Вскочив на ноги, зэк понял, что у него есть единый вариант выбраться из операционной: убить меня. В руке у него блеснул нож. А я же второй раз за одну неделю лишился своего верного дружка.
— Ну чо, хмырек? — хитро блеснул зубами здешний, подманил меня свободной рукой. — Валяй, чего буксуешь? Смелее. Подходи, — он стал повторять движения обезьяны, раскачивая головой. — Галстук самый матерый подберу. Ну, бивень, ля.
Я пошарил глазами в поисках чего бы использовать, но, как назло, ничего подходящего не разглядел. У меня была возможность отступить назад, выйти из операционной. А там бы хоть и Трофимова аукнуть — зачем в героя играть?
Но, е-мое, как же? Чего я, малолетний мандражуй какой-нибудь, что ли? Не справлюсь с сухопарым синим, что ли?
Уйдя от парочки запугивающих атак, я перемещаюсь так, чтобы операционный стол с подвешенным к потолку хирургическим светильником оказался между нами. На белой тележке все еще расстелен марлевый отрез, валяется поржавелая местами белая ванночка с тампонами, но, блин, ни одного инструмента на поблескивающей хромированной подставке. Как так?! Где хоть зажим, не говоря уже о скальпеле?!
— Салман, — негромко позвали из коридора. Издали кто-то, вродь как Бакуна голос.
И шум возни оттуда. Скрипнули ржавые петли.
Зэк отвлекся, блеснул глазами в черный дверной проем. В тот же миг я швырнул в него ванночкой. Не особо надеясь, что попаду. Но иногда мне все же везет — тяжеловатая металлическая посудина отлетела, ударившись ему прямиком в центр лобешника. Это как в той варгеймовской пошаговой стратегии, когда после удачного хода дается еще один ход. У меня появилась еще секунда для действий. Схватив ту самую хромированную плоскую подставку под хирургические инструменты, я наклонился и ударил ею зэка по руке. Лезвие зазвенело по щербатому кафельному полу. Сам синий отдернул ушибленную конечность, будто я брызнул на нее кислотой.
Образовавшаяся заминка дарит мне еще одну возможность. Я прыгаю через операционный стол, валю сидельца с ног.
Сука, как же жжет зашитая рана!
На! На! Злость заставляет меня сдавливать зубы с такой силой, что начинают неметь челюсти. Кулак правой руки опустился раз десять подряд, нос сидельца перекосило набок, в кровавом месиве проглянула белая кость. Но, гребаный мудак, он и не собирался сдаваться. Вцепился руками мне в голову, нащупал большими пальцами глазные ямы. Я ударил его еще раз, на всякий случай головой мотнул, прежде чем понял, что придется отступить. Если глазки дороги. Резко дернулся назад, не помогло — с-су-ка, гребаный клещ! — приподнялся, скосил, наконец, его руки. И тут же ощутил удар ногой в грудь. Потеряв равновесие, я отлетел на операционный стол.
Жжет! Как же грызет зверь в боку!
А зэк явно не вчерашний. Мордельник, видать, привыкший к подобной профилактике. И по хрен, что нос налево смотрит, на общей мобильности это никак не отражается. Вскочив, как подожженный, он не стал тратить время на поиски заточки (на что я так рассчитывал), а сразу бросился в атаку.
Я хотел было встретить его с маваши, но, япона мать, опоздал. Он нырнул мне под ногу, принял ее на плечо и, навалившись всем телом, толкнул вперед. Я перелетел через операционный стол, шмякнулся спиной на пол. Ожидаемой свободы это мне не подарило — зэк не перелетел вместе со мной, а продолжал цепко меня удерживать за ногу, прижав ее к груди. Попытка выдернуть ее силой не увенчалась успехом. Как и попытка отбиться свободной ногой.
Зато изобретательность зэкана поразила. Свободной рукой он дотянулся до провисшего над операционным столом светильника, похожего на упитанную летающую тарелку, и рванул его вниз. Знал, видимо, что-то. Тяжелая хрень, вырвавшись из потолка, что называется, «с мясом», рухнула на меня. Удар не шибко болезненный получился, так, разбилась на макушке пара ламп. Кусок бетонного перекрытия обрушился рядом — вот это уже повезло. Пыли известняковой лишь во все легкие втянул. А, ерунда.
В следующий миг сиделец уже был рядом. Перепрыгнул через операционный стол, что твоя обезьяна. Что-то там прошипел в лютости, захватил в клещи мое горло, сдавил. Вжал большими пальцами кадык вглубь шеи. Выигрышная позиция, однако. Могла бы быть. Почему «могла бы»? Потому что, если бы он был умнее, понял бы, что я сам позволил ему так сделать.
Выбрав удачный момент, я ткнул острый длинный осколок ему прямо в глаз. Попал с первого раза, хоть бил просто наудачу.
Зэк коротко верескнул, подорвался. Сантиметра три инородного тела вошли в череп. Если ему от этого будет легче, у меня тоже кадык встал на место не сразу, поэтому и дышать на полные легкие я начал с опозданием. Впрочем, на общем положении дел ни это временное неудобство, ни боль в ране не сыгрались. Я воспрянул как тот игрушечный футболист на пружине в настольной игре далеких советских детей.
Одноглазый крутнулся было на месте, должно быть, выход искал. Но сделал лишний поворот и вместо выхода повернулся на меня. Мне ничего не стоило вогнать другой кусок стекла ему в шею. Сбоку, как желобок в мартовскую березу.
Матюгнулся, на колени рухнул, затряс растопыренной ладонью у осколка, будто боясь к нему прикоснуться.
— С-сучара! — прошипел.
— Да ну брось.
Ногой я прочно загоняю торчащий кусок внутрь. От удара зэк сваливается на бок, в лошадином галопе стучит ботинками по полу, обеими руками пытается нащупать край стекла. Влажный хрип лишь отдаленно напоминает знакомые слова.
Даром. Не старайся. Крикнуть ты уже не сможешь.
Я оставляю его в операционной, закрыв за собой дверь. А сам пулей в конец коридора.
Да только… Где же вы, пацаны? Вспомнился приглушенный оклик Бакуна: «Салман!» Вспомнилась возня, скрип петель. Топот…
Лужи крови на затертом линолеуме, валяющиеся на полу трупы зэков — у одного ступня с определенной ритмикой пошаркивает по полу — и двух воняющих застоенным болотом баб…
Пусто. За дверь, на ступени — никого.
Пригнувшись, возвращаюсь через тоннель. Ема, от беглецов и след простыл. В темноте не разобрать даже, в какую сторону ушли. Кинули.
Твою мать… Твою мать! Твою мать!!!
Глава 10
Объект
28 октября 2015 г., 02.40
2 года 4 месяца после эвакуации
Сколько у меня оставалось времени? Как долго мне оставалось жить? Когда осы обнаружат, что в их гнезде затерялся чужой? Да уже, Салман, уже. Слышишь там, сверху, шухер? Скоро завертится шар голубой. Удачи, браток.
Удачи.
На первом этаже горит керосиновая «летучая мышь». Слабенько пыхтит оранжевый фитилек. Жлобский светильник едва освещает Г-образную площадку с затертыми линиями на бетонном полу. Металлическая дверь в небольшом коридорчике справа заперта, за ручку дернул — глухо. Наверное, с той стороны захлопнули. Или вообще не открывали? Может, каким другим маршрутом ушли? Метнулся налево — решетка, наружный замок висит, громадный, увесистый. Точно не сюда повел Сусанин беглецов.
Оставалось еще заглянуть за угол — вдруг там счастье? Но сверху грямзнули сталью, и я застыл. Кто-то спехом вышел из лазарета, на ступенях остановился. Тишина. Увидел еще одного дружка со свернутой шеей, наверняка пульс проверяет. Сюрприи-и-из!
— Твари… — донеслось оттуда. Негромко, но подавленно как-то, будто единого кормильца машина сбила.
Он там один, и это уже неплохо. Вона как ритмично застучал в дверь «зверинца», наученный.
— Какого хера там? Открой кто!
В другую сторону метнулся. Задолбил ногами по железу.
— Слышь, э! «Догаря» увели! Открывай, Бирнач, трезвей, сука!
О-о, блин. Сейчас тут, чую, начнется. Бежать бы за угол посмотреть, может, как раз открыто? Я только сдвинулся с места, как лошачок застучал копытцами вниз, прямиком ко мне. Бежать тут нет смысла, это тебе не поля кукурузные, не приначишься. Да и у этого, может, ствол имеется?
Провертев заржавелое колесико, я перекрыл светильнику дыхание. Надо отметить, он вообще слабо выполнял свою функцию, но без него стало еще хуже. Словно накрыл кто гигантским ведром, как мышь в хлеву. Лунного света сквозь единственное здесь замызганное, запыленное, да к тому же забранное решетками окно проникало не больше, чем сквозь грязную мешковину. Впрочем, прыгнул я в последний вагон — еще потоптался бы секунду, он непременно бы меня заметил. А так эффект внезапности сыграл против него. Правда, он мог оттуда орать начать, охрану по тревоге поднимать. Спалит меня тогда вообще, считай, за бесцень. Так что тут надо быстренько, чтоб не выкупил раньше времени.
Я нарочито громко дергаю решетку, так чтоб она издала свой фирменный хлипающий звук, и высовываюсь на ступени. Изображаю потревоженного лентяя.
— Шо тут за дела? — сонным голосом спрашиваю у застывшего в промежутке лестничного пролета бойца. — И хто лампу погасил? Сквозят тут, заняться больше не хер чем. Искра йе?
