был уже настоящим. Крепким и все же нежным. Раздражение вспыхнуло и растворилось. Уплывали из-под ног и руины. Ниил придерживал меня одной рукой за подбородок, но я только прижималась к нему крепче, обвивая его руками.
– Так придешь завтра? – спросил он потом.
Я смотрела в его серые глаза:
– Приду.
Ниил легко пожал плечом.
– На самом деле это, – он поднял окровавленную ладонь, – ни о чем не говорит. Ты все равно ничего обо мне не знаешь.
– Тем более.
Уголки губ Ниила дрогнули.
– Пойдем.
Когда мы петляли по черным переходам подземки, я почти не чувствовала времени. Все мои ощущения сосредоточились в моей левой руке – ее держал Ниил. В левой ладони было тепло. В голове билась мысль: завтра мы увидимся.
Я хотела получить ответы на свои вопросы. Хватит этих недомолвок. Но еще я хотела увидеть Ниила снова. Раньше я не разрешала себе думать о нем. Мне и сейчас не хотелось. Мне следовало быть серьезнее, следовало подумать о том, что меня ждет дальше. Но после того поцелуя в лианах, того странного часа, который мы провели в почти полной неподвижности, прижавшись друг к другу так, будто от этого зависели наши жизни – а было ли так и в самом деле? – Ниил вытеснил собой все остальные мысли почти полностью.
Я все равно не знала о Нииле ничего. Но между нами изменилось все. И завтра – завтра днем в переулке, где мы с ним заговорили впервые, – он наконец расставит все точки над «и». Я все пойму. И уже тогда… тогда и разберусь, что делать. А до того…
– Один процент и твоя мама. Поняла? – повторил Ниил, когда мы остановились в скудно освещенном тоннеле у ржавой лесенки, ведшей куда-то наверх.
Тоннель был полукруглым, обложенным зеленым эмалированным кирпичом. Вряд ли это была канализация, но и на переходы той подземки, которую успела показать мне ла’Гарда, это место тоже не походило. Технический проход? Аварийный выход?
Я запрокинула голову. В конце лесенки, наверху, света было больше, и он сочился в шахту косыми пыльными лучами.
– Поняла? – повторил Ниил.
Я глянула на него и вдруг резко спросила:
– Зачем ты мне помогаешь? Зачем поцеловал? Мало девчонок в руинах?
Ниил выпустил мою руку из своей:
– Дура ты. Пошли.
– Ты со мной?
– У тебя больше нет комма. Забыла? Как ты попадешь к ли’Бронаху? Я тебя провожу и смоюсь.
Он улыбался. Я ответила ему тем же.
* * *
Весь путь из подземки – из-под земли через люк в переулок, а оттуда за угол и несколько кварталов по узким улочкам до высотки ли’Бронаха – Ниил провел в молчании. Я тревожно оборачивалась, боясь встретить патруль. От прохожих мы прятались, и не зря.
Из затемненного зеркала лифта на меня взглянула совсем незнакомая девушка. Перед походом в министерство к ла’Гарде я завила волосы – теперь локоны сбились, а лицо было перепачкано сажей и кровью. Белый воротничок стал таким же серым, как платье.
Выйдя из лифта, Ниил прикоснулся к последнему сканеру, и дверь щелкнула. Я взялась за ручку и хотела открыть рот, но Ниил качнул головой. Только провел рукой по моему запястью и без улыбки шагнул обратно в лифт. Двери съехались. Ли’Бронах дома или это была лишь предосторожность? Я оправила свое безнадежно испорченное платье и дернула дверь на себя.
Я все же надеялась, что в середине дня я ли’Бронаха в апартаментах не встречу. Что он вернется позже, а я пока перекушу – зверски хотелось есть – и, может, даже приму в последний раз ванну с пеной в комнате с медовой плиткой и панорамным окном в небо. Но ли’Бронах встретил меня в гостиной. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку и прикрыв веки, а с моим появлением распахнул глаза, будто очнувшись по щелчку, и поднялся на ноги. На мой вид он только поджал губы, но слова сказать не дал.
– Я слышал, ты сбежала. Рад, что ты одумалась.
Он встряхнул запястьем, чтобы разбудить комм, но я рванулась к нему и перехватила руку. Прикасаться к ли’Бронаху было странно. Кожа у него казалась прохладной и слишком гладкой, будто он только и делал, что пользовался увлажняющими лосьонами. Слишком совершенная кожа, чтобы не быть искусственной.
– Моя мама… Вы ее любили?
Я выпалила это, даже не успев собраться с мыслями.
– Не твое… – начал было ли’Бронах.
– Один процент… Это был один процент, да?
Я сама не знала, о чем говорю. Я все еще была уверена, что это чушь, но ли’Бронах застыл и аккуратно вытянул свою руку из моих пальцев.
– Откуда ты…
– Один процент, – повторила я.
Ли’Бронах не договорил. Он смотрел на меня не мигая, будто сканировал, а потом надвинулся на меня, схватил одной рукой за горло и впечатал спиной в стену.
– Откуда тебе известно про процент, тварь?
Казалось, в его руке не кости, а железо. Я сипела, силясь втянуть в себя хоть немного воздуха. Надо было сопротивляться, лягаться, брыкаться, но я только била ладонями об стену. Ничего не видела, кроме кругов перед глазами…
– Откуда. Тебе. Известно. Про процент?
Ли’Бронах чуть ослабил хватку. Я захрипела, глотая воздух. Круги все еще расплывались, но теперь я снова видела лицо моего «отца» – искаженное яростью, уродливое лицо красивого человека, в которого когда-то, наверное, так влюбилась моя мама.
– Ла’Гарда, – выплюнула я.
Ли’Бронах выпустил меня, и я сползла по стенке на ковер. Держась за горло, я смотрела вверх, на сгорбленный силуэт ли’Бронаха.
– Черт бы побрал эту дуру, – бросил он, отворачиваясь. – Я отправлю ее… отправлю…
Голос его зазвучал тише. Он ссутулился еще сильнее. Стоял криво, будто его тело перешибли пополам.
– Линна… – вдруг прошептал ли’Бронах.
От каждого нового вдоха мне жгло горло, а на шее словно отпечатался след рук ли’Бронаха. Но круги перед глазами рассеивались. Видела я ли’Бронаха теперь отчетливо.
– Черт, Линна…
Ли’Бронах прижал руки к лицу, стал тереть веки. Потом уронил руки и распахнул глаза. Я вздрогнула. На долю секунды мне почудилось, что глаз у ли’Бронаха вообще больше нет. Что они ввалились, лопнули, вытекли… Но они были, я видела глазные яблоки. Только ни белков, ни радужки не осталось, только зрачки – гигантские, нечеловеческие зрачки во все глаза…
– Линна, – повторял ли’Бронах как заклинание.
Опершись о стену, я стала приподниматься на ноги. Ли’Бронах уставился на меня, и от его взгляда – черного, пустого – меня прошибло холодом.
– Да, я любил твою мать. Я любил Линну ла’Дор, – пробормотал он. – Я взял ее в жены,
