«СМИ все меньше становятся полем для информирования и все больше – полем для управления. При этом самоуправление осуществляется не одним субъектом, не правительством, а многими субъектами… В каждом отдельном медиахолдинге, а точнее – новейшей информационной партии, – тотальная дисциплина, диктатура. Но в информационно-политическом пространстве в целом – плюрализм и описанная нами своеобразная демократия. А вот пользуются этой демократией, т. е. способны делать свой выбор сами, только те, кто обладает:
• либо властью – деньгами, чтобы самому участвовать в борьбе (олигархи);
• либо те, кто оперирует обширными знаниями, позволяющими избежать участи оказаться объектом для все более изощренных манипуляций (таким иммунитетом обладают обычно интеллектуалы, читающие толстые книги без картинок и диалогов). Большинство населения, естественно, ничем таким не защищено, не может активно пользоваться демократическими институтами и вполне закономерно становится объектом и жертвой манипуляций.
Все это мы наблюдали во время наших недавних информационных войн. Это то, что Роберт Даль, анализируя новый политический режим в США и других странах развитых демократий, называет полиархией» (Там же, 25—26).
«Мир становится все более управляемым. И это правильно и неизбежно. Прогресс состоит в том, что человечество все больше контролирует… не только природную среду обитания, но и социальную среду развития. Миссия информационного общества и его политического режима, манипулятивной демократии, – контролировать развитие человечества…» (Там же, 27).
«Существует несколько направлений… несколько уровней управляемой социализации:
• образование формирует общую цивилизационно-культурную матрицу, основные идеологемы главные мифы…
• шоу-бизнес, и прежде всего кинематограф, в том числе при участии ТВ, естественно формируют основные стереотипы и матрицы социального поведения…
• книги, журналы формируют идеологические позиции, т. е. более развернутую общественно-политическую карту мира…
• медиа (СМИ) манипулируют непосредственно поступками и реакциями человека на актуальные события» (Там же, 28—29).
«Крепнущая манипулятивная демократия решает и проблему масс, так поразившую в свое время Ортегу-и-Гассета… Это сочетание массовой демократии и меритократии – правления талантливых… Общество все больше и больше делится на две части: 90% большинства и 10% меньшинства, большинство телевидения и меньшинство книги. Телевидение несет рабство, книга – свободу» (Там же, 30—31).
Можно ли утверждать, что в мире повсюду царит медиакратия, что если и есть демократия, то только манипулятивная, а стало быть, ее нет, как нет и свободы слова? Если подобные утверждения формируются в России в наше время, то в первую очередь возникает мысль: не говорится ли все это, чтобы оправдать наши отечественные порядки? И точно! В приведенной врезке С. Марков производит небольшую подмену: термин «управляемая демократия» применяется В. Третьяковым для обозначения нашего нынешнего режима. И это не манипулятивная демократия в западном смысле. Сам он отмечает, что для последней характерны жесткость контроля внутри медиакорпорации и одновременно плюрализм за ее пределами, т. е. наличие экономической и политической конкуренции, позволяющей гражданину самому составлять суждения. Конечно, потребителю СМИ всегда навязывается повестка дня, но только до тех пор, пока он сам не уловит существенного для него разрыва между медиарядом и реальностью. Это, как было показано выше, характерно для элитарной демократии, которую Марков и называет «манипулятивной». Управляемая же демократия отличается от элитарной, как мы видели, тем, что политическая конкуренция в ней сводится к нулю, к видимости. Если разнообразие, то только для элиты, для ее внутреннего потребления, как изысканная литература, опера и «кино не для всех».
Уже поэтому управляемость СМИ со стороны олигархов не столь опасна, во всяком случае если их несколько и они конкурируют между собой. За этим должны следить антимонопольные органы, а также партии и парламент. А вот управляемость СМИ со стороны государства в отсутствие независимых от него предпринимателей, в том числе олигархов, представляет угрозу, так как убивает конкуренцию.
Следует признать: управляемость общественных настроений и более глубоких слоев культуры возросла под воздействием СМИ и других продуктов интеллектуальной элиты. Это означает, что институ ты и ценности стало возможно формировать в желательном направлении в большей степени, чем раньше, – в том числе и в направлении реальной демократии и гражданского общества. В этом смысле я готов признать, что манипулирование полезно для всего общества. Понимаю, что манипулировать через СМИ могут не только либеральные идеологи, но и их противники, например националисты. Но это иной вопрос: какова элита, особенно интеллектуальная, насколько в ней укрепятся нормы солидарной ответственности перед обществом, насколько ее действия в национальных интересах буду т едины и насколько она признает демократические правила игры.
Российский опыт последних лет подтверждает способность интеллектуальной элиты посредством СМИ и других своих продуктов влиять на общественные настроения, а затем на институты и ценности. Стало быть, при условии минимальной степени доверия со стороны общества она могла бы выполнять свою миссию.
Надо учесть взаимоотношения между интеллектуальной и политической, в том числе правящей, элитами. Обычно политическая элита питается продуктами интеллектуальной и на их основе строит свои программы. В свою очередь, получив власть, та или иная группа политического класса стремится взять себе на службу интеллектуальную элиту, способствует доминированию тех идейных течений, которые считает наиболее выгодными для себя. Наступает момент, когда меняются объективные обстоятельства, возможно, не сразу улавливаемые. Правящая элита и служащие ей интеллектуалы начинают терять доверие общества, все хуже отражают его интересы, поскольку больше думают о собственных. Тогда перемены улавливают другие течения в интеллектуальной элите, которые начинают менять общественные настроения. Новые продукты берет на вооружение оппозиция. И в конце концов она приходит к власти.
Я хочу подчеркнуть, что интеллектуальной элите имманентно присуще разнообразие, в ней не может быть единства. Если такое случается, это беда. Наличие многих идейных течений – не порок, а показатель ее продуктивности. Стало быть, если вы видите сегодня преобладание какого-либо идеологического течения, которое вам, скажем, не нравится, не считайте интеллектуальную элиту ни на что не годной. Лучше обратите внимание на то, насколько это течение выгодно правящей элите – такое преобладание может объясняться именно ее предпочтениями. А завтра ситуация изменится.
13. 5. Политическая элита и бюрократия
Если деловая и интеллектуальная элиты показывают растущую зрелость и готовность к выполнению своей социальной миссии, то политическая элита, на мой взгляд, демонстрирует противоположную, негативную тенденцию. Ее качество в последние годы снижается.
К началу перестройки в советской номенклатуре накопилось много балласта, и она перестала справляться с миссией политической элиты. Бóльшая часть интеллектуальной элиты покинула ее, все больше разделяя оппозиционные настроения. Даже те, кто работал на власть, включая и высшие слои бюрократии, не разделяли официально декларируемые ценности, ощущали возрастающий отрыв от реальности, утрату доверия общества. Только страх, точнее, инерция страха, по выражению известного диссидента В. Турчина, да желание жить в комфорте заставляли этих людей придерживаться принятых правил. Отсюда советское двоемыслие: думаю одно, делаю другое.
Ельцинский призыв
И все же в конечном счете номенклатура оказалась на высоте задач эпохи, выдвинув из своей среды лидеров перемен.
В последующий период в состав правящей элиты влилось множество новых людей, начиная с Е. Гайдара и А. Чубайса, пришедших с честолюбивой мечтой изменить судьбу страны, помочь ей выбраться из трясины.
Здесь я объясню, почему объединил политическую элиту и бюрократию. При советской власти высшие слои бюрократии – партийной, советской, хозяйственной – собственно, и составляли правящую элиту. Поскольку формально политической оппозиции не было, то она же составляла и всю политическую элиту. Только потом, с появлением политических партий и парламента, стало возможно говорить о том, что в политическую элиту, кроме высших чиновников, входят депутаты, руководители крупнейших партий и так далее. Из состава членов Верховных Советов СССР и РСФСР, Государственной думы, руководителей регионов выдвинулось немало ярких людей, сыгравших заметную роль на этом отрезке отечественной истории: Г. Попов, Ю. Лужков, А. Собчак, Г. Бурбулис, Р. Хасбулатов, Г. Зюганов, И. Рыбкин, Г. Явлинский, С. Юшенков, Г. Старовойтова, Н. Травкин, Б. Немцов, М. Прусак, К. Титов, А. Лисицын, В. Кресс, Д. Аяцков, С. Степашин, С. Глазьев, В. Жириновский, О. Румянцев, В. Исаков, В. Рыжков. Разные люди, разные взгляды. Среди них немало таких, которые пришли в политику не только ради личных целей, но и с ощущением своей миссии. Рядом были и другие люди, думавшие главным образом о карьере, об обогащении или просто старавшиеся сохранить или повысить свой статус. Были и такие, которые с чистыми намерениями пытались что-то сделать для новой демократической России. За помыслы, за верность идеалам их и выдвинули в элиту, но, как оказалось, зачастую они в должной мере не обладали способностями и квалификацией. Поэтому они быстро исчезали. В 1989—1991 годах я работал в аппарате Правительства СССР и видел, как окружавшие меня люди, большей частью высококвалифицированные специалисты, опытные чиновники, переживали появление во властных структурах новых людей, скорее политиков и комиссаров, чем профессионалов, не обладавших нужными знаниями и организационными навыками. Но затем старая номенклатура и новые люди перемешались, и в целом к 1995—1996 годам уже сложилась новая политическая элита, обладавшая в целом, по моему мнению, более высокими качествами, чем советская.
