Он выглядит таким же разбитым как я, когда говорит мне:
— Ты — моя девушка навеки. Если ты покинешь меня, ты всегда будешь той, которая ушла. Я никогда не найду снова то, что испытываю к тебе. Я люблю тебя. Пожалуйста, скажите мне, ты все еще чувствуешь что-то ко мне. — Он смотрит в мои глаза и умоляет: — Пожалуйста, детка, пожалуйста. Я умоляю тебя. Скажи мне, что это не конец.
Это самые красивые и мучительные слова, что мне говорили. Это мучительно, потому что я не знаю, смогу ли сделать что-нибудь.
Я отвечаю спокойно:
— Ты не можешь разлюбить кого-то в один день, Ник. Конечно, я люблю тебя. Ты — мой мир. Но иногда любви недостаточно. Ты слишком сильно ранил меня. Ты хочешь детей, я — нет. — Я делаю слабый вдох и продолжаю: — Ты не имеешь ни малейшего представления, насколько я разбита. Мне нужна помощь, Ник. Не соглашайся на порченый товар. Ты достоин самого лучшего. И это не я. Даже близко, милый, — я заканчиваю шепотом и вдруг хочется плакать.
Боже, возьми себя в руки, женщина!
Ник качает головой и отвечает твердо:
— Это не так. Ты стоишь сотни других женщин. Ты отдашь последнюю рубашку кому-то, кто в ней нуждается. Я никогда не встречал женщину, такую честную и самоотверженную, как ты. Если честно, меня больше не заботит, будут ли у нас дети. Пока у меня есть ты, мне больше ничего не нужно.
Он берет мое лицо в свои руки и говорит:
— Ты — всё для меня. Начало. Конец. С тобой заканчивается моя история.
Я замираю. Черт побери, Ник, ты борешься грязно.
Ник давит на меня. Но я не сдамся.
Я отвечаю, дрожа:
— Мне нужно время.
Он кивает и шепчет:
— Хорошо, детка.
Затем он притягивает мое лицо к своему и целует меня нежно.
Как только его губы касаются моих, я вздыхаю. Он делает шаг, чтобы встать между моими коленями, и я хватаюсь за лацканы его шелковой рубашки. Я стараюсь прижаться к нему как можно ближе.
Прямо сейчас, это просто Ник и Тина. Никаких проблем. Просто влюбленные.
Я так влюблена в Ника.
Он кусает мою нижнюю губу, и я задыхаюсь. Его язык касается моего, и я слегка стону в его рот.
Я теряю самообладание. Поцелуи Ника божественные.
Вдруг он отстраняется и шепчет:
— Я дам тебе время, детка. Но сделаешь мне одолжение?
Я киваю, и он говорит:
— Помни, как ты себя чувствуешь, когда целуешь меня. Потому что, если ты чувствуешь хотя бы малую часть того, что и я, когда целую тебя, нет никаких сомнений, что ты должна делать.
Он поворачивается спиной, выходит из кладовой и закрывает за собой дверь. Я прикасаюсь кончиками пальцев к своим еще влажным губам.
Ник запечатлен на них.
Я думала долго и упорно в течение последних нескольких дней. Я старалась позволить Нику уйти, но это сложно.
Трагедии заставляют вас ценить каждый момент счастья, который вы испытываете. Я испытала счастье с Ником впервые за последние пять лет.
Я теряюсь в мыслях, прежде чем соскальзываю со стола. Я хочу пойти домой.
Поэтому пакую вещи, оставляю свои ключи Нат и ловлю такси до дома.
***
Как только я приезжаю домой, то возвращаюсь в постель.
Эмоции настолько утомительны.
Когда я открываю глаза снова уже темно.
Блин! Как долго я спала?
Смотрю на часы прикроватном столике 19:12.
Я проспала восемь часов! Это просто здорово. Теперь я не смогу спать ночью.
У Нат свидание сегодня вечером. Она не была на свидании давным-давно, и я так рад за нее. Она была слишком занята моими проблемами. Пора Нат найти что-то хорошее в своей жизни.
Я как раз собираюсь встать с кровати и пойти в душ, когда кто-то начинает стучать в дверь, словно одержимый. Я натягиваю одеяло до подбородка, и мои глаза расширяются.
Что, если это грабитель?
Да, милая. Потому что грабители стучат, прежде чем попасть внутрь.
Я стягиваю одеяло и иду в коридор. Затем слышу:
— Тина! Otvoriti vrata! Sada! (прим. перев. с хорв. Открой дверь! Сейчас же!)
Боже мой!
Голос с сильным акцентом требует открыть дверь! Это мой отец. Широкая улыбка появляется на моем лице, я хихикаю, когда иду открывать.
Как только дверь распахивается, мой папа кричит:
— Где этот ублюдок?!
Ах, хорошо.
Папа выглядит немного странно. Его волосы в беспорядке, глаза налиты кровью, и он сердито плюется.
Мои брови поднимаются, и я отвечаю:
— Какой ублюдок, Tata?
Он заходит в квартиру и делает вид, что смотрит вокруг. Поднимает диванные подушки, оглядывает коридор, проверяет под обеденным столом и идет дальше, даже проверяет, не прячу ли я кого-то в кухонных шкафчиках.
Он стоит на кухне и поворачивается ко мне:
— Этот ублюдок. Он не здесь?
Этот ублюдок. Это может быть только...
Я отвечаю тихо:
— Джейса нет здесь, Ta. Я не видела его много лет. Последний раз еще до рождения Миа.
Папины глаза вспыхивают, и он говорит мне:
— Он звонил. Звонил и спрашивал о тебе. Спросил, где ты живешь, Валентина. Я не сказал ему, но он пытался найти тебя.
Что? Ни за что.
Я качаю головой и говорю:
— Tata, ты, должно быть, ошибся. Его здесь нет, так...
Я даже не заметила, что оставила дверь открытой, когда слышу:
— Все в порядке, детка?
Я поворачиваюсь и вижу Ника, стоящего там и сверлящего дыру в голове моего отца. У него коробка пиццы в руках, и он одет в треники и футболку.
Ох.
Он выглядит потрясающе.
Я поворачиваюсь обратно и вижу папу, сверлящего взглядом Ника. Самое смешное, что Ник пытается защитить меня. Мой отец ставит руки на бедра и делает сердитый вид, но если бы мой отец был собакой, то он был бы чихуахуа. Лает, но не кусается.
Я спрашиваю Ника спокойно:
— Что ты здесь делаешь?
Ник продолжает смотреть на моего папу и отвечает:
— Нат думала, что возможно, тебе потребуется компания сегодня, так что она попросила меня приехать.
Эта маленькая интриганка!
Папа расслабляется. Он подходит к Нику, протягивает руку и говорит:
— Нат сказала тебе позаботиться о моей Тине? Наталья, как мой собственный ребенок. Если ты нравишься ей, то мне тоже.
Я закатываю глаза и представляю их:
— Ник. Папа. Папа. Ник.
Папа жмет руку Нику и отвечает:
— У тебя есть полное имя?
Ник кивает и отвечает:
— Николай Леоков.
Папа улыбается и говорит:
— Ах, русский!
Затем он смотрит на меня и говорит:
— Nije hrvatskom, ali on je okay. (прим. пер. с хорв. — Он не хорват, но тоже неплохо.) — Затем наклоняется вперед, как будто Ника тут нет, и шепчет громко: — Но русские — коммунисты, Тина.
Боже мой, папа!
Я не скучаю по тому, как папа позорит меня. К счастью, я слышу, Ник издает смешок, и он спрашивает меня:
— Что-то случилось? Ты выглядела встревоженной, когда я пришел.
Но мой папа отвечает сильным акцентом:
— Большая проблема, Ники. Такая большая проблема. Мужчина пытается увидеть Тину, она не хочет его видеть. Он звонил мне сегодня.
Ник хмурит лоб, когда спрашивает:
— Какой мужчина?
О, блин!
Я начинаю:
— Tata, nemoj! (прим. пер. с хорв. — папа, не говори!)
Но уже слишком поздно, папа выпаливает:
— Этот ублюдок, Джесс! — папа не может сказать Джейс правильно.
Ник поворачивается ко мне, его глаз дергается, и он повторяет:
— Джейс? Тот самый Джейс?
Вот дерьмо!
Я обычно не матерюсь, но это именно тот самый «О, бл*» момент. Ник выглядит так, что готов убить кого-то, а именно Джейса, и папе, кажется, нравится это, потому что он улыбается, как ненормальный.
Я как раз собираюсь ответить, когда кто-то заходит в дверь, и я замираю.
Джейс Везерс смотрит внутрь и замирает, тоже.
Я выдавливаю:
— Джейс, что ты здесь делаешь?
Ник делает шаг вперед, чтобы встать рядом со мной.
Джейс смотрит на Ника, на меня, на папу и приветствует:
— Привет. Прошло много времени, Тина.
Не может быть?!
Джейс по-прежнему выглядит хорошо, немного более зрелым на вид, но он все еще высокий и красивый. Он смотрит на папу и говорит в приветствии:
— Марко. — Затем смотрит на Ника и представляется: — Я Джейс. — Он протягивает руку Нику.
О, нет. Я не хочу, чтобы Ника арестовали за нападение, поэтому быстро хватаю его руку и держу ее.
Ник произносит:
— Я знаю, кто ты. Я просто не знаю, как ты посмел явиться сюда.
Я отскакиваю назад в испуге, когда Джейса толкают в спину. Он летит вперед, и в дверях стоит разъяренная Нат и кричит:
— Уходи, ты, ублюдок, тебе здесь не рады!
За Нат заходят Мими, Лола, Ловкач, Дух и Макс.
Я спрашиваю пронзительно:
— Что вы все здесь делаете?!
Нат смотрит на меня и говорит:
— Твой отец позвонил мне. Я ушла со свидания и отправилась за подмогой.
Папа подходит к Нат, целует ее в щеку и кладет руку ей на плечо. Папа любит Нат. Так было всегда. Они оба вспыльчивые и потому так близки.
С моего лица сходят все эмоции, и я спрашиваю: