Ивану и самому было жалко Фергуса, хотя это чувство сильно разбавлялось невозможностью поверить и осознать случившееся. Только-только Войл с важным видом проходил мимо, с красными от недосыпа глазами и обеспокоенный различными хлопотами, а теперь его остывшее тело лежит в земле. Будто кто-то невидимый решил, что тот свет, который Фергус давал миру, больше не нужен. Щелк, и переключил тумблер.
И ведь не сказать, что Туров не видел до сих пор смертей. Видел, достаточно. И многим сам был причиной. Никто не скажет, что они ему дались легко. Но вот именно та нелепость, при которой погибли два человека — за что умерли, почему? — наводила на философские размышления. Ивана охватил мерный поглощающий сплин, выбираться из которого ему не хотелось.
Он некоторое время бродил вокруг, пока случайно не приткнулся к Руслану, сидевшему в таком же грустном молчании рядом с Романом Валерьевичем. Почему-то с ними Иван почувствовал себя легче, будто они испытывали сейчас то же самое, а может и по другой причине — ни Меренков, ни Яникеев не перешептывались о случившемся, опасаясь вдруг повысить голос.
— Значит трое, — голос Руслана заставил Турова вздрогнуть. — Всего трое?
— Уже нет, остался один, — ответил Роман Валерьевич.
— И вы, профессор, конечно, не скажите кто?
— Конечно, не скажу, — кивнул ясновидец. — От этого зависит будущее. Ваше знание добавляет слишком много вероятностей развития дальнейших событий. И не факт, что в результате него не погибнет больше людей. Я выбрал худшее из зол.
— Но вы можете сказать, кто это не будет?
— Это то же самое, что и намекнуть, кто умрет. Знаете на что это похоже, Руслан Рашидович? Когда нападает толпа на человека, а он достает пистолет. И все знают, что там всего лишь один патрон. Всего один, а их вон как много. Но никто не решается ударить первым, потому понимает — тогда пуля достанется ему. Может, я немного примитивно объясняю, но так оно и есть. Только толпа это мы все, будущее — тот самый человек, на которого напали. Понятно?
— То есть, залог успешной реализации вашего плана — неведение окружающих?
— Именно так, — согласился Роман Валерьевич. — Сохранение всех исходных данных, как я это называю.
— Ладно, а что до второй части плана?
— И тут все тоже без изменений, Руслан Рашидович. Нам по-прежнему будет нужен сильный телепат.
— Вы меня извините, но мы же сами всех понизили, — вмешался Туров. — Вдобавок эти телепаты, как Игоря похоронили, так ушли сразу. Надо тогда вернуть. Подождите, а зачем вам телепат?
— Только телепат победит телепата, — загадочно сказал Роман Валерьевич. — Так будет.
— С чего вы взяли? Нас почти десять кинетиков, он не сможет физически залезть в голову к каждому. Без проблем его вынесем…
— А что, если он спрячется среди королевского войска? Или вы, Иван Сергеевич, будете «выносить» всех подряд? — Роман Витальевич не сказал в открытую, что Ваня дурак, но чувствовал себя Туров именно так. — Конечно, можно было бы использовать вашу знакомую, Елену Григорьевну. Квик, да еще с защитой от телепатии, практически стопроцентный успех на победу.
— Но…
— Но Елену Григорьевну вывели из игры. Восстанавливать силы она более двух недель. Видимо, Михаил Эммануилович действительно ее опасался.
— И сражение произойдет раньше, чем по прошествии двух недель? — догадался Туров.
— Раньше, — кивнул ясновидец. — Поэтому и будет нужен телепат. Понимаете, когда один телепат вторгается в сознание другого, это не проходит бесследно. Подобное можно сравнить лишь с дуэлью снайперов в разрушенном Сталинграде. Это своего рода блик оптического прицела на солнце, противник тебя сразу заметит.
— То есть, когда Канторович полезет в голову нашему телепату, тот заметит его посреди тысячного войска?
— Именно, Иван Сергеевич, именно. Все довольно просто.
— Но как он сообщит нам, если, к примеру, Канторович возьмет верх над ним?
— Никак. Это будет битва двух умов, битва двух телепатов.
— Профессор, но я возвращаюсь к тому, что сказал. Где мы теперь возьмем телепата? Догонять их?
— Не беспокойтесь, Иван Сергеевич. У нас будет свой телепат. В свое время он будет.
Уходили почти затемно. Иван подумал, что логично было бы переждать ночь и отправиться в путь утром, но вряд ли кто теперь хотел оставаться в пустой деревне, рядом со свежими могилами. Иллиан не прощался со своим бывшим стражником и не стоял молча у места его захоронения. За все время своего путешествия, Иван выяснил, что скорбеть по покойникам после их погребения, значит поддаться влиянию Проклятого, Темного Бога, отвергнутого Тремя Богами. Чтить и славить мертвецов — это сколько угодно, но плакать о них — ни-ни.
Этот обычай был одним из немногих, который Иван одобрял. Смерть — лишь продолжение жизни. Хотя часто бывает, что и не твоей. Но какая по сути разница? Вот Ил, кровь земли кантийской, выращенный на почтении Трем Богам, похоронил Фергуса с почестями, которых удостаивается не любой воин, но не проронил ни слезы. Потому что в его мире так было должно.
Ленка другой случай — весь день ходила с красным лицом и распухшим носом, хотя в открытую, конечно, не ревела. Вот ей бы хоть немного выдержки и смирения лорда Лейтли.
Хотя это все лишь рассуждения. Турову самому, когда он проходил мимо могилы, стало тяжело дышать и сердце сжалось в груди. Перед глазами встало лицо Фергуса, деланно серьезное, постоянно обеспокоенное, ведь он еще совсем мальчишкой был. Иван сжал зубы, словно лошадь, стараясь перекусить невидимые удила, и отвернулся.
Теперь на плато остались лишь Кристиан — мальчик-ясновидец, которого нашел Роман Валерьевич, сам профессор и Кейн Нотаниэль. Последний держал в руках зажженный факел.
— Давай, Кейн, — негромко сказал профессор. — Теперь можно.
Нотаниэль робко озираясь, будто ожидая поддержки наблюдающих за ним, пошел к самому дальнему дому. Немного поколебавшись, он ткнул факелом куда-то под крышу и подождал, пока огонь нехотя перешагнул и обнял сухое дерево. Повалила сначала тонкая струя белесого дыма и воздух вокруг строения пошел тонкой рябью.
Турову почему-то вспомнилось «Окно». Также вокруг все плавилось, только, конечно, огня не было. Увидит ли он снова когда-нибудь «Окно»? Вернется ли домой?
Кейна охватило лихорадочное возбуждение. Нотаниэль бегал с большими радостными глазами, в которых плясало еще более горячее пламя, чем вокруг, и поджигал все новые и новые строения. Иван знал историю этого кантийского мужичка, бывшего разбойника, внезапно поверившего и увидевшего наяву Трех Богов. Турову, как и Роману Валерьевичу казалось довольно логичным, что обитель пришельцев должен был разрушить именно он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
