к сожалению. Мы идём сейчас! Ни минутой позже.
И они всей кавалерией из более чем шестидесяти солдат поскакали за капитаном.
Ольгерд, Джеймс, Адияль, Дэрек шли слегка позади. Но в самом конце конвоя одиноко скакал Эйден, слушая, как его товарищи спереди шепчутся.
— К чему такая спешка, интересно? — спросил Ольгерд.
— Кто ж его знает-то… — выдал Дэрек.
— Вероятнее всего, задание это действительно весьма важное, ибо капитан взял практически всех, оставив лишь парочку слабоватых ребят. Однако… война окончена… Разве регулярные отряды разведки не справляются в таких-то условиях… — размышлял Джеймс.
— Как бы там ни было, капитан Фрей торопится. И он не выдал ни единого пояснения. Даже на какой территории будет проводиться задание… не сказал. Что-то мне это не нравится… — добавил Ольгерд.
— Разве он не говорил, что сам ещё не получил никаких инструкций и информации, — вставил Дэрек.
— Это тоже не меняет картины… Если нам не дали даже и часа времени на то, чтобы переждать ливень, то руководство явно требует от Фрея немедленного прибытия. Если так, то наше главное командование…
— Роуланд Доббер… — продолжил мысль Джеймса Ольгерд, оскалив зубы.
— Да… Если так, то нас ждёт что-то чересчур важное… Если уж один из самых могущественных военных глав лично требует прибытия целого частного отряда разведки, не разъяснив ровным счётом ничего… — предположил Дэрек.
— Эди, а ты чего молчишь? — резко переключился на молча скачущего парня Джеймс. — Волнуешься? Иль плохо стало?
— Нет. Я просто… задумался… Последнее время мой отец и его товарищи, с которыми мы ездили на Церемонию посвящения Зендея в рыцари, крайне странно высказываются на подобные темы. И я готов поклясться, что слышал имя полководца Доббера… Но в последних письмах он уже ничего не говорил такого…
— Насколько я знаю, друзья твоего отца — это Фирдес Отсенберд, знаменитый генерал, и Дориан Нильфад, выдающийся полководец. Я думаю, они знают об этом куда более нас. Да, безусловно. Мы лишь можем трепаться на такие темы, как девушки на лавочке, но даже понятия не имеем, насколько сложно там всё устроено, — ответил Джеймс.
— Помните, как этот наш малец, играясь с факелом, сжёг наш склад? А, Эди? Помнишь свои детские забавы? — вспомнил Дэрек.
— Нашёл, что выпалить… — ответил Леонель, сильно покраснев.
— Ха-ха-ха, да… Было такое. Что он там говорил? Демоны его пугают? — тоже начал припоминать Ольгерд.
— Да… Эди, Эди… Глупый ты наш барашек, — добавил Джеймс, почесав пепельные кудри Адияля.
— Стой! — раздался впереди крик капитана, а затем прогремел звон рога. — Здесь мы делаем привал. Разбить лагерь! Дальше идти сегодня смысла нет.
— Что? Да он совершенно сдурел! — возмущался Ольгерд. — Смысла нет в его действиях! — сказал он среди ребят, а затем, спрыгнув с лошади, направился в сторону Фрея. — Почему мы не могли переждать ливень в лагере, чтобы не промокать до ниточки в холодную погоду, а сейчас вдруг остановиться ни с того, ни с сего посреди пустоши можем?
— Успокойся. Сейчас не время показывать характер. Это приказ свыше. Я следую тем поручениям, которые получаю! Думаешь, я тут хоть что-то значу, как командующий? Каждое моё, мать твою, действие, сопляк, контролируется свыше! Если тебе что-то не по нраву, пиши заявление об отставке! И скатертью дорога! Ещё кто-то хочет мне высказаться? — грубо и грозно ответил Фрей, голося на всю округу. — И да, выговор получишь, парень. Фамилия!
— Выговор за то, что он не согласен с вашим мнением, товарищ заменяющий? — вступился Дэрек.
— Нет, не стоит… — пытался остановить друга Ольгерд, но безуспешно.
— Да. Тоже захотел? — буркнул капитан.
— Всё — довольно! Мы поняли, капитан. Больше такого не повторится, — неожиданно встрял в конфликт Эйден.
Ольгерд и Дэрек переглянулись и всё-таки решили отступить.
Спустя порядка двух часов лагерь уже был полностью разбит. Дождь стих. Среди полуголого леса ярко горели костры.
— Что ж, думаю, сейчас хорошее время для приёма пищи, — присев вместе с остальным, предложил Дэрек.
— Да. Неси оленину, Ольгерд, — согласился Джеймс. — Нужно хорошо подкрепиться. Постовые уже назначены?
— Вроде армейских поставили, — ответил Эйден.
— Чёрт… Не нравится мне это… Все эти махинации неспроста. — Джеймс сплюнул, чуть не попав в огонь. — Да и капитан весь, как на дрожжах. Ай, да и пусть. Мы всё равно не сможем ничего уже сделать.
— Вот так, — сказал запыхавшийся Ольгерд, положив возле костра безголовую и безногую тушу оленя. — Подайте нож.
Джеймс вынул из ножен лезвие и подкинул в сторону товарища. Ольгерд подобрал его и грубо рассек тушу на две части: на маленькую и на большую. Крупную часть он унёс обратно. Маленькую же далее Джеймс разрезал на ещё более маленькие части и насадил их на заостренные палки. Затем ребята принесли два крупных камня, повалив их по обе части от костра. Далее Ольгерд взял палки с мясом и положил их на камни так, чтобы надёжно зафиксировать их положение.
Далее ребята беседовали, поедая оленину, вспоминая смешные или интересные истории, травя байки и напевая песни. Через какое-то время все легли спать. Все, кроме Эйдена.
После того, что случилось этим днём, он был сам не свой. Таким молчаливым его никогда не видели, однако не придали тому никакого внимания, ведь после такого позора и удара по репутации подобное поведение казалось вполне адекватным. Но все это время в голове рыжеволосого крутилась одна мысль: отомстить. Его разум был давно помутнен. После гибели родителей он возненавидел всех и вся, полагая, что этот гнилой мир виноват в его горе. Месть, которую он хотел воплотить по отношению к Эди, была, скорее, вопросом его принципов и жизнеубеждений. Каждый раз, когда его отодвигали на второй план, он поглощался ненавистью к себя и другим. Когда Зендей добился взаимности быстрее него, когда Адияль получил больше внимания, чем он, всегда когда кто-то получал что-то быстрее или в большей мере, чем он, Эйден внутри пылал пламенем ярости и желания сделать всё иначе.
И сейчас Эйден, взяв нож, которым Джеймс рассекал тушу, медленно подошёл к спящему Адиялю и занёс лезвие над ним. Однако руки его внезапно задрожали.
Ну же, тряпка… Соберись! Вспомни, как он поступил с тобой! Вспомни, как этот мир поступил с тобой! Чего же ты ждёшь? Или ты не хочешь убивать Эди? Этого сопляка, это ничтожество? Ты боишься убить его? Или не хочешь? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! Мать твою! Почему я не могу прикончить эту суку? Почему моя рука дрожит? — крутилось у него в голове. Но в конечном итоге, он выронил нож. Он не смог. Было ли это проявление честности, добродушия, любви,
