13. 3. Деловая элита
Мы уже несколько раз принимались обсуждать российский бизнес как новый класс. И в главе об элите естественно, казалось бы, снова поговорить об олигархах. Но я не буду этого делать – по двум причинам. Во-первых, олигархов больше нет. Даже такие предпочитаемые властью крупные предприниматели, как Дерипаска, Алекперов или Абрамович, могут в лучшем случае лоббировать во власти свои корпоративные интересы, но не влиять на политику. И все они боятся, что их минет барская любовь. Поэтому я, пожалуй, не соглашусь с О. Крыштановской, относящей к бизнес-элите крупных предпринимателей, вовлеченных в политический процесс (Крыштановская 2004: 5). Это как раз олигархи. Крупный бизнес всегда вовлечен в политику, вопрос в том, пытается ли он навязывать свои представления власти. Однако я согласен с ней в вопросе об относительной независимости бизнес-элиты, ее способности оказывать на политиков сдерживающее влияние.
Во-вторых, нас интересует элита, ее нравы, установки, ощущение миссии, а не просто большие деньги. Хорошие примеры здесь – Бендукидзе, Мордашов, Коркунов и, конечно, Ходорковский с его гражданскими проектами.
Миссия бизнес-элиты вовсе не в том, чтобы нести социальную ответственность, понимаемую как расходы на общественные нужды, не предусмотренные налоговым законодательством. Ее цель – прибыль, но зарабатываемая законным путем. Агрессивность, напор, изобретательность – ее достоинства. Ее долг – платить налоги, создавать рабочие места, осуществлять инвестиции. Бизнес-элита должна быть прозрачной, должна дорожить своей репутацией и стараться избегать демонстрации своего богатства.
Русский бизнес далек от этих идеалов. У него хватает напористости и нахальства, но он не отличается законопослушностью. Он склонен коррумпировать чиновников и уходить от налогов. Он жаден, как ему и положено быть в эпоху первоначального накопления. Он далеко не един: его раздирает острая конкуренция, в которой нередко используются недозволенные приемы. Есть бизнес-элита, называемая компрадорской из-за ее ориентации на внешние рынки, на экспорт – в основном сырья. Есть бизнес-элита, которая рада, когда ее называют национальным капиталом – из-за ориентации на внутренний рынок и инвестиции в стране.
Я хочу подчеркнуть здесь одно важное обстоятельство: русский бизнес в последние годы обнаруживает позитивную тенденцию приближения к цивилизованным стандартам предпринимательской деятельности, к прозрачности и законопослушности. Но его культурному созреванию препятствует врожденное недоверие к власти, ею специально подогреваемое. Отсюда пристрастие к оффшорам и жизни в тени, диктуемое далеко не одним только стремлением к наживе, но и желанием сохранить нажитое. Легитимность собственности в нашей стране по-прежнему находится под вопросом. Поэтому бизнес порой боится высовываться и проявлять излишнюю активность. Тем не менее я все больше убеждаюсь в том, что российский бизнес, и в первую очередь бизнес-элита, готовы выполнить свою миссию в большей степени, чем другие социальные силы. Более других они готовы и к демократии. Бизнес-элита просто взрослеет, быстро выходя из пубертатного возраста.
13. 4. Интеллектуальная элита
Роль интеллектуальной элиты своеобразна. Она лишена власти, не располагает никакими реальными ресурсами ее осуществления. В отличие от бизнес-элиты она лишена денег, не располагает орудиями насилия, как правящая политическая элита и бюрократия. Но ее влияние основывается на информации, идеях и оценках, которые она продуцирует и распространяет. Она питает своими продуктами и власть, и бизнес, а также общество, формируя его настроения и сознание. В интеллектуальную элиту входят наиболее влиятельные представители науки – естественной и гуманитарной, искусства и культуры (в узком смысле), образования и здравоохранения, СМИ, религии. Экспертное сообщество, ныне часто упоминаемое, – тоже ее часть.
Нас будет особо интересовать та часть интеллектуальной элиты, которая влияет на формирование идеологии, социальных институтов и ценностей, с точки зрения ее способности создавать стимулы для движения российского общества к демократии, побуждать к этому другие элиты, прежде всего политическую.
Три идейных течения
В настоящее время (да и длительное время в прошлом) в нашей интеллектуальной элите преобладают, постоянно конкурируя, три основных идеологических направления: традиционное, оно же государственно-националистическое; социалистическое, оно же левое, популистско-гуманистическое; и третье, либерально-демократическое. Они уже упоминались выше в разных контекстах. У каждого направления есть множество оттенков, переходных форм. Как некие константы именно они воспроизводятся в общественном сознании по меньшей мере с середины ХIХ века. Напомню, что до революции господствовало первое направление, бывшее идеологией правящей элиты. За будущее России боролись либерализм и социализм. Победил социализм в крайних, как сказала бы Т. Заславская, апокалиптических формах. Национализм и либерализм какое-то время сосуществовали в подпольной оппозиции, даже, можно сказать, вместе боролись против социалистического тоталитаризма. Но по мере его ослабления их пути расходились: А. Сахаров и Л. Копелев двигались в одну сторону, А. Солженицын и И. Шафаревич – в другую.
Я не хочу вкладывать в слово «национализм» обидный, оценочный смысл, наклеивать ярлык, просто оно наиболее точно обозначает определенное идейное течение. Слово «патриотизм» мне кажется здесь неуместным: всякий, кто публично объявляет себя патриотом, на мой взгляд, является националистом. Подлинный же патриотизм, понимаемый как любовь к Родине, желание добра ей и живущим в ней людям, стремление что-то делать ради этого, – дело интимное, не требующее рекламы. Я либерал, но считаю себя патриотом. Уверен, что большинство сторонников социализма, включая многих оголтелых революционеров-интернационалистов, – тоже патриоты. Просто каждый по-своему представляет, что нужно делать для блага родины.
Национализм, или государственно-националистическая, имперская идеология, так или иначе выдвигает на первый план национальные особенности, традиции, особый путь России, в том числе сильную власть, опирающуюся на служебную иерархию, послушное управляемое общество. Сила этой идеологии – в вековой укорененности, в поддерживающих ее неизжитых феодальных институтах. Кроме того, крах коммунизма, потеря огромной сферы влияния и затем распад СССР породили в русском народе чувство ущемления национального достоинства. Что-то подобное наблюдается у англичан, чья империя рухнула и сделала их подданными хоть и по-прежнему великой, но уже небольшой державы.
В своей стране русские часто сталкиваются с национальными меньшинствами, отличными от них по культуре, зачастую более достижительными, сплоченными между собой и возбуждающими потому чувства национализма и ксенофобии.
Естественно, в элите находятся люди, которые придают всей гамме этих чувств идеологическое обоснование в виде определенных теорий, доктрин, учений. Подобные теории вступают в резонанс с чувствами множества людей, что находит отклик в формировании определенных общественных настроений. Уже поэтому к ним прислушиваются политики разных толков, стремящиеся поднять свой рейтинг, привлечь голоса избирателей. Национализм – одно из них.
То же можно сказать о социалистическом направлении. Оно всегда будет иметь почву и сторонников, привлекая людей идеями социальной справедливости и солидарности, защищая интересы социальных низов, прибегая к популистским лозунгам. В недавнем прошлом и до настоящего времени в России сторонники этого направления отступали, ибо на них лежит несмываемое пятно провала коммунистического эксперимента. Но в то же время всегда находятся мыслители, готовые утверждать, что советский социализм был плох, а они знают другой, более человечный и более эффективный социализм, который надо построить. Пока главная движущая сила этого направления – ностальгия. Возрождение левых настроений наблюдается у молодежи. Это говорит об одном: о живучести социалистических идей и о том, что вперемежку с антиглобализмом в определенных слоях они становятся новой идейной опорой протестных настроений.
Следует подчеркнуть, что сегодня социализм не является антитезой демократии, как это было в начале ХХ века. Тогда буржуазная демократия противопоставлялась пролетарской диктатуре. Но времена изменились: коммунизм покрыл себя позором, а социал-демократия доказала, что способна существовать в рамках демократического правового государства. Пока, правда, не у нас. Тем не менее, если говорить о демократической перспективе России, сторонники социализма, я думаю, должны стать важной составляющей демократического движения.
