Зная, что Артур по натуре запаслив, Дара стала разгребать его хозяйство.
Она совершенно не собиралась вторгаться в частную жизнь своего любовника – она лишь хотела найти подходящую бумагу, и потому без всяких уколов совести стала копаться во всех стопках и папках, тем более, что это были папки для чертежных форматов, а один формат прекрасно делился на шесть нужных ей листков.
В третьей по счету папке она и нашла кое-что любопытное.
Сперва она даже не признала этот профиль с блистательным безразмерным лбом, выпяченным подбородком и остренькой, нацеленной на незримого врага, бородкой. Ей показалось странным, что профиль изображен на фоне то ли восходящего, то ли заходящего солнца, а еще несколько смутили летящие птицы. Однако никакой магией от странной картинки не повеяло. Дара взяла следующий листок и первым делом увидела подошву. Подошва летела прямо ей в лицо, и первым возникло желание шарахнуться. На самом же деле Артур изобразил человека, марширующего прямо на зрителя, имея в руках развевающееся вопреки всем законам оптики знамя. Художник, в целом владея перспективой, не удержался от соблазнов сильного ракурса, и подошва правого башмака знаменосца была несоразмерно велика и вообще оказалась смысловым ядром картинки.
Недоумевая, что это за чушь такая, Дара взяла третий лист и обнаружила космический корабль с художественной росписью на борту. Там были серп и молот, уже известный ей профиль с бородкой, пентаграмма (опять возникло подозрение насчет магии) и, наконец, большие буквы «СССР».
Тут только Дара опознала в профиле Ильича и от растерянности хмыкнула. Судя по стилю и содержанию, эти штуки Артур делал как раз двадцать лет назад для какой-нибудь институтской стенгазеты, унылого органа факультетского комитета комсомола, выпускаемого по требованию партии, правительства, но более того – парткома и деканата. Она еще застала эти жуткие творения, она еще помнила профили вождя, вырезаемые умельцами из латуни и выпиливаемые из фанеры лобзиком, причем опознать модель можно было, как правило, исключительно по лысине и бородке.
Дара повертела в руках эти сомнительные шедевры. Имелись в папке еще четвертый и пятый листы, с земным шаром, Родиной-матерью, точной копией известного плаката, дистрофиком в буденновке и еще одной копией, на сей раз – открыточной, и был это мавзолей на Красной площади вместе с кусочком кремлевской стены и елками.
– Что бы сие значило? – вслух спросила она себя.
Время Ильичей давно миновало. Какого же черта Артур хранит всю эту дребедень, да еще не в глубине стола или антресолей, а фактически на видном месте?
Дара с большим сомнением исследовала бумагу. Бумага была новая…
Что-то странное творилось со временем в ее родном городе! Оно не просто встало столбом, как утверждала Сана! Оно вообще поползло в какую-то непонятную сторону!
Но ощущения тревоги, которое должно возникнуть у целителя, напоровшегося на искаженное время, не возникло, как Дара к себе ни прислушивалась. Оставалось предположить, что Артур действительно в последнее время впал в ностальгию по комсомольскому прошлому – это он-то, в самые идеологически выдержанные годы умудрившийся не вступить ни в какой комсомол!
Но как же совместить эту ностальгию с безумными королями?
Возникла догадка…
Дара решительно полезла на тахту, над которой висели короли. Отцепив двух, первых попавшихся, она уложила их на покрывало изнанкой вверх – и на этой изнанке изысканно угловатым почерком были проставлены даты.
Вот теперь все встало на свои места. Один король был создан пятнадцать лет назад, другой – шестнадцать. И получилось малость абсурдно, зато соответствовало действительности: личное время жителей этого города действительно поползло не туда. В молодости Артур творил то, что соответствовало среднебезумному сегодняшнему уровню, к зрелости дорос до штампов позавчерашнего дня.
Объяснялось ли это разломами земной коры, аномальными зонами, подземными течениями, расположением светил – Дара сказать не могла. И это бы еще полбеды – бедой оказалось то, что она, сунув рисунки в папку, забыла воткнуть ее в середину стопки, а оставила сверху. Королей аккуратно развесила, а рисунки вылетели из головы.
Наверно, еще и потому, что она задала себе вполне резонный вопрос: так чем же теперь ее первая любовь занимается?
Что-то вроде ответа обнаружилось в пластиковых папках с пестрыми бумажками. Дара нашла целую коллекцию сантаклаусов, сколотых скрепкой, и коллекцию сюжетов с сердечками для «валентинок», тоже сколотых скрепкой, и даже коллекцию репродукций с дореволюционных пасхальных открыток (на одной государь император дарил красное яичко бравому пехотинцу). Дара поняла, что это как-то связано с зарабатыванием скромных денег, но и предположить не могла, что Артур малюет большие плакаты для магазинов, объявляющих праздничные скидки на залежавшийся товар.
Вернувшись домой, Артур обнаружил Дару за работой.
Вместе с еще двумя собратьями погрузив в машину картины, потом выгрузив, он принял приглашение Кольки Еремина и на час застрял в мастерской. Пили какой-то сомнительный портвейн, закусывали бутербродами с колбасой, травили матерные анекдоты и ругали президента – словом, все как полагается.
– Ты что тут делаешь? – поинтересовался Артур.
– Работаю. Осторожно, не трогай.
Дара могла бы поклясться, что сказала это не злобно, не агрессивно и без малейшего привкуса ненависти. Просто мужчине вообще не следует прикасаться к женским талисманам.
Но он все же протянул руку, и она эту руку отвела.
– Узоры, что ли? Ты вышивать собралась?
– Ну, допустим, вышивать.
Дара поняла, что на сегодня труд окончен, пришла пора маленьких и милых радостей. Но испытала некое раздражение – работа шла так хорошо, что грех было отрываться от нее ради постели, пусть даже в постели – первая любовь.
Артур засмеялся.
– Дамское рукоделие! – воскликнул он. – Вот скажи, как так получилось, что все знаменитые художники – сплошь мужики и ни одной тетки? А? Ты можешь мне это объяснить?
– Ты случайно не выпил? – спросила Дара.
– Случайно выпил. Но немного. Послушай, это же моя бумага! Где ты ее взяла?
– А что, нельзя? – удивилась Дара такой неожиданной скупости. – Я в магазинах подходящей не нашла, Скажи, где такая продается, – я тебе компенсирую.
Но движение, которым Артур коснулся лежащей сверху папки, ей не понравилось. И то, что он, открыв папку, словно окаменел, – тоже.
А он всего-навсего увидел, что папка с халтурой поменяла место и сообразил, что Дара в поисках бумаги открывала ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
