— Вот подкрепитесь перед долгой дорогой…
— Подкреплюсь, только не из твоего кувшина.
— А все же лучше бы вы мой взяли, за него я ручаюсь, что не отравлен. Госпожа умеет замечательно хранить свои вина. Пока народ не узнал, как поплатился тот выпивоха, которого прямо из подвала отвезли на погост, многие мечтали отведать ее замечательных старых вин. Значит, не хотите пить из моего кувшина? Противно вам? Но могу вас уверить, что из него пила особа и поблагороднее вас, господин капитан! Сама Алжбета Батори, когда ее освободили из когтей смерти.
— Молчи, если тебе дорога жизнь! — осадил капитан горбуна.
Затем он взял один из кувшинов, посмотрел, чистое ли у него дно, налил вина, ополоснул хорошенько кувшин и только потом из него напился.
— Ох и осмотрительны же вы, господин капитан! Но я бы указал вам вино и получше.
Началось долгое путешествие через множество коридоров и помещений. Фицко без устали болтал, перемешивая объяснения с жуткими историями, которые якобы произошли с ним на том или ином месте. Капитан даже не заметил, как за бесконечными поворотами то вправо, то влево он сбился с пути, потерял ориентировку.
Он был полностью во власти Фицко. Без него из этого лабиринта ему не выбраться.
Перед одной из дверей горбун остановился.
— А теперь, господин капитан, вы увидите одну из самых больших достопримечательностей замка. Здесь я и сообщу вам, чего она от вас ожидает.
Он открыл дверь и вошел.
Капитан осторожно последовал за ним, но уже на пороге застыл в изумлении.
Перед ним стояла обнаженная женщина. В первую минуту он и не понял ее предназначения. Сообразил он, лишь когда из открытой груди выскочили ножи. Капитан отпрянул. Ему казалось, что ножи вытягиваются все больше, готовые проткнуть его.
— Железная дева! — воскликнул он в ужасе.
А горбун смеялся. Ужас капитана безмерно радовал его. Он завел его сюда лишь для того, чтобы насладиться его ужасом в этом чудовищном помещении, чтобы поиграть с ним, как кошка с мышкой, и потом вонзить в него когти.
— Вы угадали, господин капитан, это железная дева. Роскошная куколка! Так жарко обнимает, что человек обо всем забывает!
И он приблизился к капитану.
— И знайте, когда-нибудь она вот так обнимет и Магдулу.
— Никогда! — воскликнул капитан. — Я спасу ее!
— Ее никто не может спасти. Только она сама может избежать этого, если выйдет за меня замуж.
— Подлец! — крикнул капитан.
— Подлец, говорите… — засипел Фицко с нескрываемой ненавистью. — Конечно, с моей стороны подло влюбиться в девушку, которая пришлась по вкусу некоему расфуфыренному щеголю. Подло, что я не позволю ей безнаказанно топтать меня и мое сердце, что кровью отомщу за оскорбление. Подло, что я дышу и двигаюсь. А вот со стороны капитана все благородно, даже вранье. Я-то хорошо знаю, что вы не женаты, что у вас нет детей, а если и есть, то разве приблудные, которых вы и сами не признаете, я бы мог легко открыть ваше вранье и доказал бы графине, как вы ее дурите, будь в этом необходимость. Но такой надобности уже не будет, господин щеголь!
— Заткнись, Фицко, не то я опять научу тебя приличию!
— Ха-ха! Нет уж, теперь пусть дворянин помалкивает, а Фицко будет говорить.
Капитан весь кипел от негодования. Он обнажил саблю:
— Ни слова больше, не то продырявлю твою шкуру.
Но горбун ничуть не испугался.
— Спрячь сабельку, надутый пандур! Ну всади ее в чресла мои или сюда, в грудь. Но тут же проткни и себя, потому как без меня отсюда тебе не выбраться!
Капитан понял: он всецело во власти Фицко. Без него ему не выбраться из переплетения подземных коридоров. А если и удалось бы отыскать какой-нибудь выход, то как справиться с хитрыми замками? Фицко с заметным наслаждением следил за его замешательством, хотя при этом упрекал себя в том, что поторопился, рано, пожалуй, раскрыл свой умысел и разбудил в капитане настороженность. Поэтому он решил превозмочь ненависть и разыграть новую комедию. Ведь когда птичку ловят, вспомнил он, ей напевают красивую песенку.
— Простите, господин капитан, — отозвался он покаянно и кротко, — что я поддался ревности. Не ставьте мне это в упрек. Мы не равные соперники. Я не сомневаюсь в вашей победе. Не удивляйтесь, что явное поражение вызвало во мне такой взрыв. Сожалею об этом и уверяю вас, что это в последний раз!
— Хватит, пошли дальше! — холодно сказал капитан. Было ясно, что сладкие речи горбуна — сплошное притворство.
Фицко показал Имриху Кендерешши кровавую купель и украдкой, наслаждаясь, наблюдал, как от ужаса, изумления и воображаемых кровавых картин капитан вспыхивает всеми цветами радуги.
— Мы почти что все осмотрели, — проговорил Фицко, когда они снова остановились. — Я должен сообщить вам еще об одном желании госпожи графини.
— Меня оно не интересует, мы можем идти!
— Я понимаю ваше настроение, господин капитан, но мой долг — исполнить приказ. Поэтому, хотя знаю, что это излишне, ибо вы не в состоянии так унизить себя, сообщаю вам, что госпожа требует от вас, чтобы вы нанимали для нее девушек. Молодых и красивых, и чем больше, тем лучше!
Имрих Кендерешши сжал кулаки — горбун, продолжая начатую игру, был несказанно этим обрадован.
— Графиня мне сказала, — продолжал он, — что господин капитан пригожий молодец, девушки попадутся на удочку, точно рыбки. Естественно, она не имела в виду, чтобы вы это делали даром: за каждую девушку, которую вы бы наняли — скажу откровенно — на службу к этой куколке из железа, она заплатила бы вам двадцать золотых.
— Ни слова, больше, Фицко! Выйдем наверх!
— Прошу вас, идите вперед, господин капитан!
— Нет, я пойду только вслед за тобой…
Кто не увидит больше света Божьего?
Фицко поразила решимость, с которой капитан отказался идти впереди него. Он засомневался, удастся ли ему сбросить его с помощью откидного моста в пропасть, откуда до сих пор еще никто не возвращался. А капитан помнил предостережение незнакомого доброжелателя во дворе и следил за каждым движением горбуна.
Коридор, по которому они шли, стал постепенно суживаться.
Горбун остановился и хитро заметил:
— Коридор с каждым метром становится все уже и ниже — теперь тому, кто шире в плечах и выше, надо продвигаться боком и пригнувшись. Если я буду нести впереди вас факел, господин капитан, вам не разглядеть дороги. Земля в колдобинах, из нее торчат камни. Не хотелось бы, чтобы вы расшибли себе нос либо вывихнули ногу. Как бы не пришлось мне тащить вас на своем несчастном горбу. Извольте пройти вперед!
Капитан, хоть и посчитал сперва доводы Фицко убедительными, не забывал о предостережении.
— Нет, Фицко. Я уж слишком привык смотреть на твой горб, и ради того, чтобы он был все время перед глазами, я с радостью предпочту расшибить себе нос или сломать ногу.
Горбун чуть не задохнулся от ярости.
Свой план — опустить в узком коридоре под капитаном откидной мост и сбросить его в бездонную пропасть, казался ему уже неосуществимым. Он молча продолжал свой путь, отчаянно ища выхода. Даже с риском для жизни он не должен допустить, чтобы капитан вернулся наверх. Он обязан отомстить за оскорбление, обязан устранить соперника, добивающегося любви Магдулы и расположения госпожи.
Они проходили мимо страшнейших узилищ, где царила вечная тьма, носились голодные крысы. Кто попадал сюда, тот был заживо похоронен.
Горбун остановился у железных решетчатых дверей и оглянулся на капитана.
— Простите, господин капитан, — прочувственно про говорил он, — в этой темнице томилась Магдула Калинова В углу я вижу ее розовый платок. Пойду возьму его на память — уж коли ничего другого мне не посчастливится получить от нее.
Он открыл тяжелую дверь, делая вид, что намеревается войти.
Платок Магдулы! Стоило капитану представить себе, как зашуршит платок в волосатых руках уродца — и его залило таким жаром, словно горбун касался самой девушки. Нет, розовый платок не должен достаться этому негодяю! Он подскочил к Фицко, оттолкнул и вбежал в темницу. Мигом оглядел все углы — нигде ничего. Когда же оглянулся, железная дверь с грохотом захлопнулась прямо перед его носом.
Хохот Фицко пронизывал капитана до мозга костей — горбун прыгал и топал ногами от радости, потрясая в воздухе длиннющими руками, словно изображал дикий языческий танец, и чадящий факел мигал, как падучая звезда.
Капитан мгновенно осознал, что горбун заманил его в ловушку. Он понял безнадежность своего положения. Боже, где был его разум, как он мог так легко дать себя провести!
— Ха-ха-ха! — ликовал горбун. — Рыба попадается на крючок, а влюбленный — на платок! Ты попался на платок, которого в помине нет! Ты уже понял, что там ничего не краснеет? Только ты сам — пунцовый от стыда и злости. И Магдула здесь никогда не была. Не будет тебе даже того утешения, что ты оказался там же, где находилась она. Обезумев от отчаяния, тебе не придется целовать ее следы. Это наслаждение я оставлю лишь для себя, потому что, если она опять отвергнет мою любовь, я запру ее именно здесь.
