— Эй, лови, тётя Зое! — собравшиеся родственники высоко подбрасывают зёрна пшеницы, которые тётя Зое пытается поймать в свой передник. — Сколько поймала, тётя?
— Семь, мои дорогие!
— Вот это да! Семерых детишек нарожают Илие с Феличией!
Тем временем марш сам собой перетекает в плясовую. Танцующая толпа окружает экипаж, куда взбирается жених, и с песнями следует к распахнутым воротам.
— А теперь к дому невесты! — восклицает Адриан, предводитель дружек.
Процессия не спеша выдвигается на главную улицу. На каждом шагу к ней присоединяются горожане, сам экипаж сопровождает свита из местной детворы. Вот и дом Соаре. Илие слезает с коляски, вместе с дружками подходит к ограде и три раза стучит в накрепко запертую калитку.
— Кто это к нам пожаловал? — над забором появляется голова двоюродного брата Феличии Григоре.
— Голубок припорхал к своей голубке, отворяй ворота!
— А ты сперва докажи, что ты голубок, а не ворон чёрный да не коршун. Собьёшь картуну — голубка твоя, а коли не выйдет, так проваливай подобру-поздорову да облетай стороной нашу голубятню.
Дымящаяся картуна — глиняный горшок на шесте с зажжённой соломой внутри — появляется над оградой. Нужно ли Илие прыгать дважды? Не успевает Григоре и глазом моргнуть, как сосуд оказывается вдребезги разбитым о землю. Вновь звучит торжественный марш, ворота отворяются под ликующие возгласы процессии.
У крыльца уже развевается знамя жениха, заранее доставленное Анной, а теперь гордо поднятое младшей сестрой Феличии Аугустой. Звуки музыки, возгласы и говор моментально затихают, из дверей в белой фате выходит сама невеста. Выходит чинно, не спеша. Феличия кланяется жениху, его родителям и родственникам. Илие берёт её за руку и помогает взобраться в коляску.
Опять занялась плясовая, но господин Доринеску делает знак музыкантам и они мгновенно переходят на маршевые ритмы. Процессия движется к центральной площади, где расположились церковь и ратуша. Башенные часы бьют полдень, церковные колокола как будто подхватывают звонарную симфонию.
Фаэтон молодожёнов остановился у церковного крыльца. Илие и Феличия входят в храм. Там их уже ждёт посажённый отец, господин Ремус Маринеску, помощник городского головы, знатный ростовщик и владелец самой большой торговой лавки в городе, попечитель обеих гимназий да к тому же ещё и тесть начальника городской полиции.
— Целую ручки, господин Маринеску, — хором говорят молодожёны.
— Здравствуйте, дети мои! — отвечает городской богатей и берёт Феличию под руку. Начинается литургия. Батюшка Ион читает молитву, хор поёт «Многую лету».
В храме было многолюдно и душно, я не стал мучить себя и решил выйти на площадь подышать воздухом. У церковного крыльца сидел странного вида старик. Он не был похож на нищего, но я всё же подошёл и предложил ему лей.
— Спасибо, добрый человек, но это, право, лишнее. Оставь монету себе, чужестранец, тебе она больше пригодится. Меня и здесь сегодня неплохо накормят, а тебе придётся дальше идти.
— Простите, ради бога, если я чем-то обидел вас, но, может быть, вам этот лей пригодится завтра?
— Завтра? Не все ли дни одинаковы? Богослужение подходило к концу, и я вернулся в храм. Отец Ион начинал заключительную часть ритуала.
— Илие Доринеску, согласен ли ты взять в жёны Феличию Соаре и перед лицом Господа обещаешь ли ты любить её в радости и в горести, пока смерть не разлучит вас?
— Да, батюшка.
— Феличия Соаре, согласна ли ты взять в мужья Илие Доринеску и перед лицом Господа обещаешь ли ты любить его в радости и в горести, пока смерть не разлучит вас?
— Да, батюшка.
— А теперь скрепите брачный союз обручальными кольцами.
Вновь зазвонили колокола, гости повалили из храма на улицу.
— К дому Доринеску! К дому молодожёнов! — процессия двинулась в обратный путь. Всё та же перекличка маршей и плясовых, те же возгласы, здравицы и песни. Но теперь в глазах присутствующих появилась новая страсть. Все знают, что во дворе дома Доринеску уже накрыты столы и ждут угощения.
На угощения и правда не поскупились. Ещё с раннего утра были заготовлены аж четыре туши баранов, множество корзин с фруктами, виноградом, маслинами. В подвале ждали своего часа бочки с виноградным и яблочным вином и бутыли с ракией. Подходим к дому. Украшенные цветами и разноцветными лоскутами ворота приветливо распахнуты.
— Добро пожаловать домой, дорогие молодожёны! Добро пожаловать к столу, дорогие гости! — восклицает тётя Зое.
Дом не вместит всех пришедших — весь город собрался на свадьбе, поэтому угощения выставлены прямо во дворе и даже на улице.
Я совершенно позабыл о чувстве голода, утонув в красках и звуках общего веселья. Теперь же и у меня потекли слюнки: у праздника есть не только цвета и музыка, но также и вкус, и аромат.
И вот наконец вся процессия рассаживается у столов. Я скромно стою в сторонке: не знаю, будут ли они рады видеть чужака на своём торжестве.
Слово берёт господин Доринеску:
— Дети мои, вот наконец и свершилось то, о чём давно мечтали вы, о чём мечтали мы с моей женой Региной, о чём мечтали наши новые дорогие родственники, достопочтенные Эмиль и Габриэла Соаре. Перед лицом Господа нашего Иисуса Христа, в присутствии всего города вы сочетались узами священного брака. Я прошу всех собравшихся наполнить бокалы добрым вином и выпить за долгую и счастливую жизнь наших детей и будущих внуков.
Гости выпивают. Теперь очередь господина Со-аре произнести тост:
— Достопочтенные Доринеску, милая наша дочь Феличия и ненаглядный наш сынок Илие, я не могу добавить ничего к пожеланиям господина Доринеску, хочу только объявить, что мы отдаём свою красавицу в вашу семью не с пустыми руками, пусть внесут приданое!
Под звуки марша родственники Феличии вносят большой сундук, несколько тюков и шкатулок. Между тем гости не забывают подливать себе вина или ракии и обильно их закусывать.
Я почувствовал, что кто-то стоит за моим плечом. Оборачиваюсь.
— А ты почему не идёшь к столу? — спрашивает меня старик, которого я сегодня видел у церкви.
— Я чужой здесь.
— Вот потому и иди, они не заметят твоего присутствия.
— Как это?
— Пойди проверь, никто и бровью не поведёт, будь ты хоть вплотную к нему.
— Но почему?
— Потому что ты чужой, как и я, меня они тоже не замечают. Пойдём вместе.
Подходим к общему веселью, берём по стакану, наливаем вина.
— Вино просто прелесть, — говорю я, — а барашек — пальчики оближешь!
— Да, и так каждый раз.
— А что, часто бывают праздники?
— Ежедневно.
— Вот это да! А почему они не замечают вас?
— Попробуй сам обратиться к кому-нибудь. Рядом со мной сидит седовласый мужичок, городской почтальон, как это я выяснил из застольных разговоров.
— Давайте выпьем, господин, за здоровье молодожёнов и их будущих детишек.
Почтальон даже не посмотрел в мою сторону, продолжая обгладывать ножку индейки. Я повернулся и решил заговорить с самой тётей Зое.
— Тётя Зое, праздник выдался на славу, спасибо вам за щедрое угощение и дай бог здоровья молодым!
— Эй, Анна, принеси-ка из сарая ещё кувшинчик ракии! — крикнула распорядительница. Она кричала прямо мне в лицо, я был в шаге от неё, но при этом смотрела вдаль, на амбар, находящийся за моей спиной.
Похоже, что установление контакта, — это действительно безнадёжная затея. Возвращаюсь к старику.
— Теперь видишь? Что я тебе говорил?
— Но объясните, почему так происходит?
— Потом объясню, если сам раньше не поймёшь. А пока ешь, пей, веселись. Переночуешь у меня, но лучше иди своей дорогой, прочь из этого города, как только свечереет. Ты здесь чужой, тебе здесь делать нечего.
— Что же здесь делаете вы?
— Я родился тут, здесь мне и умирать. Хотя я уже давно умер, спроси любого. Ах да, ты же не сможешь никого ни о чём спросить.
— А где ваш дом?
— На окраине. Они считают его заброшенным, а окна в нём заколоченными, но если ты останешься, то сможешь убедиться, что это не так. Каждое утро я распахиваю ставни, и лучи солнца проникают в горницу. Моё имя Думитру, наверное, я был не прав, когда сказал тебе, что уже умер. Пожалуй, я единственная живая душа в этом городе.
Я вновь оказался у стола. После нескольких дней пути, сухих корок из сумы да родниковой воды из фляги невозможно было удержаться при таком обилии столь изысканных яств и вина. Старик тоже время от времени брал на нож куски мяса и фрукты. Я опять подошёл к нему.
— Почему же я должен идти отсюда? Здесь так мило, да если всё это ежедневно… Пожалуй, останусь.
— Ты уже изрядно пьян, путник, остановись с вином.
Я и правда выпил немало, но остановиться никак не мог. В очередной раз обращаюсь к старику.
