фьора не выдержала и разрыдалась.
В недоумении Николь Маркез обняла ее за плечи.
— Простите! — прошептала она. — Я отведу вас в другую комнату!
— Нет, нет… умоляю вас… Не обращайте внимания, — Фьора вытерла слезы. — Это ничего… Мне необходимо возвратиться в прошлое, даже если это так тяжело! Ведь меня привело сюда именно паломничество в прошлое!
— Я никогда не поверю, что и вас привело сюда желание поклониться праху покойного герцога Карла! — покачала головой Николь.
— Да, это не совсем так. Вы не помните молодого Баттисту Колонна, которому поручили меня охранять?
— И который так вас полюбил? Я его хорошо помню. Он и не уезжал из нашего города, а ушел в монастырь Пресвятой Богородицы.
— Он уже успел дать обет? — спросила Фьора.
— Трудно сказать, что на самом деле происходит в монастыре бенедиктинцев, но, судя по всему, нет. Сейчас, безусловно, монахов гораздо меньше, чем до войны, но если этот мальчик дал обеты, от которых уже нельзя отказаться, то тогда ему было бы невозможно покинуть стены монастыря. Однако он каждое утро приходит сюда молиться вместе с несколькими монахами и следит за могилой Карла Смелого. Священники церкви делать этого не хотят и ужасно довольны, что могут переложить такой тяжелый труд на кого-то другого. Если желаете, то можете пойти взглянуть на него во время утренней мессы. Вы его точно там увидите.
