— Такова жизнь, моя красавица, — философски заметил на прощание молодой человек.
— Ах, друг мой, вы как раз вовремя, — сказала царица, протягивая свою тонкую прекрасную руку, где в окружении драгоценных камней сверкал огромный изумруд с выгравированными на нем словами «Byt ро semou», напоминавший всякому, кто осмеливался об этом забыть, что эта прекрасная молодая женщина в золотом парчовом платье с кринолином и в белокуром парике, усеянном сверкающими, словно звезды, бриллиантами, была самой могущественной императрицей среди монархов всего мира и имела право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных.
— Слушайте внимательно, какое предложение я только что сделала нашему брату, — намеренно с ударением произнесла Елизавета, — надеюсь, что вы его оцените, ибо у него, как мне кажется, оно не вызвало никакого интереса.
Флорис попытался протестовать.
— Вы самый мудрый из нас троих, Адриан, — продолжала Елизавета, ласково гладя руку Флориса, — поэтому скажите честно, что вы обо всем этом думаете.
— Мадам, ваши желания для нас закон, — улыбнулся Адриан.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока царевна слово в слово изложила ему свой план относительно будущего Флориса; и тем не менее он, как и его брат, был раздавлен неимоверным бременем, коим обратилась на них эта позолоченная ловушка, страшная и величественная одновременно. Флорис — царевич… Когда-то царь уже хотел сделать этого мальчика своим наследником. Разве умирающий Петр не произнес: «Отдайте все… Ф…»
Адриан прошептал:
— О, дорогая матушка, не таково ли было ваше желание?.. Неужели моему брату суждено стать… принцем императорского дома?
Адриан понимал, что им надо выиграть время.
— Мадам, — с поклоном произнес он, — нам не хватит всей жизни, чтобы отблагодарить вас за все те милости, коими вы нас осыпали. Но Флорису нужно посоветоваться с собственным сердцем, спросить его, в состоянии ли он занять столь высокое положение, при одной лишь мысли о котором начинает кружиться голова.
Царица печально улыбнулась:
— Милый Адриан, советовать должны вы. Скажите ему, чтобы он соглашался. Народ любит его, его согласие даст мне силы управлять государством и бороться с собственными министрами.
Внезапно Флорис вскинул голову:
— Я хочу спросить вас, Елизавета. Правда ли, что вы отменили смертную казнь?
Адриан и императрица удивленно переглянулись:
— Да, Флорис, но почему ты об этом спрашиваешь?
— А вы уверены, сестра, что никого не казнят без вашего ведома?
— Почти уверена.
— Мадам, это не ответ.
— Что это значит? — встрепенулась царица, почувствовав сомнение в словах Флориса.
«Черт побери, что он еще придумал?» — спрашивал себя Адриан, внимательно глядя на Флориса, чьи зеленые глаза метали молнии, что всегда являлось дурным знаком.
— К примеру, мадам, — обращаясь словно к ребенку, терпеливо начал разъяснять Флорис, — если арестуют какого-нибудь мятежника, что вы с ним сделаете? Не забывайте, это только пример, мадам, и я сам его придумал.
— Ты совершенно несносен; я не знаю, что тебе ответить: если этот человек опасен для государства, он будет казнен; если он опасен для меня лично, его просто посадят в тюрьму. Именно так я поступила с регентшей и ее сторонниками. И потом, как ты мне надоел с твоими вечными уходами от прямого ответа, я ничего не понимаю из того, что ты мне тут рассказываешь. Мы предлагаем тебе место подле нашего трона, а ты в ответ несешь какой-то вздор.
Флорис внимательно взглянул на царицу и низко опустил голову:
— Вы правы, простите меня, мадам, это действительно вздор.
В недоумении Елизавета обернулась.
Адриан тотчас же пришел на помощь.
— Мой брат потрясен, мадам, поэтому умоляю вас, не будьте к нему слишком строги. К тому же Флорис подданный короля Франции. Не кажется ли вашему величеству, что ему следует отправиться к его высочеству Людовику, дабы испросить разрешения…
— Ах, я была права, — повеселев, воскликнула Елизавета, — вы действительно самый мудрый, Адриан. Скажите, сколько времени вам понадобится, чтобы съездить в Париж и вернуться обратно?
Быстрота мысли Елизаветы всегда восхищала Адриана. Как она была похожа на Флориса!
— О, мадам, имея хороших лошадей на подставах и легкую прочную карету, нам понадобится около месяца на дорогу, десять дней, чтобы уладить наши дела в Версале и еще месяц, чтобы вернуться обратно. Через два с половиной месяца мы по первому снегу въедем в Петербург.
— Ваш план мне нравится. Ни слова моим министрам: они также не доверяют Франции, как бывшие до них немцы. Вы поедете и повезете вашему королю письмо, написанное моей собственной рукой, — это будет проект нашего союза, и основным условием его заключения станет возвышение Флориса. Он станет главным в моей игре. Поезжайте, как только я напишу письмо. Не стоит предупреждать даже вашего посла: я никому не доверяю. Ваше возвращение будет блистательным. Для своего наследника я устрою празднества, не уступающие торжествам, бывшим по случаю моей коронации. Надеюсь, теперь ты удовлетворен, дорогой братец, — улыбнулась Елизавета, вновь опираясь на руку Флориса и нежно лаская его ладонь.
Молодой человек побледнел.
— Ты русский, Флорис, по крови и по сердцу, подумай, сколько ты сможешь сделать для своей страны. Я счастлива. Мы больше никогда не расстанемся, теперь ты всегда сможешь защитить свою сестру.
Флорис почувствовал, что отступать некуда. Для себя Елизавета уже все решила. Он уже стал принцем крови. Флорис хотел возразить. Взгляд Адриана пресек его неначавшиеся излияния.
— Идемте со мной в Зимний дворец, — сказала Елизавета. Адриан взмахнул рукой. К берегу подплыли лодки. Со всех сторон сбегались придворные. Сладко улыбаясь, к царице подошел Воронцов. Его неотступно преследовала мысль: «О чем они могли так долго шептаться?»
— Вашу руку, граф Воронцов.
Канцлер поклонился, ободренный этим знаком монаршей милости.
— Сегодня ночью, ваше величество, ваша красота бросила вызов самому звездному небу.
Елизавета улыбнулась. Воронцов всегда отличался галантным обхождением. Царица была женщиной и любила комплименты.
— Мы очень довольны сегодняшним праздником, господин герцог Петербургский, и завтра ждем вас вместе с герцогом Дубиновским у нас во дворце, — небрежно бросила царица, направляясь к лодке.
Братья поклонились и проводили царицу до самого берега. Спустя несколько минут появился маркиз де Ла Шетарди.
— Ах, друзья мои, — брюзжал он, — все забывают об этикете! Отнюдь не графу Воронцову принадлежало право предложить свою руку царице.
