мы превратились в идею, на которой люди зациклились? Тут, на этой дороге, живет некто Симмонс Уайт. Так вот он понял, что если у него не будет руки, то он будет получать пенсию по инвалидности, и он одолжил у соседа бензопилу и попытался отпилить себе руку. Когда дочка попыталась его остановить, он искромсал ее в куски и то же самое решил проделать со своей женой. Знаешь, за сколько я смогла купить эту пилу? Долларов за восемьдесят. А кувалду, которая принадлежала семье Хансена? Того, который убил бойфренда Мэрилин? Ее продали пять лет назад за четырнадцать тысяч. А в чем разница?
– Крисси, я устаю от этого, – говорю я.
– Нет, – возражает она. – Ты должна понять. Наши смерти значат больше. Они крупнее. Они символичнее. Они имеют резонанс. Ты никогда не спрашивала себя почему?
Она выскальзывает за дверь и ведет меня по сумеречному коридору. Пустые дверные проемы зарятся на нас своей чернотой, а коридор поворачивает в углах дома. Сверху доносится пощелкивание остывающего металла – это дневное тепло выходит из крыши листовой жести.
Я следом за Крисси вхожу в еще один темный альков, слышу щелчок выключателя, и передо мной материализуется женщина – она плавает в воздухе. Мои внутренности сжимаются на шесть дюймов в сторону позвоночника, и я почти готова последовать за ними, когда вижу громадное, мешковатое белое платье, висящее в воздухе.
– Это платье принадлежало Мэрилин, – говорит Крисси. – Это платье было на ней на балу дебютанток в семьдесят восьмом году.
Платье подвешено на нескольких десятках отрезков рыболовных лесок, которые придают ему форму и объем. Впечатление такое, будто внутри находится невидимая Мэрилин.
– Он лежало в летнем доме ее родителей на Мексиканском заливе, – говорит Крисси. – Я его увидела по телевизору и не могла не купить. Я заплатила их экономке почти восемьсот долларов за это платье. Иногда я захожу сюда и общаюсь с ней.
На стенах тут самые разные экспонаты – корсажи, бокалы для шампанского с шелушащимися следами помады на кромках. Я вижу фотографию в рамочке всех дебютантов того года, в середине Мэрилин, она вся светится, изо всех сил старается выглядеть так, будто она не видела двумя месяцами ранее смерть своих друзей. А над всем этим, высоко на стене, на почетном месте висит покрытая грязью кувалда.
– Это… – начинаю я.
– Из этой комнаты я ничего не собираюсь продавать, – говорит Крисси, обрывая меня на полуслове. – Так что я не хочу останавливаться на том, как все эти вещи оказались здесь.
– Ты и в самом деле ку-ку, – говорю я.
– Крисси Ку-ку, – говорит она. – Так меня называли в школе. Но то было до встречи выпускников. После той встречи я стала героиней, выжившей, жертвой. После встречи я была всем, что им требовалось от меня, и всем, что их пугало во мне, и все это в одном.
– Крисси, – говорю я. – Я хочу посмотреть эти письма.
– Всему свое время, – говорит она. – Но, Линнетт, что происходит, когда остаются только последняя девушка и монстр? Она усмиряет его, как девственница – единорога. Единорог дик и свиреп, но, увидев девственницу, он кладет голову ей на колени и успокаивается. Последняя девушка и монстр – два лика одного человека. Подумай об этом. Один быстро бежит и кричит, он изобретательный и сражается за своих друзей. Другой – медлительный, неумолимый, безмолвный, он убивает, и он один.
– А потом – в задницу его, – говорю я. – Он отправляется в тюрьму. Или его убивают. Так что женщины побеждают. Потрясающе.
– Нет, – говорит она. – Такого никогда не происходит. Разве ты не знаешь собственную историю? Он возвращается. И в конце концов она его убивает. И в этот момент его жизненный цикл завершен. Она освобождает его и этим своим действием освобождает себя. Она инь к его ян. Неужели ты не понимаешь?
Она выключает свет, и я следом за ней спешу вернуться в коридор, потому что не хочу оставаться с этим летучим белым платьем. Мы уходим еще глубже в темный лабиринт, она включает в фонарик, чтобы мы не врезались в стену.
– А это я хочу показать тебе очень быстро, – говорит она. – Я думаю, тебе трудно будет оставаться внутри долгое время, но эта вещь такая поразительная.
Она распахивает дверь из сетки-рабицы и включает свет. Мы вдвоем стоим на пороге, и я вижу ужас перед собой. Мне хочется кричать.
– Это комната Хизер, – говорит она, сияя. – Я пригласила Короля Мечты, и он все сам сделал. Мне пришлось распродать все мои сувениры, чтобы оплатить его услуги, но я думаю, оно того стоило.
Мой мозг не может объять то, что я вижу.
– Как… – начинаю я.
– Король Мечты проходит куда хочет, – говорит она. – В конечном счете они поймут, что человек, который отбывает по приговору свой срок в тюрьме, не имел никакого отношения к тому, что случилось на самом деле. Но он слуга Короля, и он никогда не скажет. Король Мечты очень осторожен в том, как он кормится сегодня. Это поразительно, правда?
Мой разум пытается разобрать на части ревущее безумие в этой комнате, и если бы Хизер была сейчас здесь, я бы простила ее за предательство по отношению ко мне. Я бы простила ее за предательство по отношению ко всем. На самом деле все гораздо хуже, чем она когда-либо говорила.
– Ты не особо погружайся в это, – говорит мне Крисси. – У нас впереди еще много интересного.
Она выключает свет и закрывает вход, и я спешу прочь из этой комнаты.
– Будь сильной, Линн, – говорит она.
Она подхватывает меня под локоток и ведет за угол по коридору в другую комнату, резкий флуоресцирующий свет бьет мне в глаза.
– Это твоя комната, – с энтузиазмом говорит она. – Я все время думаю о тебе.
Комната абсолютно пуста, одни лишь модульные стены и черный занавес на двери. Пол – голый бетон, в центре потолка флуоресцентный светильник, чуть мигающий, отчего у меня начинают болеть глаза.
– Ты еще не начала свое путешествие, – говорит она. – Но потенциал у тебя огромный. Я с радостью предвкушаю, как мы будем вместе наполнять эту комнату.
Она выключает свет и ведет меня в другую комнату. Когда в следующей комнате загорается свет, я вижу, что стены здесь находятся очень далеко от меня, а я оказалась в окружении людей. Я оглядываю их, и они поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, потом подаются назад и поднимают свои пистолеты калибра 22.
– Это особая комната Джулии, – говорит Крисси. – Здесь все устроено с помощью зеркал.