сам. – Ох. Не он. Один из его родственников.
Болбай кивнула, всё так же глядя в сторону.
– Его брат напал на кого-то, и его приговорили к стерилизации вместе с…
– Вместе со всеми, у кого хотя бы половина его генов, – договорил Адекор за неё.
– Он ничего не сделал, мой Пелбон, – сказала Болбай. – Он не тронул никого и пальцем, но был наказан. Я была наказана. Но ты! Ты чуть не убил человека, и тебе это сошло с рук! Нужно было кастрировать тебя, а не моего бедного Пелбона!
– Даклар. Прости. Мне так жаль…
– Уходи, – твёрдо сказала Болбай. – Оставь меня в покое.
– Я…
– Убирайся!
Глава 38
Понтер доел свой гамбургер и по очереди посмотрел на Луизу, Рубена и Мэри.
– Не подумайте, что я жалуюсь, – сказал он, – но мне начинает надоедать это животное – корова, так вы его называете? Мы не могли бы попросить, чтобы вечером нам принесли какого-нибудь другого мяса?
– Например? – спросил Рубен.
– Да что угодно. Хотя бы мамонта.
– Что? – воскликнул Рубен.
– Мамонта? – потрясённо повторила Мэри.
– Хак что-то неправильно перевела? – забеспокоился Понтер. – Мамонт. Такой северный волосатый слон.
– Да-да-да, – сказала Мэри. – Мы знаем, кто такие мамонты, но…
– Но что? – спросил Понтер, удивлённо приподняв бровь.
– Но, видите ли, они, так сказать… в общем, они вымерли, – промолвила Мэри.
– Вымерли? – удивился Понтер. – Да, я действительно ни одного здесь не видел, но посчитал, что они не любят подходить к таким большим городам.
– Нет-нет, они вымерли, – сказала Луиза. – Во всём мире. Вымерли тысячи лет назад.
– Почему? – спросил Понтер. – Какая-то эпидемия?
Повисла неловкая тишина. Мэри медленно выдохнула, пытаясь решить, как объяснить это потактичнее.
– Нет, не эпидемия, – ответила она, наконец. – На самом деле это мы… – наши предки, люди нашего вида – истребили их.
Понтер округлил глаза.
– Что сделали?
Мэри стало тошно; она не думала, что некоторые «достижения» её цивилизации выплывут на поверхность так быстро.
– Мы убивали их для еды, и… в общем, убивали до тех пор, пока их не осталось совсем.
– О, – тихо вздохнул Понтер. Он посмотрел в окно, на просторный задний двор Рубенова дома. – Мне нравятся мамонты. Не только их мясо, хоть оно и очень вкусное, но как животные, как часть ландшафта. Неподалёку от моего дома живёт небольшое стадо. Мне всегда было радостно их видеть.
– У нас есть их скелеты, – сказала Мэри, – и бивни, а в Сибири иногда находят целые замёрзшие туши, но…
– Всех. – Понтер печально качал головой. – Вы убили их всех…
Мэри была готова возразить «Не я лично», но это было бы неискренне; кровь мамонтов действительно пятнала честь её расы. Но хоть как-то возразить всё же хотелось и поэтому она сказала:
– Это было очень давно.
Понтер выглядел кисло.
– Я даже боюсь спрашивать, но в моём мире в окрестностях того места, где я живу, водятся и другие крупные животные. Опять же, я считал, что они просто избегают больших городов, но…
Рубен качнул своей бритой головой.
– Нет, Понтер, не поэтому.
Мэри на секунду зажмурилась.
– Мне очень жаль, Понтер. Мы уничтожили почти всю мегафауну – и здесь, и в Европе, и в Австралии, – она ощутила, как желудок завязывается узлом, – и в Новой Зеландии, и в Южной Америке. Единственный континент, где всё ещё много по-настоящему крупных животных, – это Африка, но и там большинство из них в зоне риска.
Би-ип.
– На грани вымирания, – пояснила Луиза.
– Вы же сказали, что это было очень давно. – В голосе Понтера слышался упрёк.
Мэри опустила взгляд на свою пустую тарелку.
– Мы перестали убивать мамонтов очень давно, потому что мамонтов не стало. И мы перестали убивать большерогих оленей, и больших кошек Северной Америки, и шерстистых носорогов, и многих других, потому что истребили их всех.
– Истребить весь вид до последней особи. – Понтер качал головой.
– Мы многому научились с тех пор, – сказала Мэри. – У нас есть программы защиты исчезающих видов, и мы добились некоторых успехов. Американские журавли почти вымерли, и белоголовые орланы, и бизоны. Теперь они вернулись.
– Потому что вы перестали истреблять их, – холодно отрезал Понтер.
Мэри хотела было возразить, что причина не всегда была в охоте; чаще это было уничтожение человеком естественной среды обитания этих видов. Но какая, в сущности, разница.
– Какие… какие ещё виды вымирают? – спросил Понтер.
Мэри пожала плечами.
– Многие виды птиц. Гигантские черепахи. Панды. Кашалоты. Шим…
– Шим? – переспросил Понтер. – Что это? – Он наклонил голову: видимо, Хак высказывала свои догадки о том, какое слово хотела произнести Мэри. – О нет. Нет! Шимпанзе? Но… но это же наши родичи. Вы охотитесь и на них?
Мэри внезапно почувствовала себя крошечной и слабой. Как она могла ему сказать, что шимпанзе убивали ради еды, а горилл – чтобы делать из их рук экзотические пепельницы?
– Они бесценны, – продолжал Понтер. – Вы, как генетик, наверняка это понимаете. Они – ближайшие наши ныне живущие родственники; мы можем многое узнать о нас самих, изучая их ДНК и поведение в естественных условиях.
– Я знаю, – тихо сказала Мэри. – Я знаю.
Понтер посмотрел на Рубена, потом на Луизу, потом на Мэри, оценивающе, словно увидев их – по-настоящему увидев – в первый раз.
– Вы убиваете без меры. Уничтожаете целые виды. Вы даже убиваете других приматов. – Он замолк и снова по очереди оглядел их, будто давая шанс предупредить то, что он собирался высказать, предложить логичное объяснение, смягчающее обстоятельство. Но Мэри молчала, и все молчали, так что Понтер продолжил: – И мой вид тоже исчез из этого мира.
– Да, – сказала Мэри очень тихо. Она знала, как это произошло. Хотя не все палеоантропологи поддерживали эту теорию, многие считали, что где-то между сорока и двадцатью семью тысячами лет назад Homo sapiens – анатомически современные люди – совершили геноцид, первый в ряду многих, намеренных или случайных, которые им предстояло совершить в будущем. Люди очистили планету от единственного, кроме них, представителя рода Homo, другого, менее воинственного вида, который, возможно, гораздо лучше соответствовал бы двойному значению слова «человечный».
– Вы убили нас? – спросил Понтер.
– Это очень спорная проблема, – ответила Мэри. – Среди учёных по этому поводу нет согласия.
– Но как вы думаете, что произошло? – спросил Понтер, уперев в Мэри взгляд своих золотистых глаз.
Мэри сделала глубокий вдох.
– Я… да, я думаю, что именно это и произошло.
– Вы истребили нас, – сказал Понтер; и его голос, и тональность воспроизведённого Хак перевода свидетельствовали о глубоком душевном потрясении.
Мэри кивнула.
– Мне жаль. Правда. Это случилось невероятно давно. Мы тогда были дикарями. Мы…
И в
