пол сотни икон разного размера с ликами Святейшего, а также стояло две резных скамьи. Так вот куда все деньги-то уходят вместо ремонта особняка. Ну теперь понятно.
Священник стоял на коленях перед статуей и молча молился.
Вся эта комната вызывала у меня глубокое омерзение, как и сама её владелица. Меня ужасно злил Орден со всеми его правилами, но это уже было просто за гранью. Мамашка-святоша молится, жертвует деньги церкви, ходит на все службы, устроила дома часовню, а сама продала собственного ребенка. Тварь лицемерная.
К несчастью, капеллан меня заметил и пригласил присесть на скамью. Я молча села и положила ногу на ногу, даже не пытаясь скрыть сильное недовольство. И снова подумалось о демонах. Самый ужасный грех мною уже совершён, а эти никчемные старцы всё надеялись сделать из меня удобную послушницу и присоединить к своему стаду болванчиков, нет уж, хренушки.
— Твоя матушка — очень уважаемая прихожанка, столь религиозную женщину ещё поискать, — с каким-то даже благоговением проговорил он. — И для меня было честью, когда она оказала мне такое доверие и позвала на сегодняшний вечер. Я знаю, что ваши с матушкой отношения очень, скажем так, непростые, но я скромно смею надеяться, что ты тоже станешь посещать нас почаще.
Обязательно, как раз захвачу с собой двух демонов.
— Что от меня нужно? — сухо уточнила я, желая разделаться с этим фарсом побыстрее, но старец продолжил гнуть свою линию.
— Замужество — важный шаг в жизни девушки, и в него нужно входить с чистыми помыслами и открытой душой. Ты маг, а значит, уже затронута силами, которые церковь не очень одобряет. Став женой и матерью, ты должна будешь отринуть прошлую себя, со всеми своими прегрешениями. Избавься от них, открой душу Святейшему и яви поступки, которых ты стыдишься, мысли, которых не должно быть, и желания, что ведут тебя на опасную дорожку, уводя от света Его.
Капеллан встал, зажёг благовония и снова опустился на колени, бубня очередную молитву.
— Сядь рядом со мной и помолись, дитя.
Я не сдвинулась с места.
— Я сказал сядь и помолись.
Закатив глаза, я нехотя поднялась с лавки и опустилась рядом с ним.
«О святейший император, — подумала я про себя, — как же я хочу, чтобы весь этот город, твоя церковь и Орден исчезли из этого мира навсегда, захватив с собой всех последователей, в особенности Леонору, а от меня наконец отвалили. Провались вообще вся империя пропадом».
— Скажи же, юная дева, что гнетёт тебя больше всего, — не вставая с колен обратился он ко мне.
— Когда всякие посторонние люди лезут в мою жизнь, — тут же выдала я.
Священник некоторое время молчал, смотря на меня квадратными глазами, а я не спешила что-либо добавлять.
— Так не пойдёт, — пробубнил он, — ты должна выплеснуть всё свое недовольство, что копилось все эти годы. Не стесняйся, всё сказанное останется только между нами и Святейшим.
— Правда? — картинно удивилась я, — ну ладно. Меня очень гнетёт, что магия увядает, и целители всё слабее и слабее. Может, лет двести назад они могли вылечить страшную болезнь Леоноры, но сейчас это явно невозможно.
— Какую болезнь? — испугался капеллан.
— А такую. Она гнилая лицемерка.
— Что вы себе позволяете, юная леди?! — возмутился священник, — это великое таинство, важнейший шаг, где у вас есть возможность очистить душу и получить наставление! А вместо этого вы оскорбляете свою матушку, уважаемого человека, между прочим, и всячески саботируете причастие! Как вам не стыдно? Современные нравы меня всё больше и больше пугают, особенно у магов Ордена…
— А знаете что, — прервала я его, — вы правы, мне действительно нужно очистить душу, ну так слушайте. Когда служба в Ордене заканчивается и нужно укладываться спать, я выхожу на улицу и иду вдоль домов, ища то, что греет мою чёрную душу. Я давно должна была признаться и покаяться, но мне было стыдно.
— В чём же? Не бойся, что бы ты не сказала, я пойму, — в его голосе звучало явное нетерпение.
Я сделала картинную паузу, а потом постаралась принять максимально скорбный вид.
— Я ем младенцев, — призналась я, — по понедельникам и четвергам. А в остальные дни трахаюсь с демонами. Но кроме воскресенья, в воскресенье у меня выходной.
— Да что вы себе вообще позволяете! — вскочил он, чуть не выпуская носом клубы дыма.
Я посмотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо и просто захохотала, а потом поднялась с колен и пошла на выход.
Такая выходка мне может выйти боком, но плевать. Меня так все достали, что я не имела ни малейшего желания видеть ни Эдриана, ни кого бы то ни было из обитателей этого грёбаного дома, особенно Леонору. Являться сюда было чудовищной ошибкой, ничего хорошего из этой идеи в принципе быть не могло, но вот эта выходка со священником, на что они надеялись вообще? А демонам я ещё припомню своё унижение. Если начнутся проблемы, то пусть они идут и решают их, хоть всю церковь зачаруют.
Когда я дошла до входной двери, где-то сзади уже разразился скандал. Я слышала возмущённые возгласы, но мне было настолько плевать, что я просто открыла дверь и вышла на холодную улицу. Не желая, чтобы меня догнал хоть кто-то и начал читать мораль, я быстро зашагала прочь.
На город уже давно спустилась ночь, народа почти не было, лишь иногда можно было встретить патрули стражи. Я посмотрела на часы, до комендантского часа оставалось всего сорок минут, ну ничего, мне хватит, чтобы прогуляться и успокоиться.
Я направилась в небольшой тёмный сквер, который располагался как раз в конце квартала. Место было безлюдное, потому что дальше начинались склады, и уличных фонарей там почти не наблюдалось. Я то и дело оборачивалась, высматривая не следят ли за мной, и в очередной раз повернувшись, увидела толпу, высыпавшую из дверей дома. Я тут же юркнула в проулок, надеясь, что они не успели меня заметить, и ускорила шаг, насколько это было возможно на высоких каблуках.
Несколько раз остановившись и прислушавшись, я сделала вывод, что за мной они не шли, а значит, можно было не спешить.
Холодный воздух немного взбодрил и успокоил нервы. Какой-то безумный день. Даже начало казаться, что весь вечер мне приснился. Иногда бывают настолько нелепые сны, что даже логике не поддаются, вот этот был будто бы того же порядка. Может, Эдриан ожидал, что я прикинусь любящей дочерью, но я не хочу и не буду прикидываться милой с людьми, которые фактически продали меня Ордену. И я, имея родителей,
