Война с терроризмом была объявлена официально. Это была война без конца, неограниченный конфликт, и пленных можно было задерживать на неопределенно долгое время. Администрация Буша взяла на вооружение концепцию незаконных вражеских комбатантов (enemy combatants), не признанную международным гуманитарным правом. Таких людей ловили где угодно и перебрасывали по воздуху так называемыми рейсами «чрезвычайной выдачи» на засекреченные базы, где информацию от заключенных дозволялось получать любыми доступными средствами. Гуантанамо стало одним из наиболее известных мест, где заключенных, одетых в оранжевые костюмы, держали в клетках под открытым небом. Действуя согласно инструкциям Вашингтона, командование базы Гуантанамо считало приемлемыми все виды пыток и принуждения — от «пытки водой» до более традиционных приемов.
Эти нарушения прав были осознанными и реализовывались с уверенностью в безнаказанности и идейным рвением исполнителями, которые верили, что власти были правы, а «плохие» должны страдать, чтобы Америка спала спокойно. Под знаком демократии насилие распространилось по всему миру в различных видах: от обычных методов ведения войны в Ираке и Афганистане до нелегальной «чрезвычайной выдачи» подозреваемых в терроризме и секретных лагерей для интернированных, где пытки рассматривались как законная мера. Опубликованные в 2004 году фотографии иракских узников — в капюшонах, обнаженных, помещенных в унизительные позы сексуального характера, затравленных собаками — стали эмблемами «войны страха». Некоторые посчитали эти нарушения прав человека досадными, но исключительными инцидентами. «Кое‑кто поступает плохо», — объявил Дуглас Фейт, замминистра обороны и идеолог неоконсерваторов, пользовавшийся доверием администрации. Однако большую часть американцев это шокировало. Именно тогда опросы общественного мнения впервые зафиксировали рост недовольства иракской войной. Но мало кого это побудило к действиям. Не было демонстраций, сопоставимых с акциями протеста против войны во Вьетнаме.
Кори Робин, профессор политологии Бруклинского колледжа в Нью–Йорке, написал исчерпывающую работу о роли страха в политике. Он проанализировал американские законы и положения — и не только на федеральном уровне, — применяемые с целью вызвать новые страхи или усилить старые, от законов «Об иностранцах и подстрекательстве к мятежу» (1798 г.) до закона «Об иммиграции» (1918 г.) и нормативных актов времен холодной войны. Более 50 лет полиция крупных городов, таких как Чикаго, Нью–Йорк и Лос–Анджелес, имела специальные агентурные подразделения по работе с коммунистами, анархистами, борцами за гражданские права, активистками борьбы за права женщин, профсоюзными деятелями и другими потенциально опасными лицами. Эти «красные отряды» использовали насилие, запугивание и подкуп свидетелей для сбора информации о сотнях тысяч людей. Они были расформированы лишь в 1978 году.
Робин проводит различие между «масштабными акциями» государственных органов авторитарных стран (например, стук в дверь диссидента на рассвете) и «незначительным принуждением и самодурством», периодически практикуемыми в условно демократических государствах. Он говорит о «сковывающем эффекте», о страхе, который «подавляет политические альтернативы». Он красочно описывает роль гражданского общества как колыбели и основы этого страха, а не защиты от него. Чем меньше сообщество, тем труднее идти против течения. Конформизм — это мощное оружие: врач подвергается остракизму из‑за его атеистических воззрений, а редактор местной газеты вынужден уйти в отставку из‑за недостатка патриотизма. «Одна из ошибок правозащитного сообщества состоит в том, что оно всегда сосредотачивается на государстве, — объясняет мне Робин. — Неверно рассматривать гражданское общество как безгрешное, а государство — как средоточие зла». История Америки, напоминает он, знает немало случаев, когда государство выступало в защиту гражданских свобод, начиная с отмены рабства. «Новый курс» Франклина Рузвельта был направлен на передачу государству контроля над соблюдением трудовых прав от эксплуататоров — собственников заводов. «Авторитаризм в США проявляется главным образом в частной сфере. Таким образом, Соединенные Штаты опровергают наши традиционные представления», — говорит Робин. Часто, особенно в наше время, «задача правительства по запугиванию возлагается на частный сектор».
С наибольшей готовностью такая передача функций происходила в отношении рабочего пространства. Многие важные конституционные гарантии применяются в государственной сфере, но не в общественной. Первая поправка, защищающая свободу слова, имеет силу, когда речь идет о попытках государственной цензуры газеты, но она редко применяется в ситуациях, когда владелец или редактор издания оказывают давление на репортера или управляющий — на рабочего. Даже в разгар холодной войны или эры маккартизма количество заключенных по политическим мотивам насчитывало менее двухсот. Тем не менее эта государственная политика оказывала серьезное влияние на происходящее в офисах и на заводах по всей стране. Каждый второй из пяти работающих подвергался слежке, понижению в должности или увольнению. Поддержка профсоюзов часто рассматривалась как проявление несогласия и угроза государству.
Аналогичный подход был принят в разгар «войны с терроризмом». Защитники общественного порядка провозгласили, что дестабилизация любого рода (например, забастовки) так же мешает военным действиям, как и прямое неодобрение войны. «Красные отряды» вернулись — негласно. В январе 2003 года офис Тома Делея, лидера большинства в Палате представителей, разослал сторонникам Фонда защиты права нации на труд (группа бизнесменов, стремящаяся избавить Америку от профсоюзов) письмо с просьбой о пожертвованиях. Объявив, будто рабочее движение «представляет собой явную и непосредственную угрозу безопасности Соединенных Штатов внутри страны и нашим вооруженным силам за рубежом», автор письма осудил заправил, которые «хотят причинить ущерб свободолюбивым рабочим, мобилизации и экономике, чтобы добиться большей власти». Зачем компании идти против течения в сложившейся ситуации?
Учебные заведения столкнулись со сходной проблемой, в частности, из‑за своей зависимости от денег крупных частных организаций, особенно если речь идет об очень деликатном вопросе — евреях и Израиле. Долгое время было аксиомой, что критика Израиля, которая считалась приемлемой в остальном мире, осуждалась в США как антисемитская. Действительно, в самом Израиле представители основных СМИ были более активны, требуя отчета у собственного правительства. В Соединенных Штатах многие журналисты принимали точку зрения правительства Израиля, не раздумывая либо опасаясь последствий со стороны своих редакторов за неосторожно высказанное мнение. Большинство честолюбивых специалистов по Ближнему и Среднему Востоку и профессоров предпочитали оставаться вне подозрений. Поступи они по–другому, это повредило бы их карьере. Одним из таких пострадавших оказался Хуан Коул из Мичиганского университета, эксперт по Ближнему и Среднему Востоку, блогер, который являлся убежденным сторонником палестинского самоопределения. Ожидаемый переход Коула в Иельский университет не состоялся (причины не были названы) после кампании в СМИ, представивших его антисемитом.
Двое ученых, Джон Миршеймер и Стивен Уолт из Чикагского и Гарвардского университетов, попытались нарушить табу. Журнал «Атлантик» в 2002 году заказал им большую исследовательскую статью об израильском лобби. Они во всех подробностях описали роль «израильского лобби», в частности деятельность Американо–израильского комитета по общественным связям. Исследователи обратили внимание на значительные совпадения американских и израильских политических приоритетов и на тенденцию к увеличению подобных совпадений в период правления Буша. Редакторы журнала изучали рукопись в течение нескольких месяцев, прежде чем решили отказаться от публикации. В марте 2006 года статья попала в «Лондон ревю оф букс», а затем авторы написали ее расширенный вариант, который был помещен на сайте Школы государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди при Гарвардском университете. Статью решительно осудили. Весьма примечательно, что известный американский издатель решил заплатить авторам аванс в размере 750 тысяч долларов за написание по этим материалам книги «Израильское лобби и внешняя политика США». Элиоту Коэну, который перешел на руководящую должность в Государственном департаменте под началом Кондолизы Райс, было предоставлено значительное место на страницах «Вашингтон пост» для обвинения авторов в том, что они, мол, «одержимы навязчивыми и беспочвенными враждебными представлениями о евреях». Их книга впервые за много лет послужила началом достаточно беспристрастного обсуждения вопросов американо–израильских отношений. Но предупреждение осталось лозунгом. Ларри Уилкерсон (бывший руководитель штаба госсекретаря США Колина Пауэлла) включил эту книгу в курс обучения своих студентов в Университете им. Джорджа Вашингтона. В этом труде, по его словам, говорилось о «том, что и так очевидно, о чем люди шептались по углам вместо того, чтобы громко обсуждать это за коктейлем там, где кто‑нибудь мог вас услышать».
