Бордман окинул взором долину, где расположилась колония. Утреннее солнце выглядывало из просвета между гигантскими горными пиками, где наверху — сплошной лед. Бледное небо, а в нем — четыре ложных солнца, расположенных в геометрическом порядке, в дополнение к настоящему светилу. Нормальная ночная температура здесь около минус десяти — и это официально считается летом. Но сейчас явно холоднее, чем минус десять. Днем по склонам гор обычно начинают бежать оттаявшие ручейки, которые ночью вновь замерзают. И в этой долине еще теплее, нежели в остальных местах планеты. Ложные солнца помогают основному согревать местность. Иногда по ночам можно увидеть такие ложные светила и у других планет.
Поверхность прибора для внутренней связи то вспыхивала, то гасла. Обычно на Лани-3 передатчики работали исправно; материнский мир находится в той же Солнечной системе, и это облегчает снабжение. Такое бывает нечасто. Бордман стоял возле экрана и наблюдал: вот огонек исчез. На экране показалось лицо Херндона, на нем отразилось печальное недоумение. Парень был моложе Бордмана и относился к старшему офицеру Колониальной Инспекции как к непререкаемому авторитету.
— Что случилось? — произнес Бордман, чувствуя себя неловко в спальной одежде.
— Мы поймали сигнал с родной планеты, но не можем его распознать, — обеспокоенно сказал Херндон.
Так как Лани являлась третьей от Солнца планетой, ее колонизация велась со второй, уже обитаемой, и коммуникация обычно не давала сбоев. Мощный луч проходил расстояние между планетами за несколько световых минут — при совпадении орбит, либо несколько световых часов — при противостоянии, как сейчас. Но на протяжении последних недель коммуникация нарушилась и вряд ли восстановится в ближайшее время. Их разделяет Солнце. Поэтому не стоит ожидать четкой передачи звука и изображения, пока материнская планета не минует поля помех Лани. А пока сюда пытаются что-то переслать — наверное, весьма важное.
— Это сообщение не содержит ни слов, ни изображений, — сказал Херндон. — Луч все время пляшет, и нам ничего не разобрать. Да, это сигнал, на определенной частоте. Помехи всевозможного характера, но посреди помех содержится нечто — вот его-то нам и не прочесть. Похоже на свист, только прерывистый, и на одной ноте.
Бордман почесал подбородок. Он вспомнил курс по теории информации, который им читали незадолго до выпуска из Академии Разведки. Сигналы испускаются импульсами разной высоты и частоты. И содержащуюся в них информацию невозможно прочесть, если не располагать другой информацией. Он с теплотой оживил в памяти семинар по истории коммуникации, где побывал перед тем, как занять первую должность кандидата в разведчики.
— Хм, эти странные прерывистые шумы… — задумчиво произнес он, размышляя вслух. — Похоже, здесь мы имеем дело с двумя видами продолжительности сигнала. Что-то вроде… хм, да, вот так: бз-бз-бзззз-бз.
Ему было неудобно произносить такие, не очень пристойные, звуки. Но Херндон несказанно оживился.
— Точно! — воскликнул он как будто с облегчением. — Именно так! Только звук повыше. — И его голос сорвался на фальцет: — Бз-бз-бззз-бз—бз…
“Господи, мы, наверное, выглядим, как два идиота”, — подумал Бордман, вслух же сказал:
— Записывайте все, что удастся выловить, а я попытаюсь расшифровать. Имей в виду: до того, как установили голосовую связь, сигналы подавались с помощью света и звука и объединялись в группы из коротких и длинных. Таким образом различались слова, и можно было прочесть сообщение. Более длинные цепочки — это слова. Система грубая и примитивная, но работает, когда много помех. Раньше это помогало. Если нужно предупредить об опасности, материнская планета попытается связаться с нами таким образом.
— Совершенно верно! — воскликнул Херндон с еще большим облегчением. — Несомненно, так оно и есть!
Он с уважением посмотрел на Бордмана и отключился. Экран погас.
“Он считает меня кладезем премудрости, — горько подумал Бордман. — Только потому, что я старший офицер. Но я знаю лишь то, чему меня учили. И рано или поздно это станет ясно всем. Проклятье!”
Он одевался, иногда выглядывая в окно. Некоторое время назад жуткий холод на Лани-3 стал усиливаться. Не исключено, что тому виной пятна на солнце. Эти пятна невозможно различить невооруженным глазом, но само светило выглядит таким бледным в окружении ложных собратьев, образованных зависшими в воздухе тучами замерзших ледяных кристаллов. Да, на этой планете вовсе нет пыли, зато льда — сколько хочешь! Он и в воздухе, и на поверхности почвы, и даже под ней. Если выражаться точнее, в результате бурения почв для устройства посадочной площадки на поверхность поднялись огромные слои замороженных гумуса и глины. Поэтому можно предположить, что на этой планете были облака, моря, растительность — но с тех пор минули миллионы лет, сотни миллионов. Сейчас тепла на ней хватает не на многое: есть атмосфера, и в солнечные дни в укромных уголках начинается небольшая капель. Для поддержания жизни этого недостаточно. Одна форма жизни не может существовать без других форм, а при столь низкой температуре ни одна естественная экологическая система не продержится. Однако в последние несколько недель климат настолько ухудшился, что даже искусственно поддерживаемая жизнь оказалась под угрозой.
Бордман натянул форму колониального разведчика с эмблемой в виде пальмы. “Разве можно найти более нелепый символ, чем тропическое дерево, для климата, где царит вечная мерзлота?! — размышлял Бордман. — Конструкторская группа величает эту эмблему не пальмой, а ядерным взрывом, потому что мы вечно взрываемся, когда они пытаются увильнуть от наших заявок на усовершенствование. И правильно! Усовершенствования необходимы. Колонии не могли бы выжить без высококлассной техники”.
Он покинул спальную каюту и двинулся по коридору, пытаясь сохранять достоинство — во имя интересов Колониальной Разведки. Как дорого приходится платить за это достоинство! Он совершенно одинок здесь. Если бы только Херндон не смотрел на него как на полубога, их отношения могли бы стать более дружескими. Но Херндон преклонялся перед старшим офицером. И даже его сестра Рики…
На этом Бордман прервал свои невеселые мысли. Здесь, на Лани-3, обнаружились залежи ценных минералов, и планету стоило осваивать. Выстроили гигантскую посадочную площадку для космических кораблей, она улавливала из ионосферы энергию, необходимую для посадки транспортных средств, а также для нужд колонии. На случай возможной катастрофы имелся экстренный запас энергии. Они также располагали запасами продовольствия и условиями для их неограниченного возобновления. Обычно для таких целей используют гидропонные установки. Все нужно было привести в надлежащий порядок как можно скорее, чтобы высококвалифицированный офицер Колониальной Разведки проинспектировал планету и признал ее годной к заселению и использованию.
В миссии не было ничего экстраординарного, но Бордман, будучи свежеиспеченным старшим офицером, впервые получившим самостоятельное задание, порой чувствовал себя неадекватно ситуации.
Он прошел через туннель, соединяющий один корабль с другим, и попал в кабинет Херндона. Херндон, подобно ему самому, лишь недавно приступил к своим обязанностям. Он был настоящим поисковиком, подающим большие надежды в этой области, но управляющий колонией внезапно заболел и был вынужден вернуться на материнскую планету, передав все полномочия Херндону. “Должно быть, он, как и я, чувствует себя не в своей тарелке”, — думал Бордман.
Когда он вошел в кабинет, Херндон был увлечен прослушиванием шумов, идущих из приемника на столе. Загадочный сигнал записывался специальным устройством. Тут были различные звуки: треск и писк, шипение, стоны и свист, а также оглушительный грохот. Но сквозь какофонию отчетливо проступал прерывистый высокий звук. Он был достаточно монотонным и сильно отличался от фона. Иногда почти пропадал, а потом вновь становился достаточно громким и четким. В нем легко можно было различить длинные и короткие сигналы.
— Я посадил Рики за расшифровку полученной и записанной информации, — сообщил Херндон. Он вздохнул с облегчением при виде Бордмана. — Она применяет точки для коротких звуков и тире — для длинных. Мне кажется, можно использовать двух- и трехбуквенные слова в качестве ключа для более длинных слов. Это получится быстрее, чем проводить статистический анализ частот.
Херндон непрерывно нажимал клавиши на приборе для внутренней связи. Он передавал сестре информацию с таким видом, будто сподобился святого откровения.
“На самом деле никакое это не откровение, — подумал Бордман. — Мы в детстве часто использовали подобный трюк, когда хотели создать тайный язык. Мой интерес к этому исчез, когда обнаружилось, что такое сообщение нельзя ни записать, ни передать”.
