Он неохотно последовал за Рене в дом.
— Мамы нет, — сказала Рене, закрывая дверь. — Она на выходные уехала из города.
— Ты и Зак здесь одни?
— Да, — послышался голос Зака.
Брайен взглянул на верх лестницы. Его сын смотрел на него сверху, одетый только в джинсы.
— Упакуйте сумки. Вы едете ко мне.
— Нет, — сказал Зак, расставив ноги в воинственной позе.
Брайен ступил на нижнюю ступеньку, ухватившись за перила.
— Я не хочу, чтобы вы оставались здесь одни.
— В этом нет ничего страшного, — заметила Рене. Она стояла, прислонившись к входной двери, глядя то на брата, то на отца.
— Правильно, — сказал Зак. — Мама доверяет нам.
— Причем здесь доверие, — резко сказал Брайен. — Вы еще дети.
— Мы достаточно взрослые, чтобы набрать девять одиннадцать. Мы уже давно заботимся о себе сами. С тех пор, как… — Зак запнулся.
— С тех пор, как что? — спросил Брайен. Зак только посмотрел на него, сжав губы.
— С тех пор, как ты ушел от нас, — закончила Рене.
Брайен был ошеломлен.
— Я ушел не от вас. Я ушел от вашей матери.
— И от нас. Я просил тебя не уходить, — тупо сказал Зак.
Брайен сел на ступеньки, чтобы не упасть, когда он вспомнил день своего ухода. Рене плакала, просила его не уходить. Лицо двенадцатилетнего ребенка, искаженное горем, мелькнуло перед ним. Ему стало нехорошо.
И Зак. В свои четырнадцать лет, он только просил Брайена, сдерживая свои эмоции: «Пожалуйста, останься». Но боль в лице сына переворачивала ему все нутро. Воспоминания были так мучительны, что ему впору только встать на колени.
Брайен вспомнил Ронду и их последнюю ночь вместе. Ночь, когда она попросила его уйти. Ночь, когда она попросила развода. Она тогда сказала: «Теперь я — вице-президент и могу сама позаботиться о себе и о детях. Ты мне не нужен».
Он взглянул на Зака, все еще стоящего на верху лестницы, потом на Рене, которая осторожно наблюдала за ним, стоя у входной двери. Они уже не маленькие дети. Они были достаточно взрослыми, чтобы одним оставаться дома или водить машину. Они были достаточно взрослыми, чтобы перестать делать из него дурака. Он не идеальный отец, но их мать тоже не идеальная. Да и они тоже. Пора вину разделить поровну.
— Да, я должен был остаться. Но тогда ушла бы ваша мать. Скажите мне вот что. Если бы получилось так, вы ушли бы с ней? — спросил он, глядя сначала на Зака, потом на Рене. — Выражение их лиц дало ему ответ. Он продолжал: — Вы отказались бы от меня.
— Нет, — одновременно ответили Зак и Рене.
— Звучит неискренне.
— Ты знаешь, что это неправда, — сказал Зак строго.
— Мы приезжали к тебе в выходные дни, — добавила Рене.
— Только, когда у вас не было выбора, — тихо сказал Брайен.
— С каких это пор у нас появилось право что-то выбирать? — парировал Зак. — Ты и мама решили все за нас.
— О чем мы здесь говорим, Зак?
— Ты убежал, — крикнул Зак. — Ты даже не поговорил с нами. Тебе и маме было все равно, чего мы хотели.
— Да, Зак, но это был наш брак, а не ваш.
— Ты не спрашивал! — опять крикнул Зак.
Брайен увидел, как конвульсивно сжимается горло у Зака, словно он старается подавить слезы. Руки его были сжаты в кулаки, как будто он был готов отстаивать правду.
Покачав головой, Брайен встал на ноги.
— Я считал… — Слова застряли у него в горле, почти задушив его. Правда. Брайен опустил голову под этим ударом. Правда состояла в том, что он слишком много брал на себя. Может быть, тогда он был прав, но все же он должен был спросить. Он должен был все объяснить детям. Брайен глубоко вздохнул. — О'кей. Я считал, что вы захотите остаться с матерью, что с ней вам будет лучше. Я считал, что вы были слишком малы, чтобы понять. Позднее, когда вы перестали ездить ко мне на выходные дни, я считал, что я был прав. Я ошибся.
— Папа, — сказала Рене, переводя взгляд с отца на Зака. — Мы все равно остались бы здесь.
Брайен улыбнулся Рене, тронутый тем, что она хочет сгладить остроту ситуации, что для нее было важно, чтобы он почувствовал себя лучше.
— Но ведь дело не в этом, да? Я должен был спросить, — сказал он, глядя на Зака. — Что ты сказал бы, Зак, если бы я спросил?
Зак открыл было рот, но потом закрыл и отвел взгляд. Голос его прозвучал на низкой и хриплой ноте.
— Я бы сказал, что не хотел жить ни с тобой, ни с ней. Я бы сказал тебе, чтобы вы остались вместе. Но вам было все равно, что я хотел. Ты и мама…
— Да. Я и мама, именно. Брака больше не было. И уже в течение нескольких лет. Мы были несчастны. Я не думаю, что вы настолько эгоистичны, что хотели бы, чтобы я остался, несмотря на то, что ваша мать хотела, чтобы я ушел.
— Ты мог попытаться, — пробормотал Зак.
— Мы все устали пытаться.
Брайен схватился за перила и поднял ногу на следующую ступеньку. Тело его вдруг стало тяжелым, потому что мысли его вернулись в прошлое. Он теперь прекрасно знал, когда все пошло не так. Внутри у него что-то шевельнулось, словно он перераспределил чувство вины.
— Я понимаю, Зак, ты меня подверг наказанию за наш развод. Теперь мне интересно знать, каким образом ты наказываешь свою мать. — Плотно сжав губы, Зак смотрел на него сверху вниз. — Ладно. Могу догадаться. Ты ничего сам не решаешь, ты тоже ни о чем ее не просишь. Тебя интересует только то, что ты хочешь, что ты чувствуешь… именно то, в чем ты обвиняешь свою мать и меня.
Зак побледнел и нервно сглотнул.
— Что ты ожидал? — спросил он с вызывающим видом, но его слабый голос не подкрепил его вызова.
— Ничего… больше, — сказал Брайен. — Теперь, Зак, я предоставляю тебе право выбора. Тебе решать.
И направился к двери. Рене догнала его на полпути к машине.
— Я умираю с голоду, — сказала она, словно ничего не случилось.
Самое последнее, что он хотел — это еда, но в Рене чувствовалась какая-то настороженность, которая удерживала его от отказа. Он понял, что она ждет, что он откажется.
— Бисквиты с сосисками? — предложил он, усмехнувшись. При воспоминании о них у него свело желудок.
— Ага! — она улыбнулась ему.
Брайен открыл для Рене дверцу машины и ждал, пока она сядет.
— Папа? — улыбка исчезла, она стала смотреть в ветровое стекло. — Извини.
Он захлопнул дверцу, положил локоть на открытое окно.
— За что?
— Я не знаю. Просто извини… за все. Ему тоже захотелось извиниться. Наступило время извиняться направо и налево.
Брайен протянул руку и поймал ее отделившийся локон. Он завился вокруг его пальца, мягкий и теплый. Это напоминало ему, как она обнимала его, когда была маленькой. Нехотя он отпустил локон и сел прямо.
