– Не-е, Дара тут ни при чем. Он дельце свое подделать приехал.
– А я думала – он из-за Дары с ее гейсом сюда Йул перенес.
Если бы Кано не объелся горячими бутербродами, то, может, и заметил бы несостыковку, может, и спросил бы о трех вещах. И первая была бы: с чего Сана взяла, будто Фердиад своевольно и единолично может таскать взад-вперед праздники годового круга? А вторая была бы: если бы он хотел притащить праздник в гости к Даре, то и назначил бы тот город, где практикует Дара, а не совсем другой, в шести сотнях километров от Дариного, куда ее могло занести лишь случайно, не так ли? И, наконец, третья: откуда Сана вообще знает про Фердиада и его роман с Дарой? Вроде бы крестный на Курсах не слишком перед целителями первого посвящения мелькал…
– Да нет, насчет Йула уже давно было решено, сразу после Самхэйна, только сразу сообщать не стали. А если между нами – у него тут противничек один, которого он перстнем воспитывает, только эту работу нужно раз в девять лет подделывать, а опаздывать с подделом он не хочет. Наверно, потому и Йул здесь праздновали, что крестный решил совместить приятное с полезным.
– Что за противник-то? – удивилась Сана и тут же ужаснулась: – Неужели кто-то с Курсов?
– При чем тут Курсы! – рассердился Кано. – По-твоему, у крестного ничего, кроме Курсов, в жизни не было и нет?
– Откуда я знаю! Я за ним со свечкой не бегаю! – отрубила Дара. – И что, всегда он тебя с собой таскает, когда ему нужно поддел совершить?
Кано задумался.
– Нет, это в первый раз…
– Подавиться мне орехом, если он не просрочил со своим подделом! – воскликнула Сана. – И теперь ему нужна твоя помощь! Без тебя он не справится!
Здоровенные мужики любят лесть – как и дохлые, впрочем, это она тоже прекрасно знала и для пользы дела не пожалела искреннего и неподдельного восхищения.
– Думаешь, просрочил? Хм… Нет, там что-то другое. Если бы просрочил – он бы меня давно к делу приставил. А так – сижу и жду непонятно чего! Ни зова от него, ни хрена! А сам перед тем, как меня тут оставить, птиц на озере слушал, ловил и выпускал ворона. Полет ворона, сама знаешь, надежнее всего вашего Таро.
– А ты его видел, этот полет?
– Видел, конечно, он при мне гадал.
– И что?
– А зачем тебе?
Ох, не надо было Кано выступать против карт Таро, которыми Сана владела не так ловко, как Изора и даже Зоя, все-таки у нее была другая специализация, однако вполне грамотно.
– Интересно же – как это птицы могут быть вернее, чем Таро.
– Чему тебя только на Курсах учили! – почти как Дара, воскликнул Кано. – Это ваше Таро – только ключ, они больше, чем гадальщик считает с клиента, никогда не скажут, а птицы скажут.
Попался, подумала Сана, попался, как младенец.
– А вот сейчас проверим! Я раскину на твоего крестного, а ты скажешь – совпало с гаданием по птицам или не совпало! Подумаешь, птицы! А если в это же время и на этих же птиц я бы смотрела – так что, и мне то же самое выпадет, что твоему крестному?
– По птичьим голосам, чтоб ты знала, не только мы – по ним всюду гадают! Я читал – даже бедуины в Аравии птиц слушают! Доставай свое Таро – сейчас сравним!
Сана тут же потащила Кано в комнату, где было собрано все, необходимое для ритуалов, и поддерживалось в безупречном порядке. Вот только большой хрустальный шар еще не опомнился от того вызова, когда Фердиад сообщил Сане с Изорой о гейсе Дары. Поэтому он отдыхал, покрытый темным шелковым платком, и потихоньку избавлялся от пятна.
Карты Таро лежали завернутыми в красный с зеленым платок, тоже шелковый. Сана просто обожала всякие интересные на ощупь ткани. Шторы из мягкого синтетического бархата, и красная скатерть на гадальном столике из уже потертого, совсем дореволюционного, жестковатого натурального бархата, и искусственный мех на постели, под леопарда, и другой, под медведя, на полу, и шелк всюду, где нарочно или случайно могли с ним соприкоснуться пальцы, и даже дорогие шелковистые обои – все это она тащила в дом с восторгом, обустраивая свой милый женский мирок на одну персону.
Карты Таро у Саны были правильные – она их сама нарисовала, всю колоду, даже рубашки – и те аккуратненько раскрасила. Можно было и купить, это добро теперь стопками валялось в каждом газетном киоске, однако Дара поступила так, как учили на Курсах. Ни одна покупная колода не будет в таком контакте с хозяйкой, как самодельная, опять же – срисовывая картинки с книги, Сана их несколько изменила, кое-что убрала по своему разумению, кое-что добавила, полагаясь только на интуицию. И занималась она этой живописью не когда попало, а с учетом фаз Луны и под присмотром Изоры, помогавшей ей при необходимости справиться с возбуждением.
Сана достала карты, отделила старшие Арканы от младших, младшие отложила, старшие дважды стасовала, сперва – рубашкой вверх, потом – картинками вверх. И тут лишь задумалась.
Гадать на Фердиада она побаивалась. Она хорошо помнила, как он показал им с Изорой картинку в шаре. Если он почувствует попытку проникнуть в свое будущее – карты в руках, того и гляди, вспыхнут зеленым пламенем.
Поэтому Сана уже совсем было решила раскинуть на судьбу соседа, приятного мужичка средних лет, который, проводив жену в командировку, частенько к ней захаживал. Не все ли равно, что покажут тароки, главное – чтобы Кано разозлился и стал возражать.
Но когда она уже положила на колоду левую руку, чтобы снять стопку, странная мысль посетила ее, и, еще не додумав эту мысль до конца, еще не поняв, опасен замысел, или все же безопасен, Сана сняла карты и быстро сделала расклад.
Это был расклад на судьбу того, с кем враждовал Фердиад, кому он при помощи перстня раз в девять лет причинял основательный вред, но по непостижимой причине никак не мог погубить окончательно.
Карты лежали рубашками вверх, образовав фигуру «кельтский крест». Одна только карта «скьюз», обозначавшая того, на кого гадают, была выкинута лицом вверх. И, к изумлению своему, Сана увидела – это «Повешенный».
«Повешенный» в такой позиции выпадал в среднем раз в сто лет.
– Ого! – воскликнул Кано.
Он, как почти все мужчины-целители, гаданиями не увлекался, но основы знал. И, не умея точно описать значение тарока в зависимости от тех двух или трех, которые выпали рядом, смысл каждого отдельно взятого в общих чертах представлял.
На карте, которая, кстати говоря, легла правильно, не перевернулась, изображен был юноша, подвешенный за левую ногу на перекладине. Казалось, в этом странном положении он вполне освоился, лицо его было спокойно, а правую ногу он этак небрежно согнул в колене и закинул за левую. Руками же придерживал пояс (в оригинале пояса не было, а ладони Повешенного лежали на животе, но Сане показалось, что так будет лучше – она знала вызывающую позу мужчин, засовывающих большие пальцы рук за ремень, и эта поза ей нравилась – она выражала желание проявить свою мужественность немедленно, решительно и даже агрессивно; Повешенному, впрочем, она сделала такой подарок, думая не о сексе, а о чем-то ином, теперь уже не вспомнить, о чем).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
