Домохозяйки в поисках служанки, не столько ради того, чтобы избавиться от работы, сколько с целью осчастливить ее, дают объявление на одной странице. На следующей странице – домашнее сокровище, последователи Карлейля со страстной любовью к работе ради работы ищут место не из корысти, а исключительно с целью найти вакансию, где они смогут наслаждаться роскошью ощущения, что ведут полезный образ жизни. Эти домохозяйки-филантропы, эти обожающие тяжелый труд служанки годами живут рядом в одном и том же городе, но не знают друг друга.
То же самое и с несчастными европейцами.
Они проходят мимо меня по улице и даже не догадываются, что я готов и желаю взять их под свое крыло, научить их здравому смыслу с долей смышлености – стать, если можно так выразиться, им отцом родным. Они смотрят на меня, но во мне нет ничего такого, что подскажет им – этот человек знает, что для них хорошо, гораздо лучше, чем они сами. В сказках мудрец носит коническую шляпу и длинную мантию с волнистыми штуковинами на подоле, и вы понимаете, что это умный человек. Тут не требуется дополнительных объяснений. К несчастью, эта мода прошла. Нам, мудрецам, приходится носить обычную одежду, и никто не догадывается, что мы мудрецы. Даже если мы им это скажем, они не поверят, и наша задача становится намного сложнее.
Первое, чем я займусь, если европейские дела передадут под мой контроль, – это переустройством карнавалов. Пока карнавалы во всей Европе проходят в феврале. В Ницце, в Испании или в Италии вас изредка может посетить желание сплясать на улице в феврале, вырядившись в тонкий костюм. Но в более северных странах я видел во время карнавала только одну разумную маску – человека, нарядившегося ныряльщиком. Это было в Антверпене. Дождь лил потоком. Оживленный, неистовый, типично английский восточный ветер завывал на улицах со скоростью пятнадцать миль в час. Пьеро с замерзшими руками высмаркивали посиневшие носы. Пожилой Купидон одолжил зонтик в ближайшем кафе и ждал с ним трамвая. Очень маленький дьяволенок плакал от холода и вытирал глаза кончиком собственного хвоста. Во всех дверных проемах толпились дрожащие маски, и только один ныряльщик шел, выпрямившись, по улице, и по нему струилась вода.
Февраль – не лучший месяц для маскарадов под открытым небом. Конфетти, которые на самом деле всего лишь цветная бумага, нарезанная кружочками, слипаются в мокрую массу. Если такой комок попадет тебе в глаз, инстинкт велит тебе не весело смеяться, а отыскать того, кто его бросил, и ударить в ответ, а это вовсе не похоже на истинный дух карнавала.
Самое удивительное то, что, несмотря на почти неизменно отвратительную погоду, карнавалы все равно продолжаются. В Бельгии, где католицизм еще остается господствующей религией, карнавал держится крепче, чем в остальной Северной Европе.
В одном маленьком городке, Бенше, недалеко от французской границы, он продолжается без перерывов три дня и две ночи, и в это время все население, разбухшее от приезжих, собравшихся с округи в двадцать миль, орет, шумит, ест, пьет и пляшет, а потом приезжие упаковываются, как сардины, в поезда, пришпиливают билеты к своим пальто и моментально засыпают. На каждой станции железнодорожные служащие, пошатываясь, ходят по вагонам с фонарями. В последней жалкой попытке пошутить перед тем, как присоединиться к куче храпящего человечества на полу вагона, наиболее трезвый гуляка меняет местами билеты у парочки своих впавших в забытье товарищей. Таким образом, джентльменов с востока вытаскивают за ноги на полустанках и заталкивают в поезда, направляющиеся на запад, а южных отцов семейств выталкивают в холодный рассвет на одиноких северных станциях, где их с энтузиазмом приветствуют чужие семьи.
Рассказывают, что в Бенше (сам-то я не подсчитывал) на улицах можно увидеть до тридцати тысяч масок, пляшущих одновременно. А когда они не пляшут, они швыряют друг в друга апельсинами. В домах заколачивают досками окна, рестораны снимают зеркала и прячут бокалы. Если бы я отправился на маскарад в Бенш, я бы нарядился рыцарем в доспехах периода Генриха VII.
– Разве не больно, когда в тебя швыряют апельсинами? – спросил я одну леди. – А если говорить в общем, то каким сортом там пользуются – этими хорошими сочными, кажется, их называют «Ява», или теми твердыми маленькими, с кожурой, как терка для мускатных орехов? А если используют оба сорта без разбора, то какой предпочитаете лично вы?
– Умные люди, – ответила она, – они везде одинаковые и, должно быть, очень расточительные, используют апельсины с Явы. Когда апельсин попадает тебе в спину, я предпочитаю «Яву». Они, конечно, пачкают сильнее, но зато у тебя не появляется этого курьезного ощущения, что ты на время оглушен. Но большинство, разумеется, кидаются маленькими твердыми. Если вовремя увернуться и он попадет тебе в макушку, то не так больно, как можно подумать. Но если ударит в мягкое место… ну, лично я считаю, что немного нюхательной соли со старым коньяком – половина на половину, вы же понимаете, – это самое лучшее средство. Но такое случается всего раз в год, – добавила она.
Почти каждый город награждает призами лучшие группы масок. Иной раз главный приз составляет две сотни фунтов! Мясники, булочники, изготовители подсвечников объединяются и состязаются. Они прибывают в повозках, у каждой группы свой оркестр. Поощряется свободная торговля. Каждый соседский город, каждая деревня «вываливают» свой груз живописных весельчаков.
Именно в этих маленьких городишках дух Короля Карнавала находит свое самое счастливое воплощение. Едва ли не каждый третий житель принимает участие в веселье. В Брюсселе и других больших городах все это дело выглядит нелепым. Несколько сотен масок с трудом прокладывают себе путь сквозь тысячи скучно одетых зрителей, напоминая испанскую речку летом – хилый ручеек, сочащийся посреди многих акров грязных берегов. В Шарлеруа, центре Черной страны [25] , главная особенность карнавала – детские пляски. Для них специально отгораживается веревками место.
Если солнце случайно в достаточно хорошем настроении, это прелестное зрелище. Как этим малюткам нравится наряжаться и выступать! Одна юная девица лет десяти нарядилась надменной леди. Возможно, моделью ей даже служила старшая сестра. Она нацепила огромный парик из льняных волос, шляпу, которую, держу пари, отметили бы даже в Аскоте на Дне Кубка, юбку, волочившуюся вслед за ней на два ярда, пару лайковых перчаток, бывших когда-то белыми, и взяла голубой шелковый зонтик. А какое чувство собственного достоинства демонстрировала она! Я видел оскорбленную девушку за стойкой, встречался с хористкой – не на свидании, поймите меня правильно, а как зритель – у реки в воскресенье. Но никогда ни в одном человеческом существе не видел я столько высокомерия на фунт эвердьюпойса [26] , сколько пронесла по улицам Шарлеруа эта маленькая соплячка. Товарищи прежних дней, простые вульгарные мальчишки и девчонки, настойчиво напоминали о своем знакомстве с ней. Но она шла мимо них по улице с таким презрением, что они отшатывались и натыкались друг на друга. К тому времени, как они приходили в себя настолько, чтобы вспомнить о старом оловянном чайнике, так удобно валявшемся в канаве, она уже скрывалась за углом.
Двое уличных мальчишек в жалких лохмотьях, которые и вдвоем не смогли бы наскрести несколько су, чтобы взять напрокат какие-нибудь тряпки, все равно твердо решили не остаться в стороне. Они раздобыли где-то пару белых блуз – не тех, что вы привыкли принимать за белые блузки, мадам, не изысканные вещицы с оборками и кружевами, а блузы из грубой белой мешковины, что надевают поверх своей одежды подметальщики улиц, и еще одолжили две метлы. Какими нелепыми маленькими существами они казались! Крохотные головенки этих мальчишек едва выглядывали из-под их огромных белых покровов, когда они с серьезным видом шагали по улице один за другим, сметая грязь в канаву. Они тоже участвовали в карнавале, изображая мусорщиков.
Я был свидетелем и еще одного причудливого зрелища. Серпантин является характерной особенностью бельгийских карнавалов. Это полоски цветной бумаги длиной, вероятно, в несколько дюжин ярдов. Его бросают, как лассо, обвивая голову какого-нибудь прохожего. Разумеется, самым привлекательным объектом для бельгийских юнцов бывают бельгийские девушки. И, что тоже естественно, девушка, которая оказывается наиболее опутанной серпантином, и есть та, которая, если воспользоваться языком брачных объявлений, «считается миловидной». Серпантин, накрученный ей на голову, – это «перо на шляпке» бельгийской красавицы в день карнавала. Завернув за угол, я едва не наткнулся на одну из таких «красавиц». Она стояла спиной ко мне на очень тихой и пустынной улочке, держа полудюжину этих серпантинов, и торопливо, трясущимися руками накручивала их на собственную голову. Проходя мимо, я взглянул на нее. Она побагровела. Несчастная курносая девица с бледным одутловатым лицом! Лучше бы она меня не заметила. Я мог бы купить этого серпантина на шесть пенни, преследовать и дразнить ее, а она бы изображала негодование, стремясь незаметно сбежать от меня.
