В день, когда ожидалось первое появление молодого императора, собрались все. Всем было интересно.
* * *
Кареты Царского поезда подъехали к Зимнему дворцу. Для каждой категории приглашённых лиц открывался свой подъезд. Для великих князей – Салтыковский, для придворных – подъезд Их Величеств, для гражданских чинов – Иорданский, для военных – Комендантский.
Кареты остановились у подъезда Их Величеств, и к ним подскочили шталмейстеры, в обязанности которых входило помогать вельможам, выбираться из громоздких колымаг. Николай вышел из кареты и огляделся. Шпалерами стояли лейб-казаки в красных бешметах, синих шароварах и таких мохнатых папахах, что не видно глаз. У монолитной Александровской колонны с ангелом наверху, строй лейб-гвардии конного полка, белоснежные мундиры, на головах блестящие медные каски, смахивающие на пожарные. Николай вздохнул, и направился в подъезд.
Конец ноября, но солнечно. Да, солнечно, но конец ноября. Мужчины храбрятся, все в одних мундирах, а дамы уже в мехах. Горностаи, черно-бурые лисицы, но головы не покрыты, ибо на замужних диадемы, а у барышень – цветы в волосах.
На запятках некоторых карет – ливрейные лакеи, но им вход во дворец запрещён. В вестибюле верхнюю одежду принимают дворцовые лакеи, в мундирах, шитых галунами с государственным орлом, в белых чулках и лакированных башмаках. К каждой ротонде или накидке прикрепляется визитка владельца, и лакей вполголоса говорит, где именно будет он находиться с вещами.
Далее следует подняться по лестнице и разделиться. Чины церемониальной части зорко наблюдают за порядком. Кого-то поймать за рукав и направить в правильную сторону, кому-то указать на недопустимость того или иного – это их работа.
Придворные и приглашённые направляются в Николаевский аванзал, причём придворные занимают место в середине, а прочие располагаются вдоль стен. В принципе места хватает всем, площадь зала более тысячи квадратных метров.
В этот раз среди приглашённых были члены Государственного Совета. Высшие сановники Российской империи, все при мундирах и орденах, стояли группками и вполголоса беседовали. Несколько особняком от всех стояли четыре очень представительных господина, сплошь увешанные орденами и муаровыми лентами. Сравнительно молодые, Сергей Юльевич Витте, министр финансов и Иван Николаевич Дурново, министр внутренних дел, и двое старцев, министр иностранных дел Николай Карлович Гирс, и обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев.
— Шо же вы, Константин Петрович, думаете относительно нашего нового императора? — обратился к Победоносцеву Витте с сильным южнорусским, можно сказать, одесским, выговором, — Ведь вы были его наставником.
Победоносцев ответил не сразу. Пожевал сухими старческими губами, поглядел поверх голов собравшихся, и только после этого, вздохнув, ответил:
— Как к своему ученику, я отношусь к нему любовно, но больше всего боюсь, как бы император Николай по молодости своей и неопытности, не попал под дурные влияния.
— А вы что думаете? — в свою очередь обратился Дурново к Витте.
— Ну, шо я могу сказать я о делах с ним говорил мало, — заговорил министр финансов, — разве шо в Комитете по постройке Транссибирской железной дороги. Он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Да, он совсем неопытный, но и неглупый. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как наш новый государь. Воспитание это скрывает все его недостатки.
— Ошибаетесь вы, Сергей Юльевич, вспомяните ещё меня – это будет нечто вроде копии императора Павла Петровича, но в настоящей современности, — Дурново заговорил, понизив голос, — и может, даже, с чертами Александра I, с хитростью, мистицизмом и коварством. Только без образования Александра I. По достоверным сведениям, он не интересуется государственными делами.
Победоносцев и молчавший Гирс недовольно посмотрели на Дурново. Было заметно, что им не понравился отзыв министра внутренних дел. Сергей Юльевич Витте, молча, с непроницаемым лицом, смотрел в сторону. Ему уже доложили, какую суматоху учинил в Москве молодой самодержец. Агенты министерства финансов, подчинённые лично Витте, находились не только в крупных городах империи, но и во всех крупных странах мира. Поэтому Сергей Юльевич узнавал важные новости, гораздо раньше, чем те, кому это было положено по службе.
И вот теперь у него было тревожно на душе. "Не интересуется государственными делами, говорите? — размышлял Витте, — А для чего он прогнал московского коменданта из Кремля? В любом случае, для всего нужны деньги. А деньги у него, у Витте. Так что очень скоро обо всём узнаем…"
Члены императорской фамилии, между тем, собирались в Малахитовой гостиной, доступ в которую охраняли придворные арапы в парадных костюмах и больших тюрбанах. Настоящие арапы, негры. Традиция заведена ещё Петром Великим.
Николай вошёл в Малахитовую гостиную последним. Сочетание малахита с обильной позолотой свода, дверей, капителей колонн и пилястр заставляло замирать сердце. Красота неописуемая.
Вся императорская фамилия уже в сборе. Повернулись к вошедшему императору и поклонились, дамы сделали реверанс. Их много: два брата, четверо двоюродных братьев, девять троюродных братьев, четверо дядей, десять двоюродных дядей и двоюродный дед. Тридцать. Не считая женщин. И сколько же бойцов, из этого взвода императорской фамилии, солидарных с монархом по династическому принципу, встали рядом с русским царём в феврале семнадцатого? Ни одного. Николай покривился и поклонился им в ответ, скрывая гримасу.
* * *
Пожалуй, следует разобраться, почему многочисленная и полная сил императорская фамилия погибла, не сделав ни одного телодвижения, чтобы спастись. Если отбросить шелуху мелочных обид и докопаться до первопричины жестокого раздора, то с большой долей уверенности можно заключить, что династию погубила одна статья в "Своде Законов Российской империи".
Дело в том, что Павел I Петрович, после чехарды непонятно кого на Российском престоле в XVIII веке, решил упорядочить сей скользкий момент и 5 апреля 1797 года издал Акт о престолонаследии, который вводил в России примогенитуру по австрийской (полусалической) системе. Салическая система предполагала престолонаследие исключительно по мужской линии, полусалическая дозволяла, при отсутствии наследника, передавать трон наследнице. Жизненная, в принципе ситуация, женщины на троне сидят не хуже мужчин, но в этом Акте была статья, о которой я и говорю. Вот она:
— ст. 188 лица императорской фамилии, вступившие в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть, не принадлежащем ни к какому царствующему или владетельному дому, не может сообщить ни оному, ни потомству, от брака сего произойти могущему, прав, принадлежащих членам императорской фамилии.
Там много ещё чего написано в этом Акте, и что браки дозволяются только с разрешения царствующего императора, и с какого боку незаконнорождённые относятся к императору, но самое главное, на мой взгляд, в этой статье. Запрет женится на женщинах, не принадлежащих ни к какому царствующему или владетельному дому, учитывая, что Европа маленькая, привёл к тому, что через сто лет великие князья начали женится на двоюродных сёстрах. К чему это приводит, понятно. Браки внутри семьи приводят к вырождению, и как следствие, к всевозможным наследственным болезням, в том числе и к "царской" болезни, гемофилии.
Или… Или бунт. С последующими репрессиями. В царской семье и репрессии были царские. Выслать из страны, запретить появляться при дворе, не признать детей. Но и обиды были соответствующие, царские.
Но это если молодой великий князь колобродит, то мудрый император пожурит его и простит, бывало и такое. А если самому императору, или наследнику вожжа под хвост попала?
Первый сбой в программе произошел уже через 26 лет после принятия Акта. великий князь Константин Павлович, наследник престола, между прочим, в 1823 году женился на польской графине Грудзинской. Хотя такой морганатический брак не лишал лично его прав на престол, Константин был вынужден подписать отречение. Очень уж кушали живьём его братья, старший брат император Александр I и младший брат, будущий император Николай I. Отречение было делом незаконным, поэтому братья оставили его под сукном, чтобы достать в нужное время. Это сыграло злую шутку, общественности об отречении Константина ничего не было известно, и когда после смерти Александра I на трон залез Николай I, его посчитали узурпатором. Тут и декабристы подсуетились. Гренадёры выходили на Сенатскую площадь под лозунгом: "За Константина и жену его, Конституцию".
Это был ещё не раздор в императорской фамилии, это был прецедент, тихий звон, правда, погребальный.
