В губы, щеки, подбородок – куда угодно. Просто касаться. Так хочется…
– Дашенька. – Кажется, впервые он говорит мое имя так нежно. Гладит кожу на животе, опуская руку к клитору и пальцами начиная поглаживать его совсем легонько. Он возобновляет толчки, но очень медленно, почти трепетно. Целует меня в ухо и щеку, ласкает пальцами и двигается, снова подводя меня к краю.
– Леш… Господи, Леша… – Я снова падаю. Проваливаюсь в бездну, из которой вылезти просто не в силах. Дрожу в оргазме и держусь на ногах только благодаря сильному Леше, который прижимает меня ближе к себе и делает последние толчки, кончая следом.
– Хочу тебя, Дашка, – шепчет он на ухо, задыхаясь. – Снова хочу. Всегда хочу, веришь? Втрескался, как мальчишка, не могу даже спать без тебя.
И я верю. Потому что это очень взаимно. Очень сильно…
Глава 41
Даша
Мы едем домой с прогулки. На самом деле Леше просто нужно было в спорткомплекс к врачу, чтобы он осмотрел руку, а я хвостиком увязалась, чтобы дома не сидеть. И утащила его в парк погулять и поесть мороженое, потому что последний раз нормально гуляла несколько дней назад с прелестной дочерью Леши, а до этого вообще, кажется, вечность назад. Из-за маньяка было не до прогулок как-то. А теперь, как говорит Леша, я наглею, потому что знаю о его чувствах и пользуюсь этим. Вообще-то нет! Просто Леша не хотел гулять, а я очень хотела, вот мы и сделали то, чего хотелось мне. И не слишком-то он упирался! А то прям пользуюсь…
– Останемся у меня сегодня? – спрашиваю я, когда едем по городу. Мы кочуем из квартиры в квартиру каждый день, то у него останемся, то у меня. А расставаться не хочется. Правда, пришлось на днях, когда ко мне приезжал папа и изливал душу, что он бедный, несчастный и совсем никому ненужный, потому что характер у него дерьмовый. В тот же вечер Леше по телефону жаловалась мама, что у них с моим отцом, кажется, пробежала какая-то искра, а он сбежал, то ли испугавшись, то ли что.
Короче, недолго думая, Леша пришел к нам с папой, вручил ему адрес дома, где жил в детстве, сказал, что мама любит хризантемы, и закатил глаза, а потом причитал, что они ведут себя как дети малые.
На самом деле так и происходит. Но я не осуждаю никого из них. Папе сложно решиться на что-то. Ему всего сорок пять, хотя он и говорит постоянно, что уже старый. Он никогда не приводил домой женщин после того, как нас бросила мама. Ни разу. Я не помню ни одной. Возможно, у него были какие-то отношения, я даже надеюсь на то, что они были, но… Ни одной. За всю жизнь. И конечно, ему тяжело решиться сейчас на любовь, перекрыв тем самым всю свою привычную жизнь.
А мама Леши… Она рассказывала мне, как сильно любила своего супруга. И как страдала, когда он погиб, стараясь не показывать этого при детях. Я мало что знаю о младшей сестре Леши, она живет в Европе, они не общаются практически, но помню, что Светлана Николаевна рассказывала, как особенно трудно было держаться при дочери, которая росла точной папиной копией. И конечно, ей сложно решиться на что-то новое! Они, как два упрямых барана, не хотят признавать старые чувства и пытаться построить что-то новое. Молодые ведь… тем более в школе встречались долго, нашли, значит, друг в друге что-то прекрасное.
Я бы хотела, чтобы у них получилось. Правда. Это было бы очень мило. И папа был бы счастлив.
– Ой, кстати, Леш, – вспоминаю я, когда проезжаем мимо домов, где живет мой отец. – Давай к папе заедем? Я хочу у него свои детские книжки забрать, у меня есть редкие очень, я бы Поле подарила. Они в хорошем состоянии, думаю, ей понравятся. – Я давно думала об этом. Дочь Леши – невероятная прелесть. Звонит ему вечерами и всегда спрашивает, как дела у ее кудрявой подружки. Прозвала меня уже, мышка. А я не против. Это еще сильнее сближает нас с Лешей, мне нравится. И малышка на самом деле замечательная. Что бы ни было там между Юлей и Лешей – дочь она воспитала достойно. Многим нужно поучиться быть такими мамами…
– Давай, – не сопротивляется мой медведь, сворачивая во дворы. Он теперь вообще никогда не сопротивляется. А еще постоянно говорит, что любит меня, и другие признания. А я… А я молчу. Не потому что не чувствую чего-то подобного, нет, я уже совершенно точно по уши в него влюблена. Я просто… Не знаю. Это такой ответственный шаг. Мне словно хочется дождаться особенного момента, когда уже не смогу молчать. Да и просто очень неловко, если честно, признаваться. Особенно Леше. Он так смотрит каждый раз, хоть сквозь землю проваливайся, чтобы от взгляда этого пронзительного сбежать. – Даш, а ты уверена, что нам именно сегодня нужно книги забирать? – посмеивается Леша, притормаживая, и я пытаюсь понять, что он имеет в виду.
И вижу. И сама улыбаюсь сразу. Потому что мой папа вместе с мамой Леши не спеша и с улыбками на счастливых лицах выходят из папиной машины. В руках у Светланы Николаевны букет хризантем, а у папы – пакет с продуктами. Кажется, мы и правда не вовремя…
– Не зря адрес ему писал, – хохочет Леша, выворачивая со двора так, чтобы они нас не заметили. Будет достаточно неловко. – Когда они поженятся, мы будем считаться братом и сестрой?
– Только если тебе так хочется. – Я прикусываю губу и чуть краснею, когда Леша бросает на меня голодный взгляд. Уже голодный! Он ненасытный до ужаса. Особенно это стало заметно после его признания. Понимаю, что раньше он еще как-то сдерживался. Сейчас же… Вообще нет. Рука у него уже почти не болит, хотя врач настоятельно рекомендует еще беречь ее по максимуму, чтобы не нарваться на проблемы, но Леше все равно. Он и просто в жизни старается ей все делать, и в постели. Там почти бессмысленно просить его быть аккуратнее к самому себе.
– Как думаешь, у них правда получится? – спрашивает он, вдруг задумавшись. Мы почти не обсуждали эту ситуацию с родителями. Я каждый раз боюсь заводить эту тему и услышать, что мой папа для его мамы – худший вариант.
– А ты как отнесешься, если получится? – спрашиваю я аккуратно. Вон, у родителей уже серьезно все, судя по всему, сколько можно обходить
