чем потеря Мерфи. И вообще, как я могу начать привязываться к существу, неважно, собака это или мужчина, если он не сделал ни малейшего движения мне навстречу?
Клянусь, бывают моменты, когда Мерфи понимает каждое сказанное мною слово, равно как и мысли, которые я намеренно не озвучиваю. А в другое время… ну, мои неудачи в дрессировке говорят сами за себя. Ведь бывают моменты, когда создается впечатление, что он не в состоянии понять даже такие простые команды, как «Стоять!», «Сидеть!», «Лежать!» или «Фу!».
Как так получается, что Мерфи, который так внимательно и критично смотрит прямой эфир из Центра Линкольна, может пятнадцать минут забавляться катанием по ковру, при этом хрюкая, как поросенок? Почему он так легко, без особых усилий приспособился к поездкам в машине, к распорядку дня и к необходимости вести себя тихо, когда я разговариваю по телефону, но не может, хоть умри, побороть свою атавистическую страсть к копанию в помойке и не может не лаять при звуках «Сержанта Пеппера», не отучится жевать мои трусы и не мочиться на лист газеты, который случайно забыли на полу?
Я что хочу сказать: какой из них настоящий Мерфи? С одной стороны, умный и все понимающий, с другой… вообще полный отстой! Только две пары неловких лап, не способных открыть дверь, вызвать лифт или даже вызволить теннисный мяч из-под дивана.
Хотя, если вспомнить, в детстве я тоже иногда не спала ночью, размышляя над похожим противоречием. Каким образом и Плуто и Гуфи — оба — собаки? С одной стороны, Плуто — мышиный раб, черт возьми: всегда на четвереньках, нечленораздельно изъясняющийся, голый, если не считать ошейника, и полностью неспособный на любую деятельность, кроме как идти, опустив нос, по следу жука.
С другой стороны, Гуфи, у которого были руки, хотя Дисней дал ему всего по три пальца в своих мультфильмах, и ошейник с галстуком. К тому же он обладал невероятным числом всяких умений, не свойственных Canis erectus et habilis, включая игру в гольф, работу в огороде и уплату налогов.
Когда я была маленькой, эта дурацкая непоследовательность сводила меня с ума. Оставалось только думать, что Уолт Дисней, богоподобный дядюшка Уолт, мог временно помешаться и в этот сложный период не заметить такого несоответствия.
Но теперь, когда я выросла и когда у меня есть Мерфи, я вижу: дядюшка Уолт был прав изначально. Потому что Мерфи — и Плуто, и Гуфи по очереди. И мир не только достаточно велик, чтобы вместить обоих, он способен совместить их в одном виде. Вернее, в одном животном.
Ну, думаю, я теперь буду спать лучше. Ведь я уверена, что дядюшка Уолт, который нетерпеливо вышагивает по своей криогенной клетке в ожидании Великого дня размораживания, может простить меня за то, что я в те далекие годы ставила под сомнение его умственные способности.
* * *
Не могу сказать, чтобы я не чувствовал себя здесь дома, как у Джерри. Но, в общем и целом, здесь не так комфортно, как бы мне хотелось. Я что хочу сказать? Меня мучит вопрос: «К какому виду я отношусь?» Одной лапой, а может, несколькими я в лагере «Только для животных», а остальная моя часть пытается сойти, как можно менее навязчиво, за гуманоида.
Иногда ночью, когда я не могу уснуть, я хожу и хожу. Или сворачиваюсь в клубок в темном закутке между тумбами письменного стола Даны, представляя себе — только не смейтесь — что это мое логово. Как будто у меня есть шанс оказаться в диком краю, на свободе, и бегать с волками!
Вообще-то, демонстрация звериной ярости в отношении тапочки вряд ли делает меня достойным избрания вожаком стаи. Равно как и нападение на пластмассовую Барби на участке соседа никак не может научить меня охотиться. Да, и еще, если уж меня совсем заносит в дикость… я способен напиться воды из унитаза!
Разумеется, все это слишком далеко от зова предков. И все же… разве где-то давным-давно мы не бегали вместе, волки и я? На каком-то этапе в туманном прошлом, прежде чем мы расстались на развилке давно затерянной реки? Волки пошли в одну сторону, я — в другую.
Пока, в конце концов, не оказалось, что я иду уже совсем не вдоль реки, а за каким-то двуногим существом впереди меня.
* * *
Разумеется, я не могу заставить Мерфи смотреть «Удивительную Грейс», если он не хочет. Тем более что он явно предпочитает простоту канала о природе. Даже среди ночи, лежа в кабинете, под письменным столом, клянусь — он по щелчку пульта определяет, что я смотрю в спальне — «Удивительную Грейс» или передачу про волков. Серьезно! Нельзя ошибиться. Он знает это наверняка.
Он с таким энтузиазмом прибегает, чтобы посмотреть все, что имеет отношение к волкам! Пусть это забавные щенки, мило кувыркающиеся в логове, или докладчик, сухо рассказывающий о программе выпуска волков на свободу в Национальном парке.
Хотя некоторые передачи тяжело смотреть даже Мерфи. Например, об этих вооруженных до зубов уродах, которые стреляют в волков с вертолетов. Или гобелены, изображающие средневековых крестьян, преследующих волков, с факелами. Или милые развлечения на Диком Западе, когда по волкам стреляют из окон идущего поезда.
И, пожалуй, самыми отрезвляющими являются сцены, изображающие охоту на волков со сворами собак. Собаки убивают своих двоюродных братьев. Они ведь и в самом деле кузены. Вот мне и интересно, что думает Мерфи по поводу такого предательства существ, во многом подобных ему?
Вспомните, ведь именно индейская полиция в резервации сдала Сидящего Быка. Его собственные соплеменники Лакота, в одеждах белых людей, послушные приказам белых, встали перед старым вождем, держа казенные ружья наготове. Так почему собаки должны поступать по-другому, когда…
Когда они засыпают перед телевизором, как сейчас сделал Мерфи. Крепко спит. Только посмотрите на него! Может быть, он спал с самого начала? Оставив меня в одиночку решать, что у него в натуре от предков, а что — нет.
Кстати, это может сгодиться в сценарии для сериала. Я ведь не хочу спать, мне никто не мешает. Возможно, это хорошая мысль для сценария. Скажем, Удивительная Грейс каким-то образом заблудилась в глуши и встретилась со стаей волков, и в конечном итоге пришла к соглашению с… как бы это назвать? Со своим внутренним волком?
Верно, можно так назвать, или еще поглупее. Раз уж Мерфи спит и здесь нет никого, кто мог бы надо мной похихикать.
Глава десятая
Для меня весьма необычно — оказаться
