– Гарри!
Шаса хотел помешать сыну, но Гарри снова выстрелил, опять наобум. От земли на полпути между ними и самцом поднялось облако пыли.
Гибким летучим прыжком импала взвилась в воздух – только мелькнула серебристая шкура да блеснули рога, – и умчалась на длинных, изящных ногах, подпрыгивая так легко, будто вовсе не касалась земли.
К джипу возвращались молча; Гарри плелся в нескольких шагах за отцом. Старшие братья встретили его веселым смехом.
– В следующий раз брось в него очками, Гарри!
– Думаю, тебе нужно еще немного попрактиковаться, прежде чем попробовать снова, – тактично сказал Шаса. – Но не беспокойся. Бычья лихорадка может напасть на всякого, даже на старейших и самых опытных охотников.
* * *
Они сменили лагерь, глубже уйдя в небольшой открытый ими рай. Теперь ежедневно попадался слоновий помет – высокие, по колено, кучи желтых комков величиной с теннисный мяч, состоявших из непереваренной коры, ветвей, косточек диких плодов. В них в поисках лакомых кусочков радостно рылись бабуины и краснощекие франколины.
Шаса показал мальчикам, как совать палец в груду навоза, чтобы определить его температуру и свежесть, и как читать огромные круглые следы на земле, как по ним отличать самца от самки, передние и задние ноги, как установить направление движения и оценить возраст животного. «След старика – плоский, как от старой автомобильной шины».
Наконец они нашли след огромного старого слона – гладкие отпечатки ног были размером с крышку мусорного бака, – оставили джип и два дня пешком шли по следу, спали, не сходя со следа, и ели то, что захватили с собой сухим пайком. К концу второго дня они догнали слона. Он почти сливался с кустарником, по которому они ползли на четвереньках, и когда они разглядели в переплетении ветвей колоссальное серое тело, до него почти можно было дотронуться. Высотой в плечах одиннадцать футов, слон был серый, как грозовая туча, и в животе у него урчало, будто там прокатывался дальний гром. Шаса по одному подвел мальчиков поближе, чтобы они взглянули получше, а потом они отступили в кусты и позволили одинокому изгнаннику продолжить свое вечное странствие.
– Почему ты не выстрелил в него, папа? – заикаясь, спросил Гарри. – Мы так долго его преследовали.
– Разве ты не заметил? Конец одного бивня обломан, а второй бивень, несмотря на размер слона, совсем маленький.
Много миль назад к джипу они шли, хромая, их ноги покрылись волдырями, и чтобы мальчики немного отдохнули после непосильного для них пути, потребовалось провести два дня в лагере.
По ночам они часто просыпались и, лежа на узких койках, слушали пронзительный лай гиен, рывшихся в кучах мусора у кухонного навеса. Гиенам вторил визгливый лай маленьких, похожих на собак шакалов. Мальчики научились различать эти и другие ночные звуки – ночных птиц вроде козодоя или авдотки, крики мелких млекопитающих: ночных обезьян, генетт, виверр, гудение насекомых, писки, хрип и кваканье земноводных в камышах возле источника.
Купались не часто: в вопросах личной гигиены Шаса был не так пунктуален и строг, как Тара. И в тысячу раз менее строг, чем бабушка: повар-гереро готовил им блюда, щедро сдобренные сахаром и сгущенкой. Школа осталась далеко, и мальчики были счастливы, потому что отец с его удивительными рассказами и уроками оказался полностью в их распоряжении, все его внимание было отдано только им.
– Пока мы ни разу не видели следов льва, – заметил Шаса как-то за завтраком. – Странно. Тут много буйволов, а большие кошки держатся вблизи стад.
Упоминание о львах вызвало у мальчиков восхитительный озноб: слова Шасы словно сотворили зверя.
В этот день джип, подпрыгивая и петляя в высокой траве, удалялся от поваленных деревьев и нор муравьедов. Они вдруг выехали на берег пересохшего длинного влея – одного из тех углублений в африканском буше, которые в дождливое время становятся мелкими озерами, а в другое остаются предательскими трясинами, куда легко может уйти машина, или в засуху превращаются в гладкую безлесную поверхность, напоминающую поле для игры в поло. Шаса остановил джип у границы деревьев и осмотрел дальний край влея, медленно ведя бинокль, чтобы разглядеть дичь среди высоких деревьев мопани на противоположном берегу.
– Только пара лис с ушами, как у летучих мышей, – заметил он, передавая бинокль мальчикам. Они смеялись проказам этих небольших животных, которые охотились на кузнечиков в густой траве посреди влея.
– Эй, папа! – произнес Шон другим тоном. – На вершине того дерева – большой старый бабуин.
И он вернул бинокль отцу.
– Нет, – сказал Шаса, не опуская бинокль. – Это не бабуин. Это человек!
Он заговорил с двумя следопытами в джипе на общем диалекте; последовало жаркое, хотя и недолгое обсуждение. У всех оказались разные мнения.
– Хорошо, пойдем посмотрим.
Шаса повел джип по открытому влею, и уже на его середине сомнения рассеялись. На верхних ветвях высокого мопани сидел ребенок, маленькая черная девочка, одетая только в набедренную повязку из дешевого синего хлопка.
– Она одна! – воскликнул Шаса. – Здесь, в пятидесяти милях от ближайшей деревни!
Последние несколько сотен ярдов Шаса вел ревущий джип на большой скорости, резко затормозил в облаке пыли и побежал к подножию мопани. Он крикнул почти голому ребенку:
– Спускайся!
И стал показывать жестами, потому что приказ она почти несомненно не поняла. Девочка не шевелилась и не отрывала головы от ветки, на которой лежала.
Шаса быстро осмотрелся. Под деревом лежало свернутое старое, ветхое одеяло, почти изодранное в клочья. Изодран был и мешок из шкуры, сухая кукурузная мука высыпалась из него на землю; черный котелок на трех ножках лежал на боку; рядом валялись примитивный топор с лезвием, выкованным из лома, и древко копья, сломанное у наконечника. Сам наконечник отсутствовал.
Поодаль были разбросаны обрывки ткани с пятнами крови, высохшей и черной, как смола, и какие-то другие предметы, покрытые живым ковром из больших, блестящих радужных мух. Когда Шаса приблизился, мухи поднялись жужжащим облаком, открыв жалкие останки, на которых пировали. Две пары человеческих рук и ног, отгрызенные у запястий и лодыжек, а потом – самое ужасное – головы. Мужчина и женщина. Шеи у них были перегрызены, позвонки разорваны огромными клыками. Обе головы не тронуты, хотя рты, ноздри и пустые глазницы заполнены белым «рисом» – мушиными яйцами. Трава на большом пространстве была примята, покрыта засохшей кровью, а в пыли отчетливо видны следы лап взрослого льва.
