6 Единичный пример субъективной оценочности оказывается ошибочным, когда рецензент пишет, что «комментатор с сожалением констатирует „не оправдавшуюся впоследствии закономерность”» (187) в отношении российского Царьграда; однако если данная констатация и относится к комментатору, то сожаление принадлежит А. Ламартину; почему понадобилось соединить две отдельные позиции двух разных лиц в одну — не совсем ясно.
7 Позиция, точка зрения (нем.).
8 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 2). М., 1989, стр. 37.
9 См.: Аксаков И. С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886, стр. 198.
10 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 567.
11 Соловьев В. С. Сочинения в 2-х томах, т. 2. М., 1988, стр. 311.
12 «Старина и новизна», 1915, кн. 19, стр. 205.
13 См.: Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 198.
14 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 366.
15 «Я» — со всей ограниченностью не только его идеологических притязаний и рациональных теорий, но и прихотливых желаний, акцентированных, например, в «Записках из подполья» Достоевского.
16 Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 137 — 138.
17 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 206.
18 Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 199.
19 См.: Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 188 — 190.
20 Тютчев Ф. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2. М., 1984, стр. 14.
21 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 334.
22 Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979, стр. 157. См. также об этом: Зубов Андрей. Размышления над причинами революции в России. Опыт восемнадцатого столетия. — «Новый мир», 2004, № 7 — 8.
23 См.: Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 175 — 176.
24 Тютчев Ф. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 239.
25 «Независимая газета», 1993, 2 сентября, стр. 5.
26 Бьюкенен Патрик Дж. Смерть Запада. М.—СПб., 2004, стр. 22.
27 Там же, стр. 271.
28 Там же, стр. 325.
29 Там же, стр. 17.
30 Там же, стр. 132.
31 Там же, стр. 41.
32 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 343.
33 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. 26. Л., 1984, стр. 169.
34Тютчев Ф. И. Полн. собр. соч. и письма в 6-ти томах, т. 3. М., 2003, стр. 147.
35 Чаадаев П. Я. Статьи и письма. М., 1989, стр. 157.
36 Жуковский В. А. Сочинения в 6-ти томах, т. 6. СПб., 1885, стр. 540 — 541.
37 Тютчев Ф. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 357.
38 Там же, стр. 251.
39 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 351.
40 Тютчев Ф. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 234.
41 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. 23. Л., 1981, стр. 49 — 50.
42 Тютчев Ф. И. Сочинения в 2-х томах, т. 2, стр. 176 — 177.
43 См.: Аксаков И. С. Указ. соч., стр. 217.
44 «Литературное наследство», т. 97 (кн. 1), стр. 539.
На фоне Путина...
Кронгауз Максим Анисимович — лингвист, доктор филологических наук. Родился в 1958 году в Москве. Директор Института лингвистики РГГУ; автор научных монографий и популярных статей на темы языкознания, культурологии, педагогики. Постоянный автор “Нового мира”.
— Мне говорили, что ваш роман — про Путина. Это тот самый Путин?
— У каждого из нас свой Путин — и это роман про моего Путина.
Из интервью с Сергеем Доренко —
“Афиша”, 2005, № 14.
Вечный вопрос
Сегодня в русской словесности есть по крайней мере три ярких тенденции.
Во-первых, в издательский обиход вошла публикация книжек, состоящих из статей, фельетонов или чего-то там подобного, написанных на злобу дня, то есть уже публиковавшихся ранее в периодической печати.
Во-вторых, стало модно писать сказки (обычно — новые русские сказки, но не обязательно).
И наконец, в-третьих, самым популярным персонажем русских текстов стал российский президент.
Вообще говоря, эти три тенденции никак не связаны между собой. Тем не менее нередки случаи, когда две из них — или даже все три — прослеживаются у одного и того же автора, более того — проявляются в одной и той же книжке. То есть берешь в руки книгу — а это, скажем, сборник газетных статей о президенте. Или того хуже — сказки о нашем времени, выходившие в периодике. Ну и так далее.
Первая из этих тенденций легко объяснима и по-человечески понятна. Если издательство готово публиковать уже выходившие статьи отдельной книгой, то почему бы автору на это не согласиться? Как преимущество, так и издержки такого подхода очевидны. Одна книга престижнее десятка статей. Правда, статьи еще читают, а книжку, скорее всего, просто поставят на полку, в лучшем случае — откроют в произвольном месте и прочитают кусочек. От корки до корки читать такие книги просто невозможно; зато особую ценность — по крайней мере для меня — в них представляют всякие предисловия, аннотации, оглавления и тому подобное — короче, все то, чего нет и не может быть в отдельных статьях.
Вторая тенденция, напротив, на мой взгляд, абсолютно загадочна. Факт, однако, состоит в том, что жанр сказки или даже просто слово “сказка” в названии стали чрезвычайно популярны. За “дикие животные сказки” взялась Л. Петрушевская. “Сказки для взрослых” написал В. Тучков, а “московские сказки” — А. Кабаков. Книг же, чье название хотя бы включало слова “новые русские сказки”, мне попалось целых три (авторы Э. Успенский, Д. Быков и Ю. Зверлин). Что уж тут про писателей говорить, если даже бард Тимур Шаов спел “сказки нашего времени”! Устроены эти сказки совершенно по-разному. Иногда классические сказочные сюжеты и герои переносятся в наше время, где с ними происходит что-то несуразное. Иногда, наоборот, классические персонажи нашего времени, чаще всего — известные политики, переносятся в сказочный контекст. Бывает же, что и сказки как таковой нет, ничего волшебного не происходит, автор же все равно называет свое произведение сказкой… Одним словом, мода такая.
Третья же тенденция диалектически совмещает в себе оба эти свойства: очевидность и загадочность. С одной стороны, объяснение ей напрашивается. Более того, оно уже прозвучало в некоторых критических статьях на эту тему. Так, Евгения Лавут в статье “Слово о президенте” (“Большой Город”, 2005, № 3 /129/) отмечает главное: все, что связано с российским президентом, отлично продается. Поэтому авторы и издатели так легко обращаются к персоне президента: кто же не мечтает продать свою книгу? Но, строго говоря, объяснением это не является. Остается два принципиальных и действительно загадочных вопроса. Во-первых, почему наш президент так интересует читателя, и во-вторых, почему читателя интересует именно этот президент. Ведь, казалось бы, куда более колоритная фигура Бориса Ельцина пользовалась гораздо меньшим спросом. Путин же стал героем — или хотя бы просто персонажем — уже стольких произведений, что не только прочесть, но хотя бы даже отследить их все не представляется возможным. Я, к примеру, отчаялся это сделать после выхода в издательстве “Детская литература” в 2004 году “мемуаров лабрадора Конни” (так они названы в российской прессе), а точнее говоря — “Connie’s Stories”, или “Конни рассказывает. Книга для чтения на английском языке” (автор И. Борисова).
Путин как персонаж становится своего рода idйe fixe нашего времени. Он появляется в произведениях совершенно разного сорта — от упомянутой выше книги для чтения на английском языке до серьезных монографий, таких, как, например, P. Baker, S. Glasser, “Kremlin Rising. Vladimir Putin’s Russia and the End of Revolution”1. Он появляется в газетных статьях и в сказках, в прозе и в стихах. В разных текстах президента России могут звать по-разному: чаще всего Владимир Владимирович Путин, иногда Федор Федорович или как-то еще, — но неизменными остаются его основные качества: строгость и бесстрастность, граничащая с безликостью, а также его связь с КГБ. Путин, став самым популярным и растиражированным героем нашего времени, остался, по существу, человеком без свойств. Вопрос “who is Mister Putin?”, прозвучавший в самом начале его эпохи по отношению к реальному человеку, сохранил свою актуальность и по отношению к сегодняшнему литературному персонажу. Я еще готов был поверить в отсутствие свойств у президента России, но их отсутствие у литературного персонажа кажется абсурдным. Человек без свойств не может быть интересен ни писателю, ни читателю2.
На оба эти вопроса: почему Путин и какой Путин, — я и попытаюсь ответить.
Но сначала надо задать разумные ограничения. Нет смысла искать ответ на эти вопросы ни в научной биографии, ни в “книге для чтения на английском языке” (хотя последнее уже не так бесспорно). Подумав, я отбросил и те романы, где Путин встречается как проходной персонаж: слишком разные цели преследуют авторы этих романов. Так, авторы квазибиографической3 литературы (например, Владимир Соловьев и Елена Трегубова) используют Путина для повышения собственного статуса, а Юлий Дубов очевидным образом сводит какие-то личные счеты4.
