Позвал поджидавшую его в машине Ксению и сказал
— В Грушовку проскочу на своем бегунке, а ты зараз поезжай на Отрадо — Кубанку к махачкалинскому поезду. Там встретишь Алексея и привезешь в Журавли.
Протягивая по дороге на Грушовку тонкий хвост пыли, Иван Лукич сквозь запудренные шоферские очки поглядывал на голую степь и думал об Алексее. Озадачивали и удивляли слова «обязательно транспорт». «Почему не машину, а транспорт, и почему обязательно? Или что случилось? — спрашивал он себя и не находил ответа. — Может, парень женился и возвращается в Журавли с женушкой? Ежели рассудить, то одному ему никакой транспорт не нужен. Мог бы Яша прокатиться на мотоцикле и встретить дружка? Нет, тут что-то не то, а вот что? Да и далековато залетел, гуляка, аж в Дагестан… Не иначе, везет в мой дом Дину. Молодец, Алеша, ежели везет. Такую девушку не упустил и правильно сделал! Видно, в батька пошел, смыслит что к чему!»
Предположения Ивана Лукича были правильные. Алексей в самом деле приехал не один, а с Диной, и теперь она уже была не Дина Магомедова, а Дина Книга. И Ксения сразу это поняла и сама себе сказала «Ну вот, у Василисы Никитичны есть ещё одна невестка». Ксения видела, как Алексей выпрыгнул из вагона и как он потом бережно, как могут делать только настоящие мужья, взял за руку выходившую из вагона чернолицую, большеглазую худенькую девушку с черными косами, лежавшими на ослепительно белом платье, и помог ей сойти. И. еще, разглядывая Дину, Ксения подумала «Ну, и выбрал себе Алеша женушку — тоненькая, как хворостинка. И на вид еще школьница, с такой женой горя хлебнешь!..» Алексей, заметно краснея, видимо от новизны своего положения, сказал
— Ксения Ивановна, познакомься… Моя жена Дина!
Больше всех и удивилась и обрадовалась Василиса. Она не думала, что случится это так быстро и так для нее неожиданно. Волновалась, бегала по дому, не знала, куда посадить сына и невестку, чем их попотчевать, и эти ее ненужные хлопоты были похожи на тревогу наседки, когда ее подросшие цыплята разбегаются от нее во все стороны. Алексея и Дину она поцеловала, прикоснувшись своими заплаканными, но веселыми губами к их молодым горячим щекам. Отвела молодоженам самую большую, с двумя окнами, комнату. В этой комнате, точно поджидая Алексея и Дину, стояли две кровати. Давненько на них никто не ложился. Сама перестелила слежавшуюся постель, хотя это нужно бы сделать вечером, а сейчас было утро. Не зная, что бы еще сделать такое, чтобы молодые порадовались, она принесла с погребка крынку холодного молока. С радостью думала, что вот и не будет теперь пустовать дом, вот и есть кому испробовать мягкость панцирных пружин на кроватях, улыбалась про себя.
Мать видела, как Алексей сперва налил молока жене, а только потом себе. И то, как он за ней ухаживал, как тепло смотрел на нее (помнится, на мать он так тепло не смотрел), и то, как он не замечал входившую и выходившую мать, обижало Василису, и она, чувствуя слабость в ногах, прислонилась в уголке, на кухне и заплакала.
Она думала, что ей просто жалко сына, и не понимала того, что ее одолевала ревность, та суровая, тягостная материнская ревность, которая так больно ранила ее сердце. От одной мысли, что теперь уже не она, родительница, будет ласкать и обнимать Алексея, а вот эта молоденькая, чужая в их доме женщина, Василису душили слезы. Алексей не поймет и еще обидится. На кухне нарочно умылась, вытерла покрасневшие глаза и тяжело вздохнула. «Плачь не плачь, а ничему не поможешь», — успокаивала она себя. С улыбкой на посветлевшем лице вошла в комнату и покачнулась. Думала, что Алеша и Дина пьют молоко, а они, не замечая мать, целовались… Не зная, что делать, она попятилась назад и тихонько вышла и прилегла на кушетку.
Узнав о приезде молодоженов, пришел Иван. И то, как он нежно пожал руку Дине, и то, как улыбался ей, как поздравил ее и брата с законным браком и пожелал счастья, говорило о том, что Иван не ждал увидеть жену Алексея именно такой и был удивлен. И когда Дина, желая оставить братьев наедине, незаметно подмигнула Алексею тонкой черной бровью и вышла, Иван весело хлопнул брата по плечу и крикнул
— Ты же настоящий Печорин, Алеша! Алексей хорошо понимал, на что намекал
Иван, и похвала брата ему льстила, и все же он сделал вид, что ничего не понял, и спросил
— В каком же смысле, братушка?
— В том самом, Алеша! Ишь какую милую горяночку привез — залюбуешься! Да она красивее Бэлы, честное слово!
— Её, Ваня, все считают красивой, — не без гордости заметил Алексей.
— А ты как считаешь?
— Чудак! — Алексей рассмеялся. — Не только считаю, а я ее люблю!
Иван Лукич вернулся из Грушовки к вечеру. Уже на крыльце слышался его бас «А ну, где они тут прячутся, молодые муж и жена?» Вошел в комнату и своими ручищами так сильно обнял хрупкую Дину, что Алеша даже испугался, как бы отец случайно не смял и не раздавил, его любовь. Не выпуская из рук перепуганную Дину, Иван Лукич подозвал Алексея, затем обоих обнял и слегка прижал, к себе. Смотрел на молодых людей и не верил, что это его младший сын стоит перед ним с женой. Выпустил их из рук и спросил
— Как ехали?
— Хорошо, батя,
— Ну, как тебе наши Журавли, дочка?
— Не успела рассмотреть, — смело ответила Дина. — К новому месту не сразу привыкнешь.
— Привычка — дело важное. — Иван Лукич уселся на диван. — Люблю, когда люди не кривят душой… Но ты привыкай, дочка. К Алексею привыкла, привыкай и к нашей степной жизни.
Я знаю, у вас там перёд глазами всегда горы, они так и карабкаются одна на другую, а у нас равнина. — И к сыну — Как неё со свадьбой, Алексей?
— Батя, свадьбы не будет.
— Почему?
— Мы с Диной так решили.
— Решили? — удивился Иван Лукич. — Без родителей, сами?
— Мы пробудем в Журавлях три дня, — деловым тоном отвечал Алексей. — Нам пора в Сухую Буйволу…
— Сухая Буйвола подождет! Без свадьбы нельзя, — настаивал на своем Иван Лукич. — Пригласим мать и отца Дины, надо же нам породниться как следует.
— Иван Лукич, у меня нету родителей. — Дина заметно волновалась, сейчас ей не хотелось об этом говорить этому смешному усатому человеку, которого Алексей называет «батя»; смуглое ее лицо не краснело, а темнело. — Мама умерла, а отец погиб на войне, когда я была еще ребёнком.
— Знать, сиротой росла? — Иван Лукич наклонил голову, задумался. — Да, сиротская житуха не мёд. — Ласково посмотрел на загрустившую Дину. — Тогда мы сделаем так взрослые выпьют по чарке за ваше здоровье и обойдутся без веселья, а для молодежи устроим вечеринку с баяном. Пусть и мой новый дом ощутит удары каблуков! Так, что ли, дети?
Алексей и Дина утвердительно и радостно закивали. Им хотелось, чтобы этот, как им казалось, ненужный разговор поскорее кончился. Когда Иван Лукич прошел в комнату, отведенную для молодоженов, они облегченно вздохнули, и Алексей тихо, так, что слышала одна Дина, сказав. «Ох, и говорливый у меня батя… Любитель поучать, а я не люблю, когда старики вмешиваются…»
Дина улыбнулась и глазами сказала, что она с ним согласна.
Иван Лукич позвал сына.
— Значит, в Сухую Буйволу поедете? — спросил он, когда Алексей прикрыл дверь. — Жинка твоя — зоотехник?
— Ветеринарный врач. — Алексей наклонил голову. — Батя, вы назначьте Дину на место Яши.
— Это-то можно, за нами дело не станет, — согласился Иван Лукич. — Но как же Яков? Он тебе, близкий друг, обидится.
— Чего тут обижаться? — удивился Алексей. — Пусть едет в «Россию». Отары «России» рядом с Сухой Буйволой, будем часто видеться.
— Ты поговори с ним, Алеша, — посоветовал отец. — Вот это я тебе хотел сказать… Ну, иди, иди к жене. Одну ее не оставляй. Она пока еще в гостях… Кликни сюда мать!
Вошла Василиса, и как только Иван Лукич обнял ее, как только прикоснулся своей тяжелой рукой к ее худеньким плечам, как только взглянул в ее счастливые глаза, так и заныло, защемило сердце. А отчего? Не оттого ли, что они с Василисой постарели и что вспомнилась ему своя женитьба, и он увидел не седую старуху под своей рукой, а ту юную Васену, которая на свадьбе, стыдясь и краснея, вот так же прижималась к нему? Иван Лукич, как и его сын Алексей, выбрал себе жену не в Журавлях. Думать ему об этом было приятно, и в Алексее и Дине он как бы заново видел самого себя и Василису.
— Ну, Васюта, радуйся! — сказал он дрогнувшим голосом. — Дождались мы еще одну невесточку!
— Я и так, Лукич, радуюсь.
— Почему такая заплаканная?
— Глаза у меня, Лукич, на мокром месте, вот горе! — И Василиса несмело улыбнулась. — Ты что хотел сказать?
— Погляди сюда. — Иван Лукич указал на кровати. — Ты постели развернула? А почему на двух кроватях?
— Может, они, Лукич, будут спать по-городскому?
— Глупость! Да им, канальям, и на одной кровати будет просторно, а ты их хочешь в первую ночку разлучить. — ; Усмехнулся. — Нельзя, Васюта, им стелить врозь, нельзя! Помнишь, как мы спали первую ночку?
