Никто ничего не сказал. Я поймала себя на том, что, сидя в лодке, я то и дело смотрела в воду, но не видела больше ничего, кроме солнечных бликов и голубой глади. Серая цапля пролетела над нами на широких крыльях. Перед нами, там, где нос лодки еще не разрезал водную гладь, плясали над водным зеркалом комары и долгоножки.
Лодка поднялась…
Сперва я думала — над волной, ветер… Но стояло безветрие.
— Дьявол! — прошипел Маша. — Только не сейчас!
Затем лодка круто опустилась и рухнула на поверхность воды с таким грохотом, что доски днища затрещали и потоки воды обрушились через борта. Мира закричала и так тесно прижалась к Нико, что, казалось, вот-вот задушит его. А перед нами, на расстоянии не более длины весла, что-то поднялось. И все продолжало и продолжало подниматься. Выше! И выше! И выше! «Морской Змей — всего лишь пресмыкающееся!» — сказал Сецуан.
Быть может, это так. Точь-в-точь как дракон — всего-навсего ящерица!
Солнце сияло в горах, залитых светом. Шипастые рыбьи плавники колыхались, словно верхушки деревьев на ветру. Пасть Морского Змея была неизмерима. Да он может проглотить живьем человека. Однако же я не верила, что можно пережить семь дней в брюхе Змея.
— Нет у нас чего-нибудь бросить ему? — с отчаянием в голосе спросил Давин. — Теленка или чего-нибудь еще?
Никакого теленка у нас не было. Да и откуда он у нас?
— Разве что ты сам надумаешь прыгнуть ему в пасть! — огрызнулся Маша.
А потом уже никто ничего больше не произнес, потому что голова Змея, опустившись вниз, исчезла в глубине, и только пена да водоворот остались на том месте, где он был.
Неужто это правда? Неужто он исчез? Может, он вовсе не так опасен, как гласила людская молва?
Двукрылое насекомое, обитающее на поверхности тихих вод, взлетело. Но вот лодка поднялась вновь, еще выше, чем прежде. Она зловеще накренилась на один борт, и Маша прорычал, чтоб мы все вместе свесились на другой, перегнувшись через правый борт. Лодка выровнялась с глухим плеском и толчком, от которого лязгнули зубы.
— Течь! — вскричал Герик. — Лодка дала течь!
— Так заткни ее! — закричал ему в ответ Маша.
— Чем?
— Тряпкой, рубашкой, своим брюхом, мне все одно, черт побери, только заткни ее!
— Змей играет с нами! — угрюмо произнес Нико. — Ему даже не надо охотиться за нами, ему стоит лишь опрокинуть лодку, а потом собрать нас так, как ему угодно!
Мира плакала. Давин взял меня за руку. Его рука казалась теплой, но лишь потому, что моя была холодна как лед.
— А что если эту?.. — спросил он, кивнув в сторону флейты, которая по-прежнему была при мне. — Ты не можешь швырнуть ее через борт? Может, она обманет его хоть ненадолго?
Я невольно прижала флейту к себе и поняла, как горько мне потерять ее. И мне почудилось, будто я снова слышу голос Сецуана: «Морской Змей — всего лишь пресмыкающееся!»
Я высвободила свою руку из руки Давина. Приложила флейту к губам. И подула в нее.
Раздался какой-то дикий звук, словно вскрик чайки, когда море становится черным от бури. Звук этот пронесся над водой — пронзительный и резкий.
— Что это ты делаешь, девчонка? — закричал Маша. — Отберите у нее флейту!
Какой-то миг Давин сидел, ошарашенно глядя на меня. Затем протянул руку за флейтой. Но я отстранилась. Я вскочила и встала на корму, широко расставив ноги, чтобы удержаться и не упасть, и продолжала дуть… Полились звуки, полные ветра и воды, глубоких бездн и черных вихрей, криков, парусов и скрипа весел в воде.
Морской Змей появился. Он вынырнул прямо передо мной и уставился на меня своими пустыми, лишенными света глазами-ямами. Вода капала с его длинной серой шеи, а чешуя сверкала, будто жемчуг на солнце.
Он таращился на меня, он все продолжал таращиться. Но не нападал. И внезапно из пасти Змея вырвался какой-то звук — дрожащий, тоненький — звук флейты, схожий с песней китов у Дунлейна.
— Пресвятая Магда! — прошептал Маша. — Он поет! — И, немного отклонившись, продолжал: — Играй же, продолжай играть, девчонка! А вы все — спокойствие! Спокойствие, черт побери!
Я продолжала играть. Голова Морского Змея все опускалась, и уже только глаза его и ноздри торчали из воды. Он больше не пел. Но продолжал плыть следом за нами, пока не началось мелководье, так что пришлось ему повернуть обратно. Тут он, в последний раз прошипев, фыркнул, нырнул и исчез…
Давин не спускал с меня глаз. Все до одного в лодке не спускали с меня глаз. Опустив флейту, я медленно села на скамью.
— Где ты этому научилась? — спросил мой брат. — Это он? Это ядовитый змей научил тебя?
Я лишь молча покачала головой, не в силах ничего объяснить. Теперь я знала, что Сецуан играл до последнего. Самые последние слова, что он сказал мне, были ложью.
У меня был Дар Змеи.
Дом Можжевеловый Ягодник
На следующее утро, незадолго до рассвета, мы добрались до Сагислока. Мы не осмелились причалить в гавани, а вместо этого протащили лодку через плоские илистые отмели к югу от города.
— Что ты будешь делать теперь? — тихо спросил Машу Нико.
— Попытаюсь отыскать семью! — ответил Маша. В голосе его звучала неуверенность, да и на быка он больше не походил. — Коли они захотят знаться со мной по-прежнему.
Он и Герик выломали несколько досок из днища лодки, что было нетрудно после той встряски, что устроил нам Морской Змей. Они подтащили лодку туда, где поглубже, и потопили. Мы не знали, что творится в Сагислоке. Мы даже не знали, жив ли, мертв ли Князь Артос. Во всяком случае, глупо было устраивать шумиху, возвещать трам-тарарамом о том, что мы явились из Сагис-Крепости, да еще в собственной лодке Князя, которую похитили. Узники отправились на рассвете к своим семьям, которые надеялись разыскать, или к друзьям, которые, может быть, еще остались у них, а то и найти какое-нибудь место, чтобы наняться колоть дрова и заработать себе на кружку пива. Мы же направились на Серебряную улицу вернуть Миру домой.
Уже рассвело, когда мы добрались туда, и немало любопытных взглядов сопровождало нас в конце пути вдоль Серебряной улицы. Я хотела было подойти к парадной двери, но Нико и Давин направились к черному ходу.
Служанка на кухне выронила чашку и прикрыла рот рукой, увидев нас.
— Святая Магда!
— Добрый день, Инес! — поздоровался Нико с той особой привычной учтивостью, которая почти всегда сопровождала его. — Господин и фру дома?
Инес лишь стояла, разинув рот, сперва не в силах вымолвить слово.
— Да! — выдохнула она наконец. — Подождите, я сейчас… мне надо бы подняться наверх с завтраком и выпечкой, но это, пожалуй, теперь все равно. Мира! Святая Магда, вы привели Миру домой!
Она взлетела по ступенькам, забыв о завтраке и о выпечке, и вскоре уже вниз примчалась мадам Аврелиус, в утреннем халате, непричесанная и босиком. Она не произнесла ни слова. Она лишь схватила Миру в свои объятия и прижала ее так, что Мире в конце концов пришлось сказать:
— Мама, не так крепко!..
Но тут я позабыла все на свете — и Миру, и ее мать. Потому что внезапно на лестнице появилась и моя родная матушка.
Я так хотела кинуться к ней и прижаться!..
А еще я хотела повернуться и убежать в другую сторону, прочь отсюда, из этого дома, чтоб она не увидела меня. Кончилось тем, что я молча стояла, словно кто-то крепко-накрепко приколотил мои ноги к кухонному полу. Она тотчас заметила это и в нерешительности остановилась. Она смотрела на меня и на Давина. Ведь даже Давин не пошел ей навстречу.
Как бы я хотела быть такой, как Мира, быть малышкой, которая только прильнет к матери, и ей наплевать на весь белый свет! Но я-то больше не была ребенком своей матери! Я стала и ребенком Сецуана! Стала дочерью своего отца. Я смотрела в пол и не знала, что мне делать!
И тогда мама подошла к нам. И прижала к себе нас обоих, и меня, и Давина.
— Кое-что случилось! — полузадушенным голосом произнес Давин.
И я была уверена, что он хотел сказать: «У Дины есть Дар Змеи».
«Замолчи, — подумала я, — нужно тебе говорить об этом как раз сию минуту?» А может, он вовсе не это хотел сказать? Но как бы там ни было, мама прервала его, прежде чем он договорил.
— Это может подождать, — тихо молвила она. — Дай мне сначала порадоваться, что вы со мной.
Так что лишь позднее нам мало-помалу удалось рассказать, что произошло, или хоть частицу всего этого. Мессир Аврелиус, Роза и Мелли тоже спустились вниз, и мы все вместе сидели за кухонным столом, меж тем как Инес продолжала выставлять все новые и новые угощения: и холодное молоко, и чай, и брагу для тех, кто хотел. Маркуса мы не видели. Я не знала, вернулся ли он назад в свою школу или сидел где-то, угрюмый и злой.
Больше всего рассказывал Давин. Немного также Нико. Я говорила мало. Роза заметила: что-то со мной неладно, недаром же взяла под столом мою руку.
