Но у него есть четкое подозрение, что она звонит не только за этим.
– Полиция расспрашивала его о случившемся. К сожалению, он ничего не помнит.
– Неудивительно.
– Я поговорила с ним напрямую, сказала, что думаю. У них нет никаких зацепок. Кажется, они считают, будто это разборки между кланами китайской мафии.
– Правда? – сухо говорит Мори.
Для полиции в такой трактовке есть смысл. Им выгодно имитировать раскрытие жестокого преступления, и в то же время появляется случай посадить китайское хулиганье на несколько лет, а потом депортировать. Вне сомнений, уже и подходящий подозреваемый припасен.
– Но я сказала им, что лучше бы они поговорили с вами, Мори-сан. В конце концов, очевидно, что настоящей мишенью были вы. Вероятно, преступник – один из ваших коллег.
– Вы так сказали? – морщится Мори.
– Конечно, и я доложила им, что вы за человек.
– Думаю, они и так это знают.
Тон Кэйко с самого начала был холоден. Теперь он падает еще на пару градусов.
– Может быть, но мой жених не знает. Он до сих пор думает, что вы какой-то герой, даже сейчас.
– А.
– Вы помните, Мори-сан, в больнице я просила вас об одолжении? Я хотела, чтобы вы поговорили с ним напрямую, попытались пробудить в нем здравый смысл.
– Конечно, помню. Я готов в любое время… Кэйко безжалостно прерывает его:
– Погодите, я передумала. Требовать от вас здравого смысла – все равно что покупать рыбу в овощном магазине.
Эту фразу Мори в последний раз слышал от своей учительницы в школе. Эта женщина будет строгой женой и еще более строгой матерью.
– Что конкретно вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, держитесь от него подальше. Вы уже нанесли достаточный ущерб.
Она отключается. Пару секунд Мори молча смотрит в трубку: короткие гудки.
Десять минут задумчивости: еще одна чашка кофе; альбом Джерри Маллигана на проигрывателе. Потом снова за работу. Мори звонит Куботе, старшему сыну своего старого учителя карате. Кубота – замначальника районной пожарной станции в Нерима.
– Я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали, – говорит Мори. – Мне нужна информация о женщине по имени Наоми Кусака – несколько лет назад она была знаменита.
– Правда? – На Куботу это производит впечатление. – Я ее знаю в лицо?
– Вряд ли, – говорит Мори. – Она была певица, а не порнозвезда. В ее квартире прошлым вечером был пожар. Я хочу знать, как это было в деталях.
– Будет сделано. Перезвоню через пять минут. Так он и делает, но его пунктуальность более поразительна, чем качество информации.
– Небольшой пожар на кухне, – говорит Кубота. – Ущерб небольшой. Загорелась проводка в электроплите.
– О чем ты говоришь? – возражает Мори. – Там дым из окна валил. Внутри все должно было поджариться, как якитори!
– Невозможно, – говорит Кубота резко. – Все детали на экране передо мной. Я их только что загрузил с нашего центрального компьютера!
Мори благодарит его и отключается. Для такого человека, как Кубота, чем более продвинута технология, тем большего доверия заслуживает информация. Спорить – только зря дыхание тратить. Мори наводит другие справки, не особенно рассчитывая выяснить что-либо важное. Не рассчитывает он правильно. Ясно, что кто-то вложил много труда в сокрытие того, что случилось прошлым вечером.
Следующие полчаса Мори сидит за столом, попивает кофе и обдумывает дело с самого начала. Он думает о высокопоставленных чиновниках, их характере и образе поведения. Он думает о Танигути – о том, каким он был и каким стал. Когда-то изысканный и циничный, а теперь весь скручен горечью и злостью. Что могло привести к такому изменению? Что обратило жизнелюбивого немолодого человека к неразборчивому терроризму?
Трудный вопрос. Надо продумать еще раз. Посмотреть под другим углом.
Смерть дочери – вот что разбило его жизнь на куски.
Или нет. Или это событие сфокусировало его жизнь, придало ей смысл, которого прежде недоставало.
Какой смысл?
Мысли формируются в мозгу Мори. Инстинкты и подозрения. Некоторые он отметает. Некоторые оставляет.
Ричард Митчелл стоит у кофейного автомата и смотрит, как Саша де Глазье и Хауптман, беседуя, идут по торговому залу. Рынок сегодня активен. Телефоны звонят безостановочно, раздаются возбужденные крики.
– «Тяжелая промышленность Мицукава» – девяносто тысяч по рынку!
– «Недвижимость Сэйкю» – пятьдесят тысяч исполнено!
– Увеличьте лимит! Увеличьте лимит!
По временам, когда акция пробивает какой-нибудь особенно важный уровень, дилинг взрывается аплодисментами. Хауптман выглядит довольным. Рынок сильный, торговый зал напоминает зверинец – из этого он делает вывод, что его деятельность приносит деньги. Он наклоняется перекинуться парой слов с Накагамой, главным трейдером по деривативам.[47] Накагама – красноглазый, желтозубый, вислобрюхий, дышащий перегаром, лопающий таблетки от повышенной кислотности, старикан лет тридцати пяти. Ежедневно он держит позиции на суммы во много раз большие, чем каждый из сидящих в зале заработает за всю свою жизнь. Хауптман относится к Накагаме с величайшим уважением, и будет продолжать так относиться, пока не уволит.
Накагама вынимает изо рта мундштук и выдувает в воздух облако дыма. В пепельнице перед ним уже сформировалась небольшая гора Фудзи из окурков. Он говорит Хауптману то, что Хауптман хочет услышать. Хауптман одобрительно кивает, хлопает его по плечу и уводит Сашу к себе в офис. Они исчезают внутри, и Митчелл замечает, что рука Хауптмана расслабленно лежит на спине Саши, три четверти на пути вниз. Еще пара дюймов – и начнутся ягодицы. Эта мысль вызывает у Митчелла слабую тошноту. Он никогда не рассматривал Сашу в таком ракурсе. Конечно, у нее есть ягодицы, и груди, и все прочее – и на вид все прекрасной формы. В техническом смысле она, несомненно, особь женского пола. Но в смысле сексуальной ориентации, в той мере, в какой Митчелл о ней думал, она кажется ему паучихой, получающей удовлетворение от ритуального поглощения здоровых молодых самцов.
– «Мацуи-Цемент» – шестьдесят тысяч на покупку…
– «Мега Энтерпрайзис» четыреста тысяч на продажу…
Аплодисменты и вопли по всему торговому залу. Четыреста тысяч – огромный ордер для таких дорогих акций, как «Мега». На его исполнение потребуется несколько дней. А так как Митчелл – аналитик, отвечающий за эту компанию, он получит долю кредитов продажи – больше, чем он рассчитывал получить за прошедшие три месяца. Он подходит к продавцу, объявившему ордер.
– Кто продает? – спрашивает Митчелл буднично. Продавец снимает наушники, выпячивает грудь. Он горд, как военный летчик, вернувшийся с задания.
– Какой-то гонконгский хедж-фонд. Первый ордер, который мы от них получили.
– Они получают наши отчеты?
– Нет пока. Они только что открыли счет.
Митчелл смотрит на ордер на столе. Клиент называется «КХИ Ассошиэйтс».
– Тебе уже ничего не надо делать, – говорит продавец туманно. – На твоем месте я бы наслаждался этой везухой, пока она длится.
Панель управления мигает – поступил другой звонок. Продавец снова надевает наушники.
– Двести тысяч? Да, да. Спасибо большое. Он встает со стула и орет на весь торговый зал:
– Двести тысяч «Софтджой»! Купить по рынку! Опять аплодисменты, вопли, шум, как в зверинце.
Митчелл проходит обратно к своему столу, смотрит на график акций. «Мега» начинает ослабевать. Когда рынок увидит, какое давление создается на продажу, акция упадет очень резко.
Перед ланчем звонит Такэути:
– Президент Сонода выражает признательность за минувшую ночь. Он хотел бы знать, согласитесь ли вы провести еще одну подобную встречу.
– Конечно, – говорит Митчелл. – Когда вам угодно.
– Отлично. А теперь информация, которую вы запрашивали прошлой ночью…
Такэути диктует имя и адрес, которые Митчелл записывает на обороте счета из прачечной. На экране перед ним цена акций компании «Софтджой» неожиданно подскочила на 5 %. Митчелл открывает двухлетний график. Смена тренда, на которую он уже почти не надеялся, начинается. Как сказал бы его прежний босс Ядзава, сегодняшнее движение – первая ступенька эскалатора. А куда нас завезет этот волшебный эскалатор, вьющийся, становящийся на дыбы, все быстрее уносящий к небесам? Этого мы не знаем, пока сами там не окажемся. Только держись крепче да не гляди вниз.
Когда «хонда» Мори останавливается у дома Танигути, маленькая якитория забита до отказа, и снаружи на мороси ожидает очередь сарариманов и офисных барышень. Причина ясна из рукописной таблички в окне: «Безумно дешево – обед на десять палочек всего за 300 иен».
Вглядываясь сквозь прорезь в навесе, Мори мельком видит лицо хозяина над грилем, красное и потное; он трудится, пытаясь удовлетворить созданный спрос. Самый оживленный, самый доходный час дня для него; но, видя Мори, он спешит к двери.
