«Весь спор, все расхождения вертелись около понятия социальной революции и вопроса о переходной стадии, — читаем мы в отчете о конференции в петроградском анархо-синдикалистском «Вольном Труде». — В то время как одна часть конференции усматривала в текущем моменте все еще революцию политическую, другая часть категорически утверждала, что перед нами революция социальная. Точно так же вызвал спор и разногласия и вопрос о переходной стадии. В то время как одни отрицали ее и указывали, что переходную стадию смешивают с моментом строительства социальной революции, другие ее признавали, но, признавая ее, все-таки никто не сумел нарисовать ее характерные признаки. Одни предполагали, что переходная стадия — это «советская власть», «советизм» так сказать, другие предпочитали «синдикализм», «ячеечную теорию» и т. д., третьи просто признавали ее, не желая даже утруждать себя вопросом, в чем же будет состоять эта система переходной стадии»[209].
Мелкобуржуазная природа анархиста не могла принять диктатуру пролетариата, хотя сознательно принимала диктатуру отдельных командиров. Конференция отвергла диктатуру пролетариата. Это было общей почвой для создания «единого анархизма».
«Единый анархизм» имел своих сторонников главным образом, если не исключительно, среди украинских анархистов. Анархисты-коммунисты, анархо-синдикалисты и анархо-коммунисты-синдикалисты Украины и создали на 1-й конференции единую анархистскую организацию Украины «Набат», которая политически руководила махновщиной.
«Трудно сказать, что появилось раньше — «набатовщина» или «единый анархизм», — пишет некий анархист-неонигилист Андреев: — быть может, они одновременно породили друг друга, но теперь они стали синонимом, и расколоть их, не убивая обоих, нельзя»[210]. До октября 1917 г. в русско-анархической среде обнаруживались лишь центробежные тенденции. Расхождения эти начались еще с 1904 г. «Харьковский Набат» (редактор Волин), ведший в 1919 г. агитацию за необходимость организационного сплочения анархистских сил, в статье «набатовца» Андрея дает следующие сведения о расколе анархистов в 1906 году[211].
«В 1904–5–6 гг. анархисты делились, главным образом, на три течения: на безначальцев, чернознаменцев и хлебовольцев.
«Суть воззрения безначальцев заключалась в том, что они совершенно отклоняли работу в массе. Они говорили: пропагандировать анархистские идеи следует только прямыми действиями. У них поэтому занимали первое место безмотивный террор и экспроприация.
«Чернознаменцы говорили, что совершенно уйти от массы нельзя. Но идти в рабочие организации они находили вредным для цельности и чистоты анархической идеи, а посему они искали иного способа поддерживания связи с массой. Для этой цели они старались организовать чисто анархические ячейки на всех фабриках, заводах и мастерских.
«Хлебовольцы же говорили, что анархическая пропаганда может иметь успех лишь при помощи «хождения в массы», а посему надо совершенно уйти в массовые организации и там работать».
В 1917 году среди анархистов преобладали анархо-коммунисты, анархо-синдикалисты и анархо-синдикалисты-коммунсты. Первых было больше всего, и они были группой господствующей. Анархо-синдикалистов (или революционных синдикалистов, как стали они называть себя после того, как название «анархист» стал синонимом «бандита») и анархо-синдикалистов-коммунистов было мало, но зато эти группы были теоретически грамотны и были сильнее в промышленных центрах (Питер, Иваново-Вознесенск, Харьков). На 1-й конференции «Набата» было анархистов-коммунистов — 9, анархо-синдикалистов — 1 и анархо-синдикалистов-коммунистов — 5, причем первые представляли редакцию газеты «Набат», гг. Харьков и Николаев; анархо-коммунисты представляли организации Александровскую, Киевскую, Конотопскую, Подольскую, т. е. чисто крестьянские.
Так некогда разомкнувшиеся после поражения буржуазной революции кадры анархизма вновь сомкнулись после победы пролетарской революции, но не для защиты и укрепления революции, а для борьбы с ней, тем самым наглядно иллюстрируя свою контрреволюционную сущность.
Борьба с большевиками началась в конце 1918 г. и начале 1919 г., с занятием Украины советскими войсками.
Свержение гетманщины, до известной степени реставрировавшей монархию, восстановило ряд демократических свобод, существовавших на Украине до прихода немцев. Легально издавался и распространялся на Украине орган меньшевиков «Наш Голос», в котором сотрудничали Мартов, Далин, Сан и другие; анархисты издавали в Харькове, Екатеринославе и Елисаветграде свои газеты; левые с.-р. оспаривали в своих органах у большевиков право на совершение Октябрьской революции. Все эти партии созывали свои собрания и критиковали справа и «слева» советскую власть. Особенно шумно и развязно вели себя анархисты, полагавшие, что теперь пришла очередь за их революцией. Надо сказать, что политический шум, производимый анархистами, и их претензии не имели под собой никакой реальной почвы. Даже в мелкобуржуазной Украине во время II Съезда советов, в начале 1918 г., анархисты имели всего лишь 3 мандата, в то время как большевики имели 428, объединенные левые с.-р. (украинские и русские) — 414, украинские с.-д. — 13, с.-р. (русские и украинские) — 4 и беспартийные — 82[212].
Следовательно, никаких реальных предпосылок к утверждению о большом влиянии на массы у анархистов не было. Но это их не смущало. «В нашей работе и борьбе мы исходили отнюдь не из рассуждений о «реальной» возможности или невозможности безвластного коммунистического общежития. Все подобные рассуждения мы считаем как раз глубоко нереальным делом. Мы считаем, что на учитывание «возможного» или «невозможного», на этом поссибилизме будущего (так же, как и на поссибилизме настоящего), социалисту и революционеру вообще нельзя строить ни своей принципиальной позиции, ни, следовательно, своего, вытекающего из этой позиции реального поведения.
«…Мы исходим не из глубоко (по нашему мнению) мета физического положения о возможности или невозможности безвластного коммунистического общежития, а из единственно, на наш взгляд, реального положения об основной, постоянно (в потенции) присущей людям и обществам людей способности построить, осуществить такое общежитие…
«… Ни определенной возможности, ни определенной невозможности для нас нет. Для нас есть только определенная способность, которой мы должны помочь и которая в конечном счете может или быть воплощена в жизнь или, наоборот, снова задавлена препятствиями»[213]. (Подчеркнуто в подлиннике. М. К.).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
