что я их брала. Я их вернула, но потом… В общем, он все понял.
– А раньше? Дело ведь не только в камнях. Я видела синяки и раньше.
– Ну… Ганн такой. Экспрессивный. У него бывают… небольшие помутнения. С этим ничего не поделаешь.
– Какие такие помутнения?
– Не знаю, Тесса, просто иногда он срывается. Злится из-за работы… Ты же понимаешь…
– Честно нет.
– Он говорит, что любит меня. И поэтому может делать со мной все, что захочет.
– Причинять тебе боль? Калечить тебя? Да что это за любовь такая?
– Не калечить… Зачем такие слова?
Овия опустила глаза:
– Он только со мной может открыться. В нем столько боли… Я помогаю ему, понимаешь?
– Помогаешь?
– Это не такая уж и большая плата. Он очень нежный. Заботливый, – тихо заговорила Овия. – Он дает мне баллов сколько попрошу. Хоть тысячу. Хоть десять тысяч. Он восхищается мной… Он водит меня на вечера, и все смотрят на меня… Как на королеву. И он мной любуется.
– Овия… – пробормотала я, не веря своим ушам. – Заботливые не поднимают руку на своих женщин.
– Да, конечно… Но ему уже легче. Со временем все пройдет. Он так долго не мог никому довериться…
– Доверие – это возможность слить свою агрессию на того, кто под руку попался?
– Нет, Тесса, все не так. Ты выворачиваешь наизнанку. Нет идеальных людей. У каждого своя боль. А он… он на девяносто девять процентов идеальный. И он первый, с кем я так долго. И еще… он хочет, чтобы я стала его женой.
Голос Овии сорвался. Она все еще куталась в накидку, и я подумала, что такой сконфуженной, пришибленной королевой никто в этом ярком зале уже не будет восхищаться. И как неудобно, наверное, держаться за эту накидку весь вечер!
– Овия! – крикнул кто-то от дверей.
По саду пролегла дорожка света, и я невольно отступила за куст.
– Овия, ты здесь?
Это был Ганн. Я прежде слышала его голос по комму Овии и легко узнала его теперь. Да если бы и не слышала, все было понятно и так.
– Я здесь, Ганн. Голова немного закружилась. Вышла подышать.
Я увидела, как легко распрямилась Овия, будто от ее позы зависела ее жизнь, а потом силуэт Ганна. Он аккуратной, но крепкой рукой подхватил ее за талию.
– Ты здорова?
– Да-да, конечно. Здорова. Просто немного устала.
– Понимаю. У меня тоже голова кругом. Хочешь, уедем? Можем вызвать врача.
– Да что ты? – Овия, кажется, рассмеялась. – Какой врач?
– Очень хороший врач. Мой личный.
Ну конечно. Он, наверное, и не заметит синяков…
– Нет, милый. Я же говорю, со мной все хорошо. Идем.
Голос Овии удалился, и полоска света, пролившаяся было на траву сада, сжалась и исчезла. Я стояла, сгорбившись за фигурным кустом-шаром, и не могла шевельнуться. Овия мне не поможет. Овию истязает мужчина, за которого она собралась замуж. «На девяносто девять процентов идеальный…» Что за дурацкое совпадение? На девяносто девять идеальный, а на еще один монстр…
Перед глазами вспыхнуло лицо ли’Бронаха – из его глаз текла черная кровь. Если это и она, то кровь у таких, как ли’Бронах, черного цвета. Такие, как ли’Бронах… Как Ганн. Как ла’Гарда. Как, может, и Сора. Господи боже ты мой, да кто же они такие?
Глава 23. Лимерия
КОГДА Я ДОБРАЛАСЬ ДО ДОМА Риины, уже давно спустилась ночь. Я старалась идти переулками, и путь затянулся. Конечно, Риина не пошла на бал: такие развлечения точно не для нее, и стоило отправиться к ней сразу. Не блуждать как потерянная, а собраться с мыслями, взять себя в руки…
– Черта с два, Тесса, – пробурчала я самой себе под нос. От того, что я сказала вслух, стало легче. – Хватит.
Умная, собранная Тесса закончилась вместе с нулем. Хватит бичевать себя.
В здание я проскочила легко: здесь не было сканеров, как у ли’Бронаха. Взбежала по лестнице. Отыскала дверь Риины. Забарабанила. Тишина. Я постучала снова. Сбегала в общую ванную, но никого там не нашла. Вернулась к двери Риины и стала стучать снова.
Когда я поняла, что Риины в комнате нет, я села на пол у двери и прижалась спиной к стене. Где Риина? На смене? Или?..
* * *
На ночь Ниил укрылся в одном из уцелевших дворцов столицы. Облицованный пластинами из драгоценного камня с алым отливом, он стоял почти нетронутый – только башня с солнечным куполом рухнула во время бомбежек, и теперь на ее месте зиял провал.
Накануне заката Ниил прошелся, как обычно, по залам, тщательно сканируя пространство. Не из страха – это уже скорее стало ритуалом. Ему нравилось ступать по паркету, усыпанному бетонной крошкой, заглядывать в зеркала, забранные черными пятнами, подниматься по скрипучим ступеням. Лестницы раньше были укрыты коврами, но теперь остались лишь позолоченные держатели и рваные куски того, что не сожрали плесень, влага и мелкие грызуны.
Залы были пусты, и Ниил спустился в подвалы. Он всегда ночевал внизу: хотя на втором этаже и сохранились постели, они провоняли плесенью сильнее, чем в других его «резиденциях», а многие настолько пожрали грызуны, что матрасы напоминали решето. А еще в подвалах располагались купальни.
По углам каждой чаши стояли скульптуры – они протягивали вперед ладони, сложенные лодочкой, и раньше, видимо, с них стекала вода. Кое-где в руинах еще работали водопроводы – старые имперские «вечные» приспособления, но здесь уже давно было сухо. Из-за этих скульптур здесь Ниил и прятался. А еще в чаши купален сигнал Пустых проходил хуже.
Ниил облюбовал себе одну из чаш, округлую, не очень большую. На ее дне лежала расколотая надвое мраморная девушка с обнаженной грудью. Держа ладони перед собой, она тоже, наверное, раньше роняла струи воды в бассейн. Но, рухнув на его дно, с трещиной поперек талии, теперь она протягивала ладони словно в мольбе.
Ниил предпочитал прятаться за ней. Ее фигура, его фигура – как будто они оба расколотые статуи с бортика имперского бассейна. Ниил даже придумал мраморной деве имя – Лимерия. Если уж и ночуешь с девушкой, то неплохо знать, как ее зовут.
Еще год назад Ниил устроил за спиной Лимерии лежанку из одеял. Тут же хранилось несколько контейнеров с консервами, чистой водой и лекарствами: антибиотиками, бинтами, жидким антисептиком, средством от отравления и таблетками для очистки воды.
Когда Ниил устроился рядом с Лимерией, ему подумалось, что сегодня он в целом оказался весьма удачливым сукиным сыном. Мало того что
