— Я понял. Хотя визит проходил неофициально, отношение к вам было лояльным?
— В общем, да. К американцу, конечно, лучше относились, клепали на Россию от всей души. Ко мне присматривались, подозревали, может, что шпион…
Андриевский грустно усмехнулся.
— Что же произошло между вами и Угадуевым?
— Не между мной — между Кервудом и Угадуевым, — счел нужным уточнить Андриевский. — То, что там происходит, производит удручающее впечатление даже на нас, закаленных отечественным бардаком. Ну и Кервуд там после своей демократии в ужас пришел — и давай заниматься тем, на что его никто не уполномочивал…
— То есть?
— Ну вроде того что он почувствовал себя миссионером, который несет мир туземцам. Начал уговаривать дудаевцев пойти на переговоры с Москвой, причем так активно, что чеченцы почти взбесились. А разругались с Угадуевым после того, как Кервуд ляпнул, что Дудаев не имеет права поднимать на щит исламский фактор, потому что в свое время бомбил афганские кишлаки. Угадуев тогда сказал, что американец в Чечне нежелательная персона и, если он не уберется в течение трех часов, безопасность не гарантируется. А боевики стоят и затворами клацают. Естественно, пришлось сваливать…
— Возможно, я ошибаюсь, но тогда зачем стрелять? Кервуд выполнил распоряжение этого… Угадуева. Или вы чего-то недоговариваете, Юрий Владимирович?
Андриевский досадливо крякнул:
— Опять вы за свое, Александр Борисович! Если бы я знал! Мы тоже занимаемся этим делом, немного с другой стороны правда. Возможно, Кервуд делал что-нибудь помимо своих прямых обязанностей. У меня ведь не было задачи выслеживать американца по полной программе. Возможно, о каких-то его контактах я не знаю…
— Наверняка не знаете! — усмехнулся я.
Он посмотрел на меня с плохо скрытой неприязнью.
Помимо своего желания я взглянул на него с тем же минимумом равнодушия. Мне надоели все эти лживые свидетели обоего пола. Они врут, иногда не задумываясь о том, правдоподобно ли звучит их ложь. Рано или поздно я все раскопаю, и тогда, возможно, кто-то из них из разряда свидетелей перейдет в незавидную категорию подозреваемых, а то и обвиняемых, чем черт не шутит!
— Если вы поделитесь со мной информацией, которой мы пока не располагаем, я буду признателен, — кисло улыбнувшись, сказал Андриевский.
Да, я верно предположил, что он изнывает от желания выведать, что удалось узнать сыскарям, работающим по делу Мещеряковой.
— По всей видимости, вы не знаете о существовании компании «Хантала ойл лимитед»?
Я стараюсь охватить облик Юрия Андриевского целиком, чтобы уловить какую-либо реакцию на свои слова. Ничего, кроме того, что до того сверливший меня взглядом собеседник вдруг отвел глаза. Либо он знает об этом веселом предприятии, либо стыдится того, что не знал.
— Н-нет, пожалуй, не припоминаю, — медленно, медленнее, чем обычно, сказал Андриевский. — Она имеет какое-то отношение…
— Имеет!
Я не стал ждать, пока он подберет подходящее, по его мнению, слово, обозначающее их деятельность в Чечне.
— Региональное управление по организованной преступности, оно занимается сейчас этой фирмой, установило, что Джон Кервуд посещал офисы этой компании в Москве и Грозном. Там или здесь он брал вас с собой на эти встречи?
После непродолжительной паузы — их стало что-то много сегодня — Андриевский сказал:
— В Грозном этого точно не было, а здесь вполне. Как я уже говорил, за Кервудом не было непрерывного наблюдения, он мог куда-то пойти и один.
Для вящей убедительности Андриевский пожал плечами.
— Вот видите, — говорю, — не только я у вас информацию выдаиваю, могу и поделиться!
— Н-да…
Больше ничего Андриевский не добавил к своему полувнятному мычанию. Что-то сковывало его, может быть, моя веселая агрессивность?
— Хотите еще, Юрий Владимирович, ангел мой?
Вот тут он уже не смог скрыть своих чувств — вздрогнул при слове «ангел».
— Ч-что это вы?..
— Что?
— Словечки какие-то!..
— А-а, это от полноты чувств!
Он недоверчиво хмыкнул.
— С чего вдруг?
— В кои-то веки я знаю больше вашего. Например, то, что нет в Соединенных Штатах такого чиновника в госдепартаменте, как Джон Кервуд. И не было никогда.
— Вы шутите?
— Нет.
— А кто же он? — спросил Андриевский и слегка покраснел от стыда.
— Это контрразведка выясняет.
Юрий Андриевский, поблекший и усталый, будто перенес на ногах перекрестный допрос, вздохнул, посмотрел на часы, сказал:
— Извините, Александр Борисович, больше не располагаю временем…
— Всего доброго, Юрий Владимирович, — безмятежно улыбнулся я. — Буду держать вас в курсе всех новостей.
— Спасибо, — без всякого энтузиазма промолвил Андриевский.
Когда он направился к двери, я не удержался и спросил, глядя в крепкую спину:
— Вы по-прежнему уверены, что не знали полковника Скворцова из Главного разведывательного управления?
Андриевский медленно обернулся, посмотрел на меня с откровенной угрозой и сказал сквозь далеко не ласковую улыбку:
— Не берите меня на понт, следователь! Ваши с нашими не играли в кошки-мышки. И не будут!
Ушел. Дверью не хлопал, но закрыл за собой без почтительности.
Я некоторое время сидел неподвижно и без мыслей. Отдыхал. Трудновато было мне строить беседу с Юрой Андриевским. Но, кажется, справился. Не те пошли, видно, ребята. Не хватило ему выдержки, чтобы оставить меня в дураках, подраскрылся парень.
А потом я сделал то, что давно пора было сделать: позвонил в уголовный розыск и попросил выделить пару специалистов наружного наблюдения для того, чтобы попасли несколько дней гида-переводчика фирмы «Вестинтур» Дину Ткачеву.
ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ
1
Вячеслав Грязнов стоял посреди двора. Сюда выходили окна квартиры номер четырнадцать, в которой умерла Катерина Мещерякова. Вячеслав, как и в первый раз, у дома Ковалевской, прикинул на глазок, из каких окон дома напротив мог действовать своей аппаратурой Сергей Федулкин.
Поднимаясь по лестнице в квартиру, которая, по его предположению, могла быть логовом фотошантажиста, Слава уныло в унисон погоде размышлял о незавидной своей участи. Конечно, редко встречаются люди, у которых все хорошо, все получается. Обычно бывает так: в одном направлении жизни полный ажур, в другом — похуже. Такой расклад хорошо объяснять на женщинах: красивая, но дура, например… Но есть избранные, как майор Грязнов. У этих нигде толку нет, ни в личной жизни, ни на работе. Поэтому щенки, которые еще писали себе на башмаки, когда Славка уже брал первых урок, раскатывают на «мерсах» в поисках кабака попрестижней, а Слава топает по заплеванной, загаженной лестнице, чтобы познакомиться с очередным подонком. Самая подлянка будет, лениво думал Слава, если дома никого не окажется!
Он позвонил в квартиру тридцать пять.
После третьей попытки за тонкой дверью послышались шаркающие шаги, затем раздался стандартный для таких случаев вопрос, прозвучавший отнюдь не традиционно:
— Кто вы и что вам угодно?
Слава прикинул, что называть истинную цель прихода будет неосторожно. Если Федулкин здесь, а майор заорет через дверь, что он майор, фотограф пусть не все, но самые опасные пленки засветить успеет и фотокарточки побросает в окно. Время еще непозднее, можно представиться кем угодно.
— Я к вам из собеса, — сказал он по-старому, как привычнее слышать и понимать старым людям. — Из соцобеспечения, насчет пенсий!
Женщина открыла дверь, и Слава слегка ошарашенно уставился на нее.
Дама несомненно являлась представительницей интеллигенции — в потемневшем и сморщенном старческом лице ее просматривался интеллект. Да и манера изъясняться о многом говорила. Но одета старуха была слишком живописно, даже видавший всякое майор угрозыска стоял потрясенный. На голове шапка-ушанка какого-то подросткового размера, под шапкой — платок. На плечах коричневая болоньевая куртка, из-под нее виднеется засаленный зеленый свитер. На искривленных и тонких старческих ногах валенки, линялые, обвислые спортивные штаны, под которыми тем не менее просматривались толстые, доходящие до колен панталоны.
Слава посмотрел на опущенные уши шапки и подумал: с ней не пошепчешься в прихожей, к тому же и глуховата, наверное.
Осторожно, но неумолимо отстранив хозяйку, Слава вошел в квартиру, деловито бурча себе под нос:
— Так-так, посмотрим. А здесь у нас что? Ага, ванная. А здесь? О, комнатка! Еще одна…
Старуха шаркала сзади, встревоженно вопрошая:
— Вы что-то говорили насчет пенсии, молодой человек! Так что вы шарите по квартире? Пройдемте в комнату, я покажу вам бумаги!..
Убедившись, что фотографа в квартире нет, Слава, резко остановившись, повернулся к старухе и спросил:
