Недавно по велению свыше в каждом коридоре установили хитроумные приспособления. С виду – обычная металлическая урна, но только с виду. На самом же деле – это не что иное, как ловушка на случай бунта среди арестованных. Если бунтари каким-то образом выскочат из камер, контролер обязан бросить ключи в эту самую ловушку, намертво присобаченную к стене и полу. Она, значит, автоматически захлопывается и до ключей хрен доберешься.
Ловко, конечно, посмеивался Петрович, – но вот каково контролеру... Растерзают; или его же башкой начнут открывать хитроумное приспособление. А вот в тбилисских тюрьмах, поговаривают, такие ловушки внутри снабжены мини-лифтом, то есть ключи уезжают в самое что ни на есть недоступное место. Чудаки, ей-богу! И тут американизация, что ли, не поймешь, качал головой страж, подгонка нашей реальности под их действительность?
Он проводил шагнувших в подвал и занял прежнее положение. Но снова поднял голову на шум: “бык” выронил связку кружек, нанизанных, как баранки, на цепочку с карабином, за что тут же был облаян конвоирами:
– У тебя под что руки заточены?.. Собирай, чего пялишься!
Петрович усмехнулся и нацелился ручкой на свободную клетку сканворда. Так... Монгольский земледелец. Постоянно втыкают его, но название из головы вылетело. Вспоминая, Петрович покусывал колпачок шариковой авторучки. Вспоминал долго, отвлек его от этого занятия знакомый звук раскатившихся кружек, только слабый – из-за поворота вообще мало что слышно, потом до охранника долетели приглушенные шлепки. “Мялок дают, – равнодушно подумал Петрович, – нарвался-таки разносчик пиццы”.
61
В мучительном звуковом сопровождении прошло много времени, эфемерный фон сменился на реальные шаги, отчетливо раздавшиеся за дверью; возня со щеколдой, и дверца “кормушки” с громким стуком дала начало очередному этапу побега.
Тишина. Долгая, невыносимо долгая тишина, которую нарушил возглас одного контролера и усугубил негромкий вскрик другого. Сергей отчетливо представлял, что видят они: одну пустую кровать, другую с неподвижным телом, накрытым одеялом; видят развороченное окно и не видят на нем привычных прутьев и “ресничек”, которые “опали”, едва подполковник спецназа заслышал знакомый шум в коридоре. Что сделают они? Обязаны войти в камеру, поскольку один из заключенных, голова которого торчит из-под одеяла, на месте и не подает признаков жизни; рядом с кроватью комковатая лужица свернувшейся крови, похожая на кровавую рвоту. Обязаны войти, поскольку им ничто – действительно ничто не угрожает: один мертв, а второго словно всосало в окно смерчем.
В скважине заворочался ключ, дверь ударилась в стопор, в камеру вбежал сотрудник СИЗО; Ноги его приросли к полу, когда он склонился над телом, распростертым на койке. А когда он откинул одеяло, колени его подогнулись...
И снова в камере раздался глухой вскрик, а перед этим вязкую тишину нарушил звон упавших с плеча “быка” кружек – он тоже заглянул внутрь, нарушая все правила. Контролер кинулся к окну. Его напарник шагнул в камеру и остановился возле мертвого тела.
Пока они, кроме невнятных восклицаний, не проронили ни одного отчетливого слова. То, что предстало перед их глазами, не поддавалось определению и казалось невозможным – оттого, наверное, не последовало ни одного даже коротенького комментария.
Пора. Для Марковцева наступил самый благоприятный момент для атаки, он словно вдохнул его, вобрал в легкие и резко выдохнул.
Лежа под кроватью и видя только ноги контролеров, подполковник снес ближайшего к нему, вошедшего в камеру вторым, сильным ударом под колено. И, не мешкая ни мгновения, выбрался из своего временного убежища. И если чуть раньше контролеры не могли подыскать слов произошедшему, то вид арестованного спецназовца, который появился словно из-под земли, вообще лишил их дара речи. На какое-то время. Которого Марковцеву вполне хватало.
Контролер номер один, выглядывая в окно и подсознательно надеясь разглядеть за ним беглеца, резко повернулся. Так же молниеносно действовал и Сергей. Сближаясь с противником, он коротко подпрыгнул и сильным ударом ноги вколотил контролера в стену. Развернувшись, с ходу ударил номера второго в голову. Тот к этому времени успел встать на колено, но снова упал, получив сильнейший удар. Марк снова метнулся к первому. Короткое движение правым плечом, и левая рука сорвалась с места, ударяя по печени и сбивая противнику дыхание. Мгновение – и правый кулак Марковцева врезался в челюсть контролеру. Ударившись о стену, тот медленно сполз вдоль нее.
Безликий осужденный, лицо которого цветом не отличалось от его грязно-белого халата, стоял не шелохнувшись.
– Зашел в камеру! – прошипел Сергей. – Быстрее, бычара!
Марковцев, пугая осужденного своим спокойствием, надевал на себя форму одного из сотрудников следственного изолятора, который оказался одного роста с ним, вот только сапоги были маловаты: подполковник носил сорок пятый, а у контролера оказались на размер меньше. Но сапоги хорошие, настоящие хромовые, а не яловые, они достаточно легко наделись, словно растягиваясь по ноге и приобретая ее форму.
Обычно контролеров вооружают парой наручников, дубинками и аэрозолями “Черемуха”. Эти же, имея дело с особо опасными преступниками, против всех правил, но во имя безопасности, были вооружены российскими служебными пистолетами “грач”. Марковцев сунул их в карманы брюк, предварительно заслав патроны в патронник и снимая их с предохранителя. Что дальше – он пока не знал, сейчас жил только вдохновением от дерзкой вылазки.
Одного контролера он сковал наручниками, заткнул ему рот разорванной рубашкой. Второго привел в чувство хлесткой пощечиной.
– Встать! – Сергей ожег охранника взглядом. – Пойдешь со мной. Один лишний звук или движение, и я влеплю тебе пулю в голову.
Прежде чем выйти из камеры, в которой он просидел десять суток, подполковник привычно проверил, ровно ли сидит фуражка: приложил внутреннее ребро ладони к переносице и касаясь пальцем околыша. Сидит ровно.
Сергей пожалел о том, что через окно во двор тюрьмы не выберешься, нужно быть гуттаперчевым и сложиться минимум пополам, чтобы попасть из окна в узкий карман. Ни к чему стараться выглядеть непринужденно и покручивать на пальце тяжелую связку ключей, – Марковцев шел полутемным коридором позади контролера, держа руку на рукоятке пистолета; возглавлял шествие тюремный официант. Его Марковцев не стал предупреждать, согласие на все намертво застыло в его обоих привыкших подчиняться глазах. Вот он завернул за угол. Следом за ним – двое в форме.
За поворотом Сергей увидел скрытую наполовину небольшим подъемом решетчатую дверь, а за ней – более яркий коридор. По мере приближения к двери все больше открывалась ее нижняя часть, а когда подполковник преодолел три ступени и взошел на площадку, дверь и сама показалась полностью, и показала слева от себя стол, за которым сидел тюремщик неопределенного возраста, скорее – ближе к пятидесяти: без головного убора, в руках авторучка, голова склонена к газете – видимо, разгадывает кроссворд. На шаги и металлическое бряцание – ноль внимания.
Заключенный в халате дал дорогу охраннику. Руки его задрожали, когда он вставлял ключ в скважину. А когда дверь чуть приоткрылась, Сергей, стоя сзади, ударил его рукояткой пистолета чуть пониже темечка.
И только этот звук, который был для Петровича чужим и которого он никогда не слышал, отвлек его от любимого занятия. Он поднял голову. На него смотрел ствол пистолета и глаза незнакомца.
– Сидеть! Поднимешь шум, убью. Мне нечего терять. Не знаю, выберусь ли я из тюрьмы, но, кроме тебя, отправлю на тот свет ровно столько твоих товарищей, сколько патронов в пистолетах.
Сергей говорил тихо, но внятно, интонации в его голосе звучали более чем убедительно. А Петрович в силу объективных причин никак не мог прийти в себя. Плюс возрастное – запоздалая реакция. Которая все же дала знать с себе: охранник медленно поднял руки.
Марковцев освободил контролера от его “табельного оружия” – дубинки – и смягчил тон:
– Садись, отец, на место, и расскажи, что мне делать дальше. Куда идти, кого ждать, сколько дверей на моем пути. Я вижу, ты русский. Эй! – Беглец обернулся на местного подавальщика и указал пистолетом на тело охранника. – Тащи его назад в камеру и оставайся там, пока за тобой не придут. Сука, не дай бог ты поднимешь шум! Я расчленю тебя и сварю в котле, понял? Давай двигай. – И снова сосредоточил свое внимание на Петровиче. – Ну, отец, куда мы с тобой пойдем?
Узловатыми пальцами Петрович указал за спину, потом согнул руку в локте:
– Так короче – всего два прохода.
– Отлично. Пошли.
В Лефортове Марковцев отсидел всего несколько дней, зато на Матросской Тишине провел под следствием чуть больше года и точно знал, что большинство контролеров не в состоянии дать верный ответ, сколько подопечных находится во вверенных им камерах; не знают всех сотрудников в лицо, по именам. Ведь штат следственных изоляторов очень большой. Это сравнимо с клиникой, где полно врачей, медсестер, нянечек, обслуживающего персонала. Все это играло на руку Сергею, потому он с видимой легкостью, но все же с ощутимым волнением в груди шел рядом с охранником и казался совершенно спокойным; для стража же предстал, наверное, в роли проверяющего, контролера, что прозвучало в голове тюремным каламбуром.
