в такое тревожное время или в такое перспективное время. Но Дурной не хотел искать тайные смыслы.
— Конечно, оставайся! — улыбнулся он. — Я рад, что ты встретился на моем пути, Удбала! Ты очень нам всем помог. Спасибо… И береги хана. Он важен для всей Монголии! Да и для нас тоже…
«Экспедиционный корпус» двинулся на Родину уже следующим утром. Правда, теперь он больше напоминал торговый караван. Трофейные лошади везли более сотни больших двухколесных телег, набитых добычей. В нескольких лежали раненые. На Амур возвращалось чуть более четырехсот северян. Почти половина потерь случилась еще до соединения с Бурни — во время сурового зимнего перехода.
Размышляя о маршруте, Большак вдруг подумал, что надо не мучиться, а идти напрямую к Сунгари. Скрываться больше нет необходимости. Останавливать чернорусский отряд на севере попросту некому!
«Настолько некому, — холодея от собственной наглости, вдруг подумал Дурной. — Что мы можем попробовать забрать себе долину Сунгари! Маньчжуров там точно нет, местные дючерские народы реального сопротивления оказать не смогут. А ведь это самая плодородная равнина в регионе! Даже в центральной России такими землями могут похвастаться немногие».
Беглец из будущего надавал себе мысленных пощечин. О таком думать еще рановато — надо сначала добраться до родных мест. Там ведь тоже не сидят, сложа руки.
Больше месяца шел отряд по Степи и лишь летом достиг слияния Сунгари и Нонни. Конные сотни в лихих наскоках захватили пару десятков лодок покрупнее, куда сгрузили всё тяжелое. После этого войско двинулось раза в три быстрее, и за остаток июня добралось до Амура. Здесь оно разделялось: болончанские драгуны и люди Индиги двинулись направо, а казаки Темноводного, верхнезейские дауры и драгуны Тугудая — налево. Дурной всем сердцем рвался к свое любимой жене, но дела заставили следовать за последними — в Темноводный. Немалую часть добычи тоже повезли в этот острог.
Беглец из будущего сидел на носу лодки, любовался темной волной Амура, и глаза его предательски слезились.
«Разве не все реки одинаковые? — дивился он своему состоянию. — Почему именно от этой воды, от этих берегов — у меня аж сердце заходится? Особенно, после долгой разлуки… Или это и есть ощущение Родины?».
…Дючерские лодки шли гораздо медленнее казачьих дощаников, особенно, вверх по течению. Парусов нет, весел мало — гребцы уже проклинали свои плавсредства, которые их так радовали на Сунгари. Они бы с радостью сошли на берег — да не имелось уже под рукой телег, чтобы принять грузы. Хотя, и дорог нормальных в Темноводье тоже почти не было.
«В этом мы точно Россия» — улыбнулся беглец из будущего, вспоминая свою прежнюю жизнь — такую иллюзорную, такую ненастоящую. Дыры в асфальте, грунтовка со «стиральной доской» после дождей — а было ли это всё⁈
В общем, гребли из последних сил, матерясь на трех языках; конница вдоль берега уже устала поджидать непутевый флот — так что до устья Зеи добрались аж через две недели. Темноводный выглядел шумно, людно и внешне, вроде бы, благополучно. Он всё больше и больше походил на настоящий город. Махонький — но город. Поначалу на лодочную флотилию даже внимания не обратили. Но потом кто-то на берегу понял (или разглядел), что возвращается войско из дальнего похода — и началось! Заколотили била, народ повалил на берег, крики, шум!
Дурной пытался понять по косвенным признакам: как эти полгода прошли для Темноводного? Но туман неясности оставался непроницаемым. Не выдержав, он поручил старшим из казацкой сотни заняться выгрузкой дувана (строго под учет!), а сам устремился к острогу! По счастью, перед Большаком все почтительно расступались, дорогу не перекрывали. Вот и терем есаульский, старик Никифор уже сам спешит наружу.
— Всё ли благополучно прошло? — в волнении спросил Черниговский.
— Да, неплохо повоевали, — небрежно ответил Большак и сам спросил в волнении. — А у вас как? Был поход?
Никифор замер на миг.
— Был, Сашко.
— И как?
Глава 49
Старый атаман прищурился.
— Можа, Тугудая покликать, вин тобе годнее поведает? Или мне самому речити?
— Да не томи уже! — рыкнул Дурной, видя, что Никифор над ним издевается. — Тугудая после выслушаю, ты мне главное скажи!
— Побили Гантимурку! — разошелся в улыбке старик. — Тугудай — добрый воевода, и в хвост, и в гриву баягиров расколошматил. Те, кто выжил — с Шилкара ушли.
В этом и заключалась вторая часть плана. Угрозу с юга Дурной обезопасил лично. А вот для того, чтобы выйти на контакт с Россией, требовалось снова торить забайкальский путь, который открыл Бекетов. Но сделать это можно, только выбив оттуда конных тунгусов Гантимура, которые вернулись на исконные земли, сожгли Нерчинск. Так сказать, нужно ликвидировать «Читинскую пробку». Отчасти поэтому в южный поход взяли всего пять сотен воинов. Остальные требовались для похода западного.
Дурной долго думал, кому поручить эту операцию. Первым кандидатом, конечно, шел Ивашка. Но у него со многими оставались непростые отношения. Другой претендент — Никифор Черниговский — все-таки уже слишком стар, хотя, старик для своих лет выглядел на диво крепко. И тут Большак внезапно понял очевидную вещь: для войны с конным племенем и полководец такой же требуется. А у Тугудая имеется практический опыт войны, причем, в довольно больших армиях.
«Хан» к предложению отнесся совершенно спокойно. Подумал, не спеша, а потом выдал:
«Я сделаю это, если каждый воин моего войска будет выполнять любой мой приказ».
И пришлось собирать отдельный большой круг, чтобы продумать воеводскую должность, как его выбирать-назначать, какие у него полномочия. Все лидеры Черной Руси поклялись подчиняться воле воеводы в рамках его обязанностей.
В полк Тугудая вошла лодейная рать (несколько сотен темноводцев, зейских селян, часть гиляцкого ополчения) и почти тысячный конный корпус — все дауры, тунгусы и болончанский отряд. Пищалей у этого полка было всего пара сотен, да с десяток малых пушек на дощаниках. Большак провел с Тугудаем не один вечер, продумывая, как эффективно использовать столь разношерстное войско. Также, еще с осени среди солонов наняли с десяток шпионов, которые отправились охотиться в земли баягиров и заодно выясняли: где кочуют люди Гантимура, какие у него силы, как и чем вооружены.
Конечно, ввязываться в эту войну при неуспехе южного похода не имело смысла, и Дурной велел Тугудаю ждать вестей. Как только его «экспедиционный корпус» взял Мукден и освободил Абуная, командир тут же отправил на Амур пятерку самых надежных гонцов с приказом:
