Но, в конце концов, с большими предосторожностями, он добрался до того участка, где росла заветная сосна с вывернутыми корнями. Рухнув возле нее на колени, Роман дрожащими руками отбросил камни и достал свой рюкзак, слава богу, целехонький.
Путаясь в тугом узле, он развязал горловину, вытащил сухой паек и тут же начал его поедать, едва успевая прожевывать твердые куски галет.
Утолив первый острый голод, он не без труда заставил себя остановиться. Ему еще предстояло добраться до станции, а запас пищи был весьма ограничен. Поэтому он отложил остаток галет и консервов, отломил полплитки шоколада и медленно, с наслаждением впитывая каждый откушенный кусочек, вытащил из рюкзака мобильный телефон.
Странно было видеть этот изящный предмет в своих грязных, исцарапанных руках, которые последние сутки только и делали, что гребли землю да растаскивали завалы. Пальцы все еще сильно тряслись, и Роман, чтобы успокоиться, сел на землю, оперся спиной о ствол сосны, закрыл глаза и несколько минут просто равномерно дышал, ни о чем не думая.
Придя в норму, он глянул на мобильник спокойнее и, точно попадая пальцем в цифры, набрал номер мобильного телефона Филиппа. Дубинину он звонить пока не рисковал. И хотя Сом наверняка сообщил своему начальству о гибели капитана Морозова, все же еще не мешало какое-то время соблюдать меры безопасности.
– Я слушаю, – послышался мужской голос.
Роман узнал глуховатый баритон Филиппа.
– Слушай внимательно и запоминай… – сказал без всяких эмоций Роман.
– Вы?! – В голосе Филиппа прорвались радостные нотки, но он тут же взял себя в руки. – Да, я слушаю…
– Фамилия: Маслов. Он президент Фонда «Спасение». Маслов – бухгалтер организации. Далее: Дорохин, главный инженер ДОПС. Запомни: ДОПС. Надо выяснить, что это такое. У Дорохина хранится кислота. Террористическая акция намечена на девятое мая. Она будет осуществлена посредством выброса где-то под Москвой большого количества отравляющего газа. Где точно, установить не удалось. Все сообщи Дубинину. Только ему, и никому больше. Лучше не по телефону. Повторять не надо?
– Я все запомнил, – сказал Филипп. – Маслов – Фонд «Спасение», бухгалтер организации. Дорохин – главный инженер ДОПС, хранит кислоту. Акция девятого мая под Москвой. Сейчас все немедленно передам. Что еще?
– Послезавтра я буду в Москве. Подготовьте мне чистую квартиру.
– Понял вас, все сделаем.
– Тогда желаю удачи. Работайте.
Роман нажал кнопку отбоя, затем удалил номер Филиппа из памяти мобильника и отключил телефон.
Вот и все. Он свое дело сделал. Дальше начнут работать другие люди и, надо полагать, имея эту информацию, сумеют найти кислоту и предотвратить задуманную акцию. Ему, капитану Морозову, можно сушить весла. До девятого мая он еще посидит на конспиративной квартире, чтобы крысы, узнав, что он жив, не разбежались в разные стороны. А в остальном его миссия окончена.
Хотя… Есть один должок, который он просто обязан выплатить. Сом, капитан Быков, загнавший его, безоружного, под землю со своими псами – вот кто был его должник. Очень бы хотелось помериться с ним силами и умением воевать еще разок, только, конечно, на равных условиях.
Роман достал из рюкзака одежду, сбросил бывшее на нем рванье и облачился в джинсы и теплую прочную куртку – подарок Вероники. (Собственно, как и телефон, позволивший ему только что сообщить информацию, не терпящую отлагательств.) С особенным удовольствием он сменил носки и надел свои собственные, легкие кожаные ботинки, которые после ужасных кирзачей – честно, надо сказать, сослуживших и дослуживших свою службу – не чувствовались на ноге.
Затем он запихал камуфляжные штаны в голенище сапога, а сами сапоги схоронил под корнями сосны. Место проверенное, почему бы не воспользоваться им еще раз? Туда же он убрал и пластиковые упаковки от консервов, и целлофановые обертки от галет.
Затем достал из рюкзака карту и компас и наметил свой дальнейший маршрут. Ему предстояло выйти на станцию Садовая, расположенную почти посередине между Выборгом и Каменногорском. Это была самая близкая к нему железнодорожная станция, от которой он мог доехать на электричке до Выборга. До нее по прямой – тридцать три километра. Плюс обход небольшого озерца. Путь неблизкий, учитывая, что идти назад он уже не мог так бодро, как шел сюда.
Самолеты все еще поднимались с мощным ревом в небо. Часы на мобильнике показывали начало седьмого. Пора отправляться в дорогу. Неплохо бы до темноты пройти километров пять. А завтра, с утра, поспав на сосновых лапках в теплой куртке, с рюкзаком под головой, добежать легкими ногами часиков за шесть до Садовой – и перекладными катить дальше, до самой Москвы. Деньги на билет и пропитание есть, пользоваться транспортом он уже может вполне легально – кроме, конечно, воздушного, – так что теперь надо только спокойно дотопать до станции.
Роман вскинул на плечи почти ничего не весящий рюкзак и, сопровождаемый гулом самолетов, скрылся в лесной чаще.
5 мая, Москва, вечер
– Ну давай посмотрим, чего вы там нахимичили, – сказал Семен Игнатьевич, с кряхтением усаживаясь в кресло перед телевизором.
Олег Андреевич Маслов вставил в видеомагнитофон кассету, нажал кнопку воспроизведения записи и сел на соседнее кресло.
Они находились в огромной пустынной квартире Семена Игнатьевича. Старик, лет десять назад схоронив супругу, жил в этих хоромах один – за исключением приходящей домохозяйки Ангелины Андреевны. Дети давно предлагали ему поменять эту громадину на что-нибудь поменьше и поуютнее, но Семен Игнатьевич и слышать не хотел о переезде. Привык – вот главный его аргумент, с которым спорить было бесполезно.
Олег Андреевич, женатый на Людмиле, младшей дочери Семена Игнатьевича, сам был бы не прочь здесь поселиться. Не то чтобы его прельщал метраж – своих метров у него было в избытке. Но дом, в котором находилась квартира, – вот что вызывало его зависть. Это же не дом, а настоящий памятник историческим личностям. Какие люди здесь жили! Скалы. Весь мир знал их фамилии. В таком доме жить – уже чувствовать себя большо-ой фигурой. Но суровый тесть жить Олегу Андреевичу – как и кому бы то ни было другому – здесь не предлагал, а купить в этом доме квартиру Олег Андреевич из соображений конспирации не мог, поэтому свои заветные желания он предпочитал держать глубоко при себе.
Изображение на экране дергалось и мельтешило. Ничего нельзя было разобрать.
– Что за хреновина? – пробурчал Семен Игнатьевич.
– Ну, у террористов же нет монтажной студии, запись подпольная. Вот изображение сначала и нечеткое, – торопливо пояснил Олег Андреевич.
– А-а, верно, – кивнул Семен Игнатьевич, увидев теперь на экране вполне различимых людей. – Молодцы, сообразили…
– Сейчас главарь начнет говорить… – прошептал почему-то Олег Андреевич, хотя звук был включен достаточно громко.
На фоне развернутого зеленого знамени сидели за столом три человека. Лица их были открыты и хорошо различимы. Физиономии северокавказские, взгляды – колючие, беспощадные. Одеты они были в защитную форму, из отличительных знаков имели только зеленые ленты на рукавах.
Главарь, сидевший в центре, был молодой плечистый мужчина лет тридцати пяти. Покатый лоб, сильные челюсти, наголо бритая голова, черная бородка. Как есть, «злой чеченец». Он положил обе мускулистые ручищи на стол перед собой. На правой руке отчетливо виднелась татуировка: полумесяц и два скрещенных кинжала под ним. Камера как бы случайно приблизила изображение, отчего татуировка стала видна крупным планом, затем поспешно отъехала назад, слегка смазав картинку. Любой мог бы понять, что съемку производил оператор-любитель, не умеющий профессионально работать с видеокамерой.
– Хороший момент… – буркнул Семен Игнатьевич одобрительно.
– К вам обращается полевой командир Ибрагимбек, – с легким акцентом заговорил главарь. – Я заявляю, что силами нашей организации «Воины ислама» мы проведем террористический акт во время вашего жалкого праздника Дня Победы. Погибнут тысячи человек. Кто хочет жить, бегите из городов. Этот день – девятое мая – станет днем победы наших воинов и днем вашего позора и траура. Ваша ФСБ бессильна против нас. Мы зальем кровью всю Россию! Смерть русским собакам!
Потом он заговорил на чеченском языке.
– Что он лопочет? – спросил Семен Игнатьевич.
– Повторяет сказанное, – пояснил Олег Андреевич. – Как бы в подтверждение своей национальности и всего заявления в целом.
– Угу… – кивнул Семен Игнатьевич, глядя на экран.
Договорив, Ибрагимбек трижды прокричал вместе со своими абреками «Аллах акбар!». Глаза его сверкали, лицо было серьезное и оттого тем более страшное. Впечатление от увиденного оставалось жутковатое.
Изображение прыгнуло, потемнело и оборвалось. Некоторое время в комнате царило молчание. Семен Игнатьевич переваривал увиденное, а Олег Андреевич ждал приговора.
