Да и оттуда уже орут. Бегут, воины тюремного сумрака, бегут. Дошло наконец-то, что у них тут жареным запахло. Ну, Женька-десантник, коль свидимся на том свете — готовься, выставляться за все это каждый день будешь.
Затаив дыхание, поворачиваю в противоположную сторону. «Переход в производственную зону». Открытый, разумеется. Сквозняк оттуда тянет за собой запах машинного масла и пропитанных солидолом тряпок. Это то, что надо. У здешних эта зона биржей называется, оттуда наверняка есть много выходов наружу. Тем более заградительные перегородки тут просто сложены у стены. Чисто недвузначная подсказка для заблудившегося тягача: тебе сюда, тупица.
Я как раз скрылся за углом, когда по темному холлу за моей спиной заметались лучи фонарей. Вовремя. Прикрыт свой ладонью.
— Где ты приныкался, утырок? Чуш, э! Если ты тут, выползай сам, мож, с ходу пристрелю. Отмажешься.
Та да. Уже иду.
Переход в производственную зону был по сути длинным, затяжным поворотом — полукруглой сырой кишкой, не имеющей ни окон, ни дверей. Лишь инструкции на стенах и предупреждения для конвоиров: провод заключенных осуществлять только в наручниках. Неоднозначно, правда? То ли конвоирам быть в наручниках, то ли заключенным?
Блин, мозгу просто нечего делать, смысловой анализ проводить. Тьфу ты.
Опа, первые признаки первопроходцев. Кровавый след на полу свеж. Посветил фонарем в сторону — есть крупные капли, есть брызги на стене. Кровь еще жидкая, не потемнела даже. Минут десять прошло, самое большее. Иду вдоль следа. Ох, е-мое! Сразу четверо лежат, безоружные, и ни одной гильзы рядом. Тихо сняли. А что это значит? А значит, что мои новые друзья тут были. Видишь, отметились.
Да я чертов следопыт! Аж сердце веселее в груди застучало. Жаль, нет времени прошмонать их, может, еще чего нарыскал бы?
Производственная зона началась с покореженных решеток (обрезанных автогеном), а потом — с нового, будь они тут неладны, коридора. Инструментальный цех, сборочный цех, дальше, что там дальше? Огибаю хаотически расставленные большие телеги, горы железной отработки, сложенные тут еще, наверное, до жопы с пандемией. Что тут? Цех готовой продукции.
Похоже, Трофимов умышленно оставлял мне маяки. Еще один труп лежит у поднятого ролета. В подтверждение теории отдаленный вскрик слышится из глубины цеха. Верняк на правильном пути.
Прибавь, Салман, прибавь.
Бегу, болтая «калашом» на груди, луплю фонарем по всем углам — будто чей-то призрак пытаюсь обнаружить. По пути сбиваю бочки с-под краски, путаюсь ногами в змеиных кублах пульверизаторных шлангов, опрокидываю ящики с мелкими запчастями. Мелочи все это. Куда дальше? Цех по форме квадратный и небольшой в сравнении с каким-нибудь полноценно заводским, но в какую из трех распахнутых дверей увел Чирик-Сусанин беглецов?
Луч фонаря ворвался в помещение сбоку. Это как рулетка, у меня был один шанс определить правильную дверь, на второй раз времени не хватит. Я рванул туда. Обычный производственный хлам, пара станков. На полу перед проемом в следующее помещение разлито масло, взявшееся от времени легкой коркой пыли. Не перепрыгнуть и не оббежать.
Fail! Я ошибся, Чирик повел их другим путем.
Назад, на исходную. Я преодолел половину расстояния до следующей двери с надписью «Контрольная». Контрольная — что, блин?!
— Твою мать… — Я вырубил свет в последний момент, подался назад.
Несколько лучей одновременно осветили цех со стороны соединительной «кишки».
Слава Богу, громадный, окрашенный в зеленое бункер отделил меня от вошедших. Лучи их фонарей, как в безумии, шарахались по всему цеху, выискивая нужную тень. Парни осторожно переступили порог, не геройствовали, знали, что у меня пушка есть. Даже не матерились, что уж совсем на зэчье не похоже. Наверняка прислушивались ко всем шорохам.
Выудив момент, я сделал шаг назад. В горле пересохло. Почему-то чувствовать я себя сейчас начал отвратительней всего. Будто только теперь до меня дошло, где я и что делаю. Сказал бы кто еще вчера, что я по тюряге каталовской шнарить буду с «калашом» в руках, — ни в жизнь не поверил бы.
Сидельчики приближались. Скрежет пыли под подошвами слышался просто за углом бункера, свет их фонарей бил ярче.
— Где эта тягловская фрайра, ля? — шепотом прямо у меня над ухом.
Тут я, уроды, тут. Сжал «калаш» в руках, попытался припомнить, доправлял ли патрон в патронник? Убей — не помню, а сейчас передрачивать затвором просто глупо. Клацанье меня по-любому выдаст. Полагаюсь на свои рефлексы, я ведь всегда ходил с оружием, находящимся в боевом режиме, безопасность от случайного выстрела как-то меньше всего нынче заботила. Наверняка и этот перезарядил.
Вываливаясь из-за бункера и падая на пол, поднимая при этом облака пыли, я понимал, что действую до крайности непродуманно. Бесхитростно в плане тактики. Но чем черт не шутит?
Стреляю без особого прицеливания. Привычно затрясся в руках АК, застучали гильзы по бетонному полу. Есть! Двоих отбросило назад, фонари, как снаряды жонглера, закувыркались в воздухе, один открыл огонь в ответ. Да только… куда ж ты стреляешь, кулёма? От неожиданности он изрешетил совершенно в другом конце цеха находящуюся безбортовую вагонетку. Пули порвали цепи, и сотни полторы стальных труб макаронами из продравшейся пачки посыпались на пол.
В жутком стальном грохоте, который уж наверняка поднимет абсолютно всю каталовскую гвардию, выстрелы из моего «калаша» были почти неслышимы. Я снес третьему верхнюю часть башки. Как там, вынос мозга это называется? Рядом был еще один, четвертый, или даже два, но они, пригнувшись, дернули обратно. Кажись, одному я продырявил бок, по крайней мере, верещал он так, что было очень на то похоже.
Еще голоса, еще фонари. Подоспели еще корешочки. Сколько их там теперь, интересно?
Выстрелил одиночными, трижды. Вслепую. Нет, не зацепил. Огрызнулся один, выпустил очередь тоже наугад.
Дын-дын-дын, что-то покатилось в цех… Привет, я посыльный, принес тебе вот это…
Я рванул за опрокинутый металлический стол одновременно с грянувшим за спиной взрывом. Яркое пламя осветило внутренности цеха, запах гари прошиб до костей, и осколки, расшвырянные во все стороны, вздули на поверхности стола десяток прыщей. Повезло. Понимая, что сейчас вбегут, я снова шмаляю наугад, держа на мушке широкий проем. Ответа не последовало, но мой «калаш» предательски умолк на самом интересном месте. Отбросив его, я достал из-за пояса «форт».
Так просто меня не возьмешь, и не ори там, подстреленный!
Я было собирался высунуться из своего укрытия опять и врезать остатком из обоймы по вошедшим, как по полу застучала еще одна вещица.
По звуку так пустой газовый баллончик, не больше. Остановилась метрах в полутора от меня. Я, как идиот, на нее еще и ствол направил. Будто боялся, что оттуда злой лепрекон выпрыгнет. Сигнальная лампа в мозгу пылала: «Съе*ывай на хер!» — но ведь даже не верилось, что это — похожее на оторванную круглую дверную ручку — может причинять ущерб.
Бах! Я ослеп. На глаза натянули белую простыню. И оглох. Крики доносились эхом из прошлой жизни.
Накрыл ладонями уши, зажмурил веки, но, как водится, уже после всего. Пистолет у меня тут же отобрали, им же, наверное, ударили по затылку. Улыбка судьбы сменилась кислой миной, но в теле стало легко и мягко.
Стрекот автоматных очередей сливался с голосами. Кто-то орал прямо над головой, кто-то поодаль. Только слов не разобрать. Больше напоминает львиный рык. Под аккомпанемент бьют взахлеб «калаши» по обе стороны от меня. Огрызаются откуда-то издали другие, злые, напирающие, преобладающие количеством. Мне за шиворот летят крупинки штукатурки, стегает горячими искрами по затылку. Мимо потому что. Если б в цель…
— Салма-а-а-а… — издали, будто с того берега реки. Сложно определить, но кажется, Трофимова голос.
— Салма-а-а-а… — уже ближе.
Чувствую тряску. Несет, по ходу, разведчик. Не бросил. Вернулся. На горбу несет, поперек положил, как картошки мешок.
— Бакун, крой нас! Салман! Очнись! Очнись, сукин сын!
Я хочу сказать, что в норме, но автоматный грохот перекрывает мое глухое карканье. Сгребши ткань его куртки в кулак, дернул пару раз. Наконец открываю глаза. Моя башка, уже второй раз за последнюю неделю отведавшая супа из топора (читай: приклада), включается в работу не сразу. Открыв глаза, вижу землю над черным небом. Все еще ночь. Та самая, которая я так хотел бы чтоб уже закончилась. Снова дергаю несущего меня за рукав.
Выпущенный, я ударяюсь лицом в мокрый асфальт. Привычно.
— Да держись ты! — орет Трофимов. — Поднимайся!
Пули свистят с такой злобой, что кажется, даже если пройдут мимо, то непременно развернутся и таки ужалят, куда были нацелены. Старлей схватил за руку повыше локтя, помог принять пародию на вертикальное положение.
