"Признавая статью тов. Ортодокс в научном отношении посредственной, а в литературном отношении неподходящей для политической газеты, я, сверх того {316} думаю, что такая статья слабостью своей критики и неубедительностью заключающихся в ней обвинений против нового рода ревизионизма может только способствовать популярности распространяющегося в рядах социал-демократии модного философского течения. Признавая серьезную идейную борьбу с новым видом ревизионизма, я, думаю, что эта борьба должна вестись не с помощью газетных статей, а в "Заре", где только и возможна тщательная и глубокая критика теоретических заблуждений Богданова и Ко." (Статья Ортодокс вошла в ее книгу "Философские очерки", изданную в 1907 г. Первые годы советской власти Ортодокс (Л. А. Аксельрод), вместе с Дебориным, считалась охранителем чистоты марксистской материалистической философии. Пишущему эти строки пришлось с нею резко полемизировать в печати, что не помешало нам в 1922 и 1926 г.г. вести весьма мирные разговоры. На книжных полках ее комнаты, будучи у нее в 1926 г., я, увидев весь синклит эмпириокритических философов, спросил: неужели вы продолжаете думать о них, как в 1904 г.? Л. И. Аксельрод очень честно призналась, что она во многом изменила свой взгляд на них. "Можно не соглашаться с ними, сказала она, но это серьезная философия".).
Читая в 1924 г. это заявление, я думал: а всё-таки недаром я просидел с Ю. О. Мартовым три часа в кафе на Plaine de Plainpalais, излагая ему эмпириокритицизм. Если думу мою почтут проявлением самомнения - не буду возражать.
После встречи с Мартовым, а в этом простом факте Ленин, о чем ниже, усмотрит мое "двурушничество", не могу рассказать о другой встрече, на этот раз с Богдановым, а беседа с ним мне дала понять насколько с конца июня, сменив полосу "благоволения", - стало враждебно ко мне отношение Ленина.
Богданов, как и Ольминский, приехал в Женеву в феврале 1904 г. Я познакомился с ним у Ленина. В конце февраля или начале марта Ленин пригласил Богданова, его жену, Ольминского и меня сделать прогулку {317} в ближайшие к Женеве горы: во время ее много говорилось об "интенсификации" борьбы с меньшевиками. Потом я видел Богданова два раза по следующему поводу. Я рассчитывал, что Богданов, имевший в России обширные литературные связи, окажет протекцию для помещения в журнале "Обозрение" моей статьи об экономическом положении Донецкого бассейна, составленной, главным образом, по данным "Торгово-Промышленной газеты". Основную мысль газеты о низком уровне развития южнорусской угольной промышленности и металлургии Богданов признал совершенно правильной, но нашел, что статья в литературном отношении слаба, ее всю нужно переделать, перекроить, заново написать. Я показал ее Ленину. "Неправда, сказал он, статья не плохо написана. Она ясна и грамотна, большего не нужно. Беда ее в другом: основная мысль в ней - ни черта не стоит! Нельзя говорить о низком уровне индустрии юга. Она развивается темпом, превышающем американское развитие. Не принимать этого во внимание, преуменьшать быстрый ход капиталистического развития, а вместе с ним еще более быстрое развитие рабочего движения, при том в форме революционной, - значит повторять народнические ошибки и не видеть открывающихся перед нами больших перспектив".
После таких противоположных отзывов, не зная какому богу молиться, я статью уничтожил.
Из Женевы Богданов уехал в Париж и встретиться с ним пришлось лишь в начале августа. Он жил в это время, как уже упомянуто, в компании с Лениным, недалеко от Женевы и приехал в нее на несколько часов кажется для покупок книг. Я встретил его на rue Carouge, выйдя из столовой Лепешинских. "Мне с вами, сказал он, надо кое о чем переговорить, я иду на вокзал, проводите меня". В пути я услышал от него следующее. Ленин, беседуя с ним о составе женевской группы большевиков, ему поведал, что он неожиданно {318} "нарвался" в моем лице на случай "совершенно дикого обскурантизма", прикрытого путанной философской фразеологией.
- Когда я узнал, что вы приносили ему Авенариуса и Маха и влиянием их философии он объясняет ваше затмение, пришлось с Лениным повоевать. Вас я не знаю, хорошо или худо вы защищали философию Маха, тоже не знаю, но всё-таки я не мог не указать Ленину, что согласие с взглядами эмпириокритицизма к обскурантизму не ведет, что я сам прошел через эту школу и разделяю ее критику философского материализма. Ленин стал возражать, ссылаться на Плеханова, спорить с излишним азартом и большой нервностью. Мы с ним продискуссировали целых два дня и чуть-чуть не поссорились серьезно. Суждения Ленина о философии я слышал от него впервые и убедился, что об этих вопросах с ним лучше не говорить. Страсти спорить у него много, а знаний мало.
Хотя он ссылался, например, на "вещь в себе" Канта, я вынес твердую уверенность - "Критику чистого разума" он не читал, в лучшем случае, в нее заглянул. Относительно кантовской "Критики Практического Разума" он прямо заявил, что счел ее столь пустой и никому не нужной, что дальше первых страниц не пошел. Поспорив два дня и видя, что спор ни к чему доброму не приведет, мы с Лениным решили, что ссорится из-за "вещи в себе" или чего-то вроде этого нам не годится и потому лучше впредь о философских вопросах не говорить. Я вам сообщаю всё это вот к чему. Несколько медвежье обращение Ленина с философскими доктринами ни на секунду не подрывает его авторитета - выдающегося организатора, экономиста, политика, самого большого человека в нашей партии. Для вас должно быть не секрет, что мы решили порвать партийную связь с меньшевиками, иметь собственную организацию, свой центральный комитет и комитеты на местах.
Главным инициатором и {319} руководителем этого дела является, конечно, тов. Ленин, которого "Искра" объявила политически мертвым человеком. Борьба с меньшинством предстоит трудная, но мы победим, большинство партии пойдет за нами. В предстоящей борьбе мы все как один человек должны дружно сгрудиться около Ленина, всячески помогать ему, оказывать ему максимальную поддержку, хотя для некоторых из нас не все стороны его характера приемлемы. Рассматривая с этой точки то, что произошло между Лениным и вами и не входя ни в какие частности, тем более, что я их не знаю, должен сказать, что не могу одобрить вашего поведения. Я обратил внимание, что Ленин вас называл "заносчивым обскурантом", а Н. К. Крупская указала, что вы в споре с ним вели себя "вызывающе дерзко". Так нельзя, право нельзя! Особенно теперь, когда Ленин подвергается такому поношению со стороны "Искры" и меньшевиков. Среди большевиков должно быть больше почтения к Ленину, нам нужно его защищать, а не вести против него критику, да еще вдобавок дерзкую. Вам надо уладить это дело.
- Что же вы хотите от меня,- воскликнул я, - не намекаете ли вы, что я должен просить у Ленина извинение?
Я рассказал Богданову, по поводу чего шел спор с Лениным, какими ругательствами он меня осыпал, как сознательно старался "опозорить", объясняя расхождение с ним не только тем, что я попал под влияние Авенариуса и Маха, а, якобы, и под влияние Булгакова, по его изящному выражению, сидящего в вонючей яме.
- Считаете ли вы честным такой сорт полемики? Вполне соглашаясь с вами, что Ленин большой человек, Я всё-таки никогда не соглашусь стоять перед ним на коленях. Партия не должна делиться на "заезжателей", которым всё позволено и "заезжаемых", которым {320} вменена обязанность молча подчиняться всему, что они слышат сверху.
- Это уже вы цитируете из скверной литературы Мартова, - сухо заметил Богданов. После моей реплики он, видимо, потерял желание вести со мною разговор. Сказав, что ему нужно спешить на вокзал, он сел в подходивший трамвай, простившись со мною весьма холодно. Что он хотел от меня? Вероятно, полагал, что к назиданию "уладить" конфликт приседанием пред Лениным я отнесусь с полной готовностью и предупредительностью !
В связи с встречей с Богдановым следует коснуться той начальной стадии его отношений с Лениным, которую я назвал lune du miel. В 1908г. в разгар уже происшедшей между ними лютой ссоры, Ленин писал М. Горькому:
"Лично я с ним (Богдановым) познакомился в 1904 г., причем мы сразу презентовали друг другу: я "Шаги" ("Шаг вперед - два шага назад""), он одну свою тогдашнюю философскую работу. И я тотчас весной или летом писал из Женевы в Париж, что он меня своими писаниями сугубо разубеждает в правильности своих взглядов и сугубо убеждает в правильности взглядов Плеханова, а с Плехановым, когда мы работали вместе, мы не раз беседовали о Богданове".
Память несколько изменила Ленину. Впервые Ленин увидел Богданова в феврале 1904 г. Возможно, что тогда тот "презентовал" ему свою философскию работу "Эмпириомонизм", книга I, но Ленин не мог ему в этот момент "презентовать" "Шаги". Эту вещь он только начал писать и вышла она из печати в половине мая. Возможно (но я в этом не уверен), Ленин весною или летом писал Богданову в Париж о своем несогласии с его философией.
