– Щенки любят морковь, – заметил Тоби.
– Боюсь, он подавится.
– Поговори со мной, – попросил Джош сестру.
– Прекрасно! – завопила Анна. – Сегодня я собиралась потерять девственность. Счастлив? Взволнован тем, что я сказала?
– Анна, – сухо начал Джош с таким трудом, будто слова не шли с языка. – Ты знаешь, что можешь сказать мне все. Но это… с ним? Иисусе. Нельзя же быть такой глупой!
Ой-ой-ой. Он только сейчас взмахнул красным плащом перед разъяренным быком.
Наступившее молчание больше напоминало затишье перед грозой. Грейс едва дышала. Но очевидно, Анна не потеряла дара речи.
– Я взрослая женщина и могу делать все, что хочу.
– Тогда и веди себя, как взрослая, – отчеканил Джош. И хотя он не вопил, как Анна, все же был к этому близок.
– Папа злится, – прошептал Тоби.
Грейс снова глянула на спокойного, тихого Танка.
– Смеешься надо мной? – спросила она щенка. – Собираешься в самом деле прилично вести себя сейчас?!
– Глупо! – уже визжала Анна. – Можно подумать, ты святой! Сам делаешь все что в голову взбредет! И со всеми!
– Анна…
Джош осекся, и Грейс представила, как он ерошит и без того растрепанные волосы. Она чувствовала его досаду, как собственную, потому что знала: все, что он делает, – делает для семьи. Анна тоже это знала. Грейс ждала, что он так и скажет. Напрасно ждала.
– Мой образ жизни и все, что я делаю, обсуждению не подлежит. Точка.
– А няня?
Грейс затаила дыхание. Тоби смотрел на нее с задумчивостью, вряд ли присущей пятилетним детям, хотя она изо всех сил старалась принять невинный вид.
– Еще йогурта? – в отчаянии спросила она. – Джедаям нужны крепкие кости. Вот, выпей молока.
– Танк грустный. Он хочет морковку.
Танк сделал несколько кругов, прежде чем сесть и с полной надежды улыбкой протянуть лапу.
– Видишь? Он говорит «пожалуйста», – настаивал Тоби.
Грейс сдалась и подошла к шкафчику за собачьим печеньем.
– Я всего лишь хотела быть нормальной, – бросила Анна, голос которой эхом отдавался в коридоре. – Хотела почувствовать себя женщиной, Джош. И Грейс сказала…
О черт!
– Она догадалась. И я не все могу тебе сказать. Ты бы не понял, потому что похож на машину. Никаких чувств не допускаешь.
Снова оглушительное молчание. Осталось надеяться, что Джош в это время не убивает сестру. Но он давал клятву спасать жизни, так что, возможно, просто скрежещет зубами.
– Если ты так считаешь, – устало пробормотал он наконец, – тогда тебе следует уехать.
– Это я и говорю. Уехать в Европу.
– Нет. Я имел в виду – оставить этот дом. Если не можешь быть счастлива здесь или в колледже, следует решить, что делать со своей жизнью и начать содержать себя.
Снова молчание, на этот раз потрясенное.
Грейс поморщилась. Просто идеально: ультиматум, который никогда не возымеет действия, особенно на бунтующую двадцатиоднолетнюю девушку. Кроме того, Анна так похожа на Джоша, до последнего упрямого волоса на упрямой голове! Как он не видит этого?
Правда, у Грейс не было особого опыта семейных отношений. Собственно говоря, вообще никакого опыта у нее не было. Но ясно, что никто не может указывать Джошу, что делать. Так почему это может сработать с сестрой, его точной копией?
Грейс направилась в комнату Анны, так и не решив до конца, как потактичнее вмешаться и разрешить ситуацию, но Джош уже вышел в коридор.
– Прости, думала, что смогу помочь… – пролепетала она.
– Не можешь, – отрезала Анна с порога, сверкая глазами. – Никто не может помочь, потому что он самодовольный, чванливый, узколобый осел, который не желает слушать, что ему говорят.
– Я всегда слушаю, – бросил Джош. – Тебе просто не нравится то, что я говорю.
Он глянул на Грейс в поисках поддержки. Та поколебалась.
– Иисусе, – вздохнул Джош и воздел руки к небу, когда Анна проехала мимо, направляясь к двери.
– Куда ты?
– Какое тебе дело? Ты попросил меня убраться из дома.
– О, ради всего святого, Анна! Я не…
Дверь хлопнула.
Джош втянул в себя воздух и повернулся к Грейс.
Она изобразила слабую улыбку.
– Все прошло нормально, верно? Поговорили по душам…
Она осеклась, когда он закатил глаза.
– Ладно, все было ужасно. Но ультиматум, Джош? Настоящий? Ты доктор. Ты должен быть умнее и сообразительнее.
– Прости?
Боже, спаси ее от непонятливых альфа-самцов!
– О, брось! Ты проиграл битву в ту минуту, как указал, что ей делать, вместо того чтобы обсудить…
– Обсудить? С Анной это никогда не выходило.
– Уверен, что пытался?
Джош прищурился.
– За последние пять лет я пробовал все. Просил, приказывал, умолял…
В последнем она сомневалась. Представить невозможно, чтобы Джош о чем-то молил. Впрочем, это не совсем так. В ту ночь, когда умерла миссис Портер, а он напился, тогда и умолял:
«Не останавливайся, Грейс, о черт, пожалуйста, никогда не останавливайся…»
Но, возможно, не стоит упоминать об этом сейчас.
По правде говоря, смерть родителей принудила Джоша взять на себя неудобную неестественную роль: заменить сестре отца и мать, стать главой дома. Защитником… всем. Плюс невероятно утомительная работа. Все это повлияло на их отношения.
Но и Анна больше не была той шестнадцатилетней девочкой.
– Она взрослеет, – заметила Грейс. – И выросла настолько, чтобы делать собственные ошибки.
– А ты эксперт по семейным отношениям? Ты, королева побегов от проблем своей семьи.
– Это не совсем справедливо, – медленно выговорила она. – Я не то чтобы убегала…
– Нет, ты лгала, вместо того чтобы признаться, что их надежды не совпадают с твоими.
Она открыла рот, но он еще не закончил.
– Ты приняла сторону Анны.
Голос его был мертвенно спокоен. Профессиональная отчужденность, и это ее задело.
Родители говорили с ней таким же тоном, когда были недовольны ею или когда она каким-то образом отклонялась от заданного пути.
Никакого осуждения, никогда, но и никаких подлинных эмоций. Никаких чувств.
Она справилась и с этой неожиданной болью. Как всегда.
Но Джош неправильно понял ее молчание.
– Ты приняла ее сторону. Против меня.
Она обрела голос, который вовсе не был лишен эмоций. Мало того, она начала злиться.
– Я не понимала, что речь идет о противостоянии.
