О, це добре…
– Катя…
Мы все трое в форме. Нормально.
– Держи. Цепляй себе.
Украинские флажки. На липучке. Надел – снял. Надел – снял. Как удобно. Уже и погоны придумали на липучке. Надел – снял. Надел – снял.
Удобно.
– Кать, там внизу – лодка.
– Где – внизу?
– Внизу. В воде. Там же – баллон… там воздух под давлением. Пид тиском, на… Лезь в воду, как найдешь – скажешь. Я скажу, как надуть лодку.
– А почему…
– А по кочану, – оборвал ее я, – выбирай, или ты в армии, или ты б… В армии подчиняются приказам.
Иногда приходится и так. Особенно с такими вот, отправившимися на войну доброволками…
– Славик, в порядке? Здорово прилетело?
– Нет.
– Точно? Покажи…
Кинул мельком взгляд – не сказать, что смертельно.
– Пуля вышла?
– Да.
– Значит, выживешь…
Вертолет!
Я даже сначала не понял, какой именно – слишком слабый и необычный звук. Потом понял – «Робинзон». «Робинзон-44»[59] разворачивался над Днепром…
Вертолет – это хреново. Очень. И хорошо, если он один.
– Катя, что с лодкой?!
– Еще немного!
Мне бы быть таким бодрым и веселым.
– Славик… подскажешь поправки?
– Да…
Я опер винтовку цевьем об ограждение моста, стараясь упереть как можно прочнее.
– Затвор…
– Да помню я.
Затвор ушел вперед, досылая патрон. На набережной тормозили машины, и это хорошо. Пусть попробуют добраться через автомобильную пробку-то.
– Цель – вертолет, примерно пятьсот. Наводи!
– Два выше бери!
Винтовка бухнула, сильно ударила в плечо. Ничего… Москва не сразу строилась…
– Еще выше!
– Сколько?
– Давай, на три!
Вертолетчик опознал нас и открыл огонь, у него было что-то типа «ПКТ» на каждом пилоне. Но достать нас не успел – следующая пуля попала в фюзеляж, и вертолетик, разваливаясь, полетел в воду…
Берег Днепра.
Двадцать километров от Днепропетровска.
Ночь на 5 июля 2019 года
– Гадость какая… – Катерина скривила нос.
– Ешь, ешь. Там жиры, они нужны для долгих переходов. Чтобы сохранять силы, было на чем идти. Ешь.
Это был майонез. Жирный.
– На фронте лучше кормили? – подбодрил ее я. – Ешь, другого все равно нет.
– Иногда и вообще не кормили, – задумчиво сказал Славик, – чогось волонтеры привезут, тем и годуемося…
– Русский забыл?
– Да нет.
– Ну, а теперь… – я помешал варево в котелке, сваренное на крохотном, бездымном костре (это был чай, точнее, почти чифир), – колись. Ты сейчас за кого? За белых? Или за красных?
Молчание.
– Знаешь, что я тебе скажу. В свое время, если ловили какого-нибудь шкета, который писал на заборе дурное слово, его заставляли прочитать то, что он написал. И ему было стыдно. Так и тут. Если тебе стыдно даже сказать, за кого-то, – значит, ты точняк за кого-то не за того.
…
– Так за кого ты?
– За Украину, – буркнул Слава.
– Уже лучше. А за какую Украину? Их сейчас две. Одна – в Киеве, другая – в Днепре. Я вот тоже, можно сказать, за Украину. Ту, что в Киеве. За Украину, которая прекратит все это безумие и будет жить в мире и тесном союзе с Россией. Просто потому, что иная дорога привела к гражданской войне. Так – за какую?..
– Вон, Катька расскажет.
– Ну? Кать, расскажи. Ты, как я понимаю, отвечаешь за политическую ориентацию вашей ячейки общества?
Про себя ответил – перегибаю палку. Может, говор нашел, после всего. Это бывает – после того, как избежал серьезной опасности, всегда тянет поговорить. Но есть тут еще и другое – злость. Злость на этих двух щенков, которые все же сделали по-своему. Не послушали нас, старших. И опрокинули страну…
Как там Цой пел – дальше действовать будем мы? Ну, вот и результат этих действий. И ведь не осознают… чувствуют, что что-то не то натворили, но осознать, покаяться, начать что-то исправлять смелости не хватает. И ведь они – не единственные, они – портрет поколения. Непоротого, непуганого, невоспитанного поколения, как выразился один из майданутых, – без дурного советского багажа в голове. И вот вокруг нас то, что они натворили.
Как стадо слонов… во главе стада всегда идет старая и опытная слониха… у слонов матриархат. Эта слониха помнит, где можно переправиться через реку, где любят поджидать львы, где есть ямы с солью, а где – рощи с зелеными листьями и побегами, лакомством для слонов. И она ведет стадо, как и год, и два, и пять лет назад, а стадо ей подчиняется.
А теперь представьте, что молодые слоны послали старую слониху на три всем известные и побрели в другую сторону. Ну и чем все это кончится – и для молодых слонов, и для стада, которое лишилось молодого поколения и обречено просто вымереть?
– Не считаю нужным, – огрызнулась она.
– А чего так? Мордой лица не вышел?
– Ты москаль.
– Круто. Еще бы сказала – монголокацап. Или угрофинн. Хотя правильно финноугр. Вы на Майдане познакомились?
– Да.
– А потом дорожки ваши разошлись как в море корабли?
– Да нет…
– Что ты ему рассказываешь! Он все равно не поймет!
– Помолчи!
О, а вот это я уже уважаю. В свое время я научился говорить «помолчи» своей жене слишком поздно. Когда мое первое место в семье воспринималось не как нечто незыблемое и Богом данное, а как восстание. Майдан. Киевляне могут мне позавидовать – в режиме Майдана они прожили менее полугода. Я – больше десяти лет. Все эти годы в моей семье был перманентный Майдан…
– Для начала – а ты кто, моя будущая невестка?
– Волонтер я. Потом в Правый сектор пошла, в медицинскую службу. Пострелять тоже довелось.
– Уже лучше. С Майдана волонтируешь?
– Тебе-то не все равно?
– Не все. Давай договоримся так – старшим не хамить. Тем более – будущему свекру. Иначе – Днепр-то рядом…
Картинки из прошлого.
Киев, Украина.
Майдан Незалэжности.
20 февраля 2014 года
Замiсть тепла хижа iмла замiсть надiй дим
Замiсть вiрити в себе ми вiримо снам
Нашi права це порожнi слова для тих хто керує всiм
Та недовго чекати залишилось нам
Ми прагнемо змiн! Змiни єднають серця!
Ми прагнемо змiн! «Їх» час добiгає кiнця!
Наша вiра i розум нас у майбутнє ведуть!
Ми прагнемо змiн! I змiни прийдуть!
Скай– Банду!
– Геть!
– Банду!
– Геть!
– Банду!
– Геть!
Слова, усиленные мощной звукозаписывающей аппаратурой, далеко разносятся в морозном воздухе киевского февраля.
Все просто. В таких случаях все всегда просто, усложнять не надо. Банду – геть, и всё. Не надо ни о чем думать. Банда – это то, что стоит на пути светлого будущего страны. Убрать банду – и все будет хорошо.
Тогда и в самом деле не думали. Никто. И ни о чем. Не думали о том, как будет далее. Не думали о том, что Майдан частью страны воспринимается как пощечина, как переворот. Еще первый Майдан был воспринят именно так, но тогда смолчали. Во многом и потому, что первый Майдан закончился не кровью, а грязной договоренностью из серии «как поменять всё, ничего при этом не меняя». Желавшие изменений люди были тогда жестоко обмануты – ничего не изменилось. И на выборах 2009 года, которые многие считают самыми честными в истории президентских выборов на Украине, окончательно был завершен реванш. Голосами Юго-Востока к власти пришел Виктор Осипович. Зэк, как его называли политические противники. Не самый худший вариант на фоне остальных, но пропагандистская машина была запущена и останавливаться не собиралась. Тот, кто поддержал Осиповича на Востоке, тоже сделал ошибку: надо было найти нового человека, а не перетасовывать в который уже раз изрядно засаленную колоду.
Впрочем, перетасовка засаленной и всем надоевшей колоды – это фирменный стиль украинской политики.
Хотел ли Майдан того, что произойдет потом? Вряд ли. Надо понимать, что Майдан состоял из очень разнородных сил, с разными замыслами и видением будущего страны. А закон Кивалова – Колесниченко, с поспешной отмены которого начал раскручиваться механизм кровавого межэтнического противостояния, отменял ведь не Майдан. А депутаты Рады, которые готовы были проголосовать хоть за что, только бы и их не снесла разъяренная толпа. Этим голосованием они, возможно, хотели спасти свои задницы, и спасли. Но одновременно столкнули страну в пропасть межнационального конфликта.
Но все-таки Майдан был виноват. Виноваты те, кто его поддерживал, кто был его представителями, спикерами. Майдан – и первый и второй – был виноват прежде всего своей украиноцентричностью. Украина – это многонациональная страна. Это могло стать ее силой, но стало слабостью. Майдан – и первый и второй – ничего не мог предложить русским. Там были люди, которые выкрикивали «Москалей на ножи!», и никто ни разу их не одернул, не прекратил все это. Трагический парадокс – без ударных отрядов, без агрессивных националистов – Майдан вряд ли одержал бы победу. Но привлекая агрессивных националистов в свои ряды, Майдан вынужден был принимать их повестку дня, их видение мира, их ненависть к России. Забывая о том, что, как потом признаются сами майдановцы, в совете Майдана половина сотников была с русскими фамилиями и говорящие по-русски.
