студенты Университета Св. Владимира в Киеве.
Изидор Курик, Александр Шерстюк, Головощук, Чижов, Кирик – студенты Украинского Народного Университета в Киеве.
Андрей Соколовский – ученик 6-го класса 2-й Украинской Киевской Гимназии.
Николай Корпан из Тяпча, под Болеховом, Западная Украина, М. Ганкевич, Евгений Тарнавский, Гнаткевич, Пипский – ученик 7-го класса, родом из Западной Украины, расстрелянный с 35-ю другими на станции Круты, перед расстрелом первый начал петь «Ще не вмерла Украина», все остальные поддержали пение»[495].
Кроме исправлений грамматических ошибок, в списке содержится еще одно имя – Николай Корпан, а общее число достигает 18.
Думается, что это и есть исчерпывающий список студентов, гимназистов, учеников, погибших в бою под Крутами 16 января 1918 г.
Есть возможность внести и некоторые коррективы в несколько искаженные представления о количестве погибших и перезахороненных 19 марта жертв. В частности, известный украинский поэт П. Г. Тычина откликнулся на событие стихотворением «Памяти тридцати». Оставляя в стороне разговор о естественной склонности творческой личности к гиперболизации, гораздо конструктивнее обратиться к имеющимся источникам.
Еще до решения Центральной Радой вопроса о перезахоронении погибших под Крутами в Киеве состоялась панихида над 7 убитыми казаками – офицером и рядовыми 1-го отряда гайдамаков, «убитых в боях с большевиками». Об этом, в частности, сообщалось в газете «Боротьба»[496].
Можно предположить, что в данном случае речь идет о погибших в Киеве сторонниках Центральной Рады во время январских событий и включенных в список тех, кто сложил головы под Крутами. Это Борозсько-Конончук, Гончаренко Федор, Наумович Владимир, Пурик-Пуриченко Сидор, Сирик Василий, Кольченко Павел Иванович, Мисан, Сорокевич Иван[497]. То есть зафиксировано восемь фамилий. Очевидно, что опять проявляется элемент неточности, порождающий определенную путаницу. Однако стоит обратить внимание на количественный фактор. Итоговое число равняется 25–26. И ему также находится объяснение в источниках.
Упомянутая выше газета «Боротьба» 20 марта поместила на своих страницах корреспонденцию «Два похорона». В ней речь идет о перезахоронениях 6 и 19 марта, говорится о 26 гробах, опущенных в могилы на Аскольдовой горе[498].
Кроме упомянутого, за все 100 минувших лет других данных, новых фамилий не обнаружено. И, наверное, ждать тут серьезных изменений не стоит.
Хотя бою под Крутами в последние годы посвящается все большее количество публикаций, среди них – солидных по объему изданий, они практически ничего общего не имеют с научно-историческим эффектом. Особенно активно стимулируемые высшими государственными органами власти в 2005–2009, 2014–2019 гг. (президентские Указы, правительственные мероприятия с участием первых лиц страны), выпуски безмерно идеологизированной и политизированной литературы носят преимущественно эмоционально-пропагандистский характер, откровенно направлены на упрочение сложившегося «культа героев Крут». Вряд ли в таком случае они заслуживают серьезного анализа, научных оценок.
Случилось так, что в день боя под Крутами эпицентр политического напряжения, передний край смертельного столкновения сил, которые враждовали в Украине, стремительно переместился под стены столицы, да и в сам Киев.
Январские события в древнем городе множество раз воспроизводились и оценивались историками. Исследования и публикации изобилуют массой самых разных, часто крайне противоречивых версий, толкований, позиций. Найти равнодействующую, которая удовлетворила бы, или примирила всех участников перманентных дискуссий, невозможно. А одна из самых существенных причин заключается в том, что все спорящие стороны, хотя каждая и на свой лад, допускают одну и ту же ошибку – приносят фактологическую достоверность в жертву идеологическим схемам.
Поэтому, например, в советской историографии всячески возвышался героизм, стойкость повстанцев Арсенала, мужество, доблесть красноармейцев, а в трудах историков-антиподов эти же качества приобретали прямо противоположные характеристики и оценки, а сами действия советских сил, большевиков квалифицировались как крайне постыдные, антинациональные и т. д. Точно так же, однако с изменением позиции на 180°, осуществлялись подходы тех же лагерей к выводам и обобщениям относительно поведения защитников Центральной Рады, национальной государственности.
Существенным шагом в приближении к идентичной передаче сути событий стал второй том хроникального труда о социалистической революции в Украине[499], отразивший комплекс сохранившихся документов, хотя категорического отказа от доминирующих стереотипов тогда не произошло. Такая ситуация наблюдается и в соответствующих сюжетах обобщающей, по сути итоговой работы о достижениях большевистской стратегии и тактики[500].
Что касается литературы антисоветского толка, да и практически всех современных публикаций, в них собственно военному аспекту борьбы за столицу Украины уделяется немного внимания[501]. Иногда вообще все сводится к нескольким традиционным общим замечаниям, заимствованным большей частью из арсенала идеологической полемики 1918 г.[502] Несколько большие по объему сюжеты содержатся разве что в новейших трудах о С. В. Петлюре. Их авторы подробно воссоздают события 19–22 января 1918 г., т. е. в те дни, когда С. Петлюра во главе Гайдамацкого коша Слободской Украины, вернувшись в Киев, руководил подавлением восстания против Центральной Рады[503]. Да и акценты смещены в сторону подъема имиджа одного из военных руководителей УНР.
Попутно можно заметить, что все же не соответствуют действительности данные, согласно которым С. В. Петлюра со своим кошем прибыл в Киев только 22 января 1918 г.[504] Возникает вопрос и о дате их возвращения – 19 января. Ведь известно, что гайдамаки отъехали из Бобрика в направлении Киева (расстояние по железной дороге около 70 км) еще 16 января, мотивируя свой отказ в помощи тем, кто в это время вел бой под Крутами, потребностью побыстрее добраться до столицы для подавления восстания. Правда, в Броварах дорогу им преградил украинизированный Наливайковский полк, перешедший на сторону большевиков (1 200 сабель). Гайдамаки его разоружили[505], однако нет свидетельств того, что это заняло целых три дня.
Адекватного воспроизведения январских событий в историографии так и не последовало. В случае необходимости, исследователи вынуждены обращаться в поисках хоть сколько-нибудь полной и объективной информации к ранним публикациям[506] и мемуарам[507], а также к тогдашней прессе.
Большевики Киева готовились к восстанию заранее. Они планировали поднять массы на решительные действия в момент приближения к столице советских войск, то есть применить тактику комбинированного удара, что в последние недели доказало свою эффективность.
Однако и Центральная Рада интуитивно «считывала» ближайшую перспективу поведения противника и естественно, стремилась расстроить планы превентивными действиями. Она шаг за шагом пыталась взять под контроль или блокировать те пункты (предприятия, учреждения), где большевики пользовались значительной поддержкой рабочих и служащих, и в силу чего эти объекты скрывали в себе потенциальную опасность для власти.
Так, 15 января 1918 г. стало известно о распоряжении Центральной Рады, точнее подконтрольного ей коменданта города М. Н. Ковенко вывезти со складов завода «Арсенал» все запасы угля (тогда как раз наступила пора двадцатиградусных морозов), чтобы прекратить работу и распустить рабочих. Заводской комитет немедленно собрал на территории предприятия митинг, на котором
