Все сильнее осознавая себя единым коллективом, иоанниты в течение 1908 г. поменяли свою стратегию. Они уже приобрели опыт общения с различными организациями и с государственной машиной и теперь начали использовать это себе во благо. Тон их публикаций и дискуссий с представителями властей сменился с оправдательного на наступательный. Однако именно успешное декларирование собственной позиции в конечном счете обернулось против них: иоанниты продемонстрировали, насколько далеко отошли они от того, что большинство людей понимают под православием.
Так, ряд выпадов иоаннитских лидеров в адрес православных иерархов касался духовенства, травившего иоаннитов, как «волки овец»; иоанниты представали в своих печатных выступлениях новыми апостолами и истинными христианами, которые могут и обязаны разъяснить, кто истинный пастырь, а кто ложный. Как только мирянин присваивает себе право судить обо всем самостоятельно, как это сделали иоанниты после 1907 г., подрываются самые основы православной иерархии. Например, публикация иоаннитов от 1908 г. «Церковь Христова в опасности» — одна сплошная обличительная речь против православного духовенства в форме цитат из Библии вкупе с параллелями из современной реальности. Авторы призывали истинных верующих сторониться «знатных», которые, как предостерегал Иеремия, хотя и «знают путь Господень, закон Бога своего», но «сокрушили ярмо, расторгли узы» (Иеремия 5:5). Также для них характерна опора на Писание при полном отсутствии цитат из Отцов Церкви (что вполне объяснимо, если учесть, что Отцы Церкви, как правило, уделяли особое внимание установленной Церковью субординации).
Пьеса «Черные вороны» предоставила иоаннитам еще одну возможность для нападок на официальную Церковь. Не менее представителей Синода они были удручены издевательством над православием, присутствовавшим в пьесе. Однако тот факт, что пьеса была написана православным миссионером, а также сам принцип продвижения своих идей на театральной сцене они использовали, чтобы критиковать тенденции к осовремениванию Церкви. Наихудшие примеры — автор пьесы Протопов, бывший миссионер, и церковные журналы «Колокол» и «Миссионерское обозрение»{759}.
Наибольший интерес представляют претензии иоаннитов на роль маяка истинного православия в неспокойную революционную пору. Законы и политические институты, порожденные революцией 1905 г., были преданы иоаннитами анафеме: «ни один истинный христианин, который любит веру, царя и отечество, не войдет в Государственную Думу»; священники, входящие в партии левого толка, — это «иуды-предатели, сознательные убийцы, предавшиеся Сатане»{760}. Они толковали Книгу Иезекииля в свете современной политики: в главе 39, которая начинается со слов «Ты же, сын человеческий, изреки пророчество на Гога» (Иезекииль 39:1), «сына человеческого» они сравнивали с о. Иоанном, а «Гога» — с Думой{761}. Представления о свободе совести и равенстве религий, заложенные в законе 1905 г., играли ключевую роль для иоаннитов, которые воспринимали себя реликтами истинной веры: в то время как официальная Церковь (по их мнению) не могла высказывать свою позицию, будучи скована своей связью с государством, они могли это себе позволить. Они утверждали, что из-за нового законодательства паства свободно перекочевывала из православия в католицизм, причем это массовое обращение проходило с одобрения «лжепастырей». В конце концов, иоанниты договорились до того, что либеральная пресса сознательно готовила почву для вооруженного бунта против Иисуса Христа, Церкви и царя-самодержца, помазанника Божьего{762}.
На самом деле почти что все из тех, кто перешел в католицизм, были униатами, ранее насильственно обращенными в православие. Более того, многие христиане, включая православное духовенство и самого о. Иоанна, хотя бы допускали, что Дума может представлять христианскую точку зрения{763}. Однако для Пустошкина, Большакова и других иоаннитов любое отклонение от «истины» было осквернено духом светскости; они абсолютно не видели тонкостей, не признавали сложности и многообразия Церкви. Различие между претензией на обладание единственной истиной, с одной стороны, и более широким пониманием всеобщности и многообразия единой Церкви — с другой, несомненно, является одним из базовых различий между сектантским и церковным сознанием. В этом смысле характерны апокалиптические, хилиастические убеждения, которые иоанниты разделяли, к примеру, со старообрядцами. Пустошкин и Большаков — как и те, от имени которых они дерзали говорить, — были наделены этими качествами в изобилии{764}.
Официальный приговор
Иоаннитам все же удалось запутать власти. 23 августа 1909 г. даже Департамент духовных дел иностранных исповеданий при МВД был вынужден обратиться в Канцелярию обер-прокурора Синода с вопросом, считаются ли иоанниты истинными членами Святой Церкви или же это религиозное течение, решительно отмежевавшееся от православия{765}. На Всероссийском миссионерском съезде в Киеве Православная церковь решила раз и навсегда разобраться с неопределенностью в этом вопросе. На съезде большинством голосов (112 против 14) было решено считать иоаннитов сектой (самое мягкое из возможных определений — «религиозно-мистическая тенденция»){766}.
Однако дискуссия, сопутствовавшая голосованию, показывает, что отношение духовенства к иоаннитам было более сложным и неоднозначным, чем это можно заключить по окончательному результату. Например, петербургский миссионер-проповедник Дмитрий Боголюбов считал, что по-прежнему неясно, действительно ли «иоаннитство» является сектой. Он усматривал в этом движении своеобычную форму православия, которая в чем-то сродни ультраправым патриотическим организациям в политике, и полагал, что Православная церковь должна бы не клеймить «иоаннитство», а опекать и направлять его. Боголюбов предостерегал, что если на соборе иоаннитов объявят сектой, то это может подтолкнуть их к превращению из доселе мнимой в по-настоящему опасную секту. Он призывал коллег вместо осуждения иоаннитов вступить с ними в дискуссию в надежде, что в диалоге присущие им крайности сами собой отпадут, и эти «преимущественно добрые и наивные» люди смогут тогда послужить на благо Церкви; епископ Мамадышский Андрей выражал сходные мысли{767}.
Однако победила другая точка зрения. Голосование завершилось, и иоаннитов большинством голосов признали сектой, аналогичной хлыстам{768}. Это постановление, вскоре утвержденное Синодом, стало отправной точкой для всех дальнейших решений относительно иоаннитов{769}.
Всех православных христиан теперь предостерегали против сотрудничества с «Кронштадтским маяком». Духовенству наказали проявлять бдительность по отношению к тем, кто сочувствовал иоаннитам, и прежде чем совершать над ними какие-либо таинства, требовать от них отречения от главных заблуждений. Духовенство должно было также предостерегать прихожан от поездок в Кронштадт, где они могли бы столкнуться с иоаннитами. Те миряне, которые продолжали упорствовать в иоаннитстве после наставлений духовенства, отлучались от церкви{770}. Совет министров, возглавляемый П. А. Столыпиным, также считал, что так называемая секта иоаннитов на самом деле являлась бандитской группировкой и должна преследоваться по закону. Совет министров связался с Синодом, чтобы получить инструкции и выработать дальнейшую линию поведения касательно иоаннитов{771}.
Иоанниты и «Союз русского народа»
Столкнувшись с растущим потоком осуждений в свой адрес, иоанниты вынуждены были искать опору в организациях, которым не угрожало закрытие. Это оказалось не так трудно. Политические воззрения иоаннитов сделали их боевыми соратниками «Союза русского народа» (СРН). Очевидное сходство задач обеих групп (в каждом номере «Кронштадтскою маяка» утверждалось, что «направление журнала религиозно-моральное, в духе Православной церкви и русской народности»), сходные типажи лидеров (Николай Жеденов, например, активно участвовал в обеих организациях) и одобрение СРН о. Иоанном — все это заставляло членов обеих групп стремиться к сближению.
Однако идея объединения вскоре потерпела крах. Камнем преткновения стало постоянное осуждение иоаннитов о. Иоанном, а также тот факт, что Православная церковь признала их сектой. При всем сочувствии лидеров СРН к идейным соратникам им нужно было заботиться о своей репутации. Если они хотели сохранить статус уважаемого православного органа, приходилось «держать марку». Итак, решающей для позиции СРН стала проблема православности иоаннитов.
