осторожно погрузили в фургон.
– Допрашивать пока нельзя, – предупредил фельдшер, растрепанный парень лет тридцати в грязновато-белом халате. – В отделение повезем. Там, если что, Валентина Кирилловна выходит…
Докурив, Алтуфьев с Ревякиным присоединились к Теркину.
– Вон оттуда стрелял, с тропинки, – выпрямившись, показал техник-криминалист. – Судя по положению тела, гильза должна быть вон там, где муравейник. А пуля – может, где-то в сосне, в стволе. Если в сосне – найдем, а ежели мимо – вряд ли… Сами видите – лес.
Не повезло – не нашли ни того, ни другого. Оставалось уповать на потерпевшего… и свидетелей. Ну, мало ли кто-то что-то видел? Или, по крайней мере, выстрел слыхал…
– Да есть тут один пацан, во-он у фермы трется, любопытный, ага! – Игнат показал рукой. – Я с ним переговорил уже, но хочешь – поспрашивай еще. Эй, парень! Подойди-ка!
– Звали? – Парнишка быстренько подбежал – шустрый такой. Чуть лопоухий, со светлой челкой и круглым деревенским лицом, он был одет в старые треники и давно выцветшую, когда-то голубую майку.
– Звал, звал, – улыбнулся следователь. – Давай-ка отойдем вон на тропку. Ты у нас кто?
– Я-то? Кузякин Гена. Пятый… В шестой перешел. – Мальчишка похлопал глазами. – Но меня уже во-он тот дяденька допрашивал.
– А мы с тобой просто поговорим, – еще шире растянул губы Алтуфьев. – Конфеты «Лимончики» любишь?
– Ага. – Кивнув, Кузякин посмотрел на следователя с некоторым недоумением: при чем тут конфеты, интересно знать?
– В Возгрине, в усадьбе, когда был? – неожиданно строго поинтересовался Владимир Андреевич. – Ну?
– Да мы там ничего такого не делали… – испуганно заканючил Генка. – Картонки только взяли… крышу покрыть.
Боясь спугнуть удачу, Алтуфьев покусал губы – все же он вышел на верный путь.
– Так-так… Кто – «мы» и что за картонки?
– Я и ленинградский Мишка, он к тетке приезжает… приезжал – уехал уже, даже не попрощался, змей… А ведь книжки вместе читали – про индейцев! А картонкой мы крышу в будке покрыли… вон она, будка-то. – Парнишка показал рукой. – А только картонок там нет. Оторвал кто-то! И кому только понадобились?
– Так что за картонки? – осмотрев «будку», терпеливо переспросил Владимир Андреевич.
– Ну, такие… навроде холстины…
– Значит, холсты? Нарисовано что-нибудь было?
– Да черт-те что! Мазня какая-то… Мы и не присматривались, там, в подполе, много всякого хлама сложено…
– В подполе?
– Ну, там, в усадьбе, Мишка потайной подпол нашел. Там картина – индейцы, Мишка сказал – неправильные… А один показывает… ну, вниз – на подпол этот… Ой, дяденька… непонятно говорю, да?
– Да нет, вполне понятно. А дружок твой, говоришь, уехал?
– Ага.
– А проводи-ка, покажи, у кого жил.
Про Дылду Генка Кузякин толком не вспомнил – на эту тему Ревякин с ним говорил. Ну да, видел в городе этого парня, но так, мельком, и, как зовут, не знал. А чужих вообще в деревне не встречал, правда, и сам приезжал не так чтобы часто. Такие вот дела.
К вящей радости Алтуфьева и всех прочих, Дылда пришел в себя уже на следующее утро, а после обеда и. о. главврача Валентина Кирилловна разрешила с ним поговорить, правда недолго.
И разговор – пусть даже пока что такой вот, короткий, – неожиданно вышел весьма интересный.
Во-первых, Евсюков сразу назвал того, кто в него стрелял:
– Толик это, фамилию не знаю… Вроде бы в Доме пионеров работает…
Надо сказать, лежащий на койке раненый выглядел вполне бодрячком – лекарства подействовали, а скорее, ненависть к этому самому Толику, несостоявшемуся убийце! И ненависть эту Алтуфьев почувствовал сразу, на этом и решил сыграть.
– А этот Толик с Тамарой Марусевич шуры-муры не крутил?
– Конечно, крутил! – мстительно улыбнулся Дылда. – Они после танцев ругались – я видел!
– Так-так… А что конкретно видел?
– Да толком-то ничего. – Похоже, Евсюков все же решил быть поосторожнее. – Только потом Тамарку мертвой нашли. Весь город знает. А я… я у Толика бусы Тамаркины видел!
– Откуда знаешь, что Тамаркины?
– Ну, желтенькие такие… янтарь, я их у нее на танцах видал.
Хитрил Евсюков, недоговаривал и явно что-то скрывал…
– А что вы делали в Возгрине, в усадьбе? – Владимир Андреевич решил зайти с другого бока.
– В Возгрине? А! Так там Толик клад какой-то искал. Меня к себе в помощники нанял. Я и согласился. Ну а что, кому сейчас деньги не нужны?
– Так нашел Толик клад-то?
– Как видно, нашел. – Евсюков с ненавистью скрипнул зубами. – Раз от меня решил отделаться! Понятно, чтобы, стало быть, не делиться, не платить…
– И много обещал?
– Ну… обещал…
– А женщин из музея ты на усадьбе не видел?
– Говорю же, я там и не был! Толик меня с собой в усадьбу не брал – таился.
– А в Валуе что делали?
– Так это… Я Толика ждал, а потом он… ну, у пацанов каких-то что-то выспрашивал. Я не вникал… Потом пошли к остановке. И тут он в меня – из «вальтера»! Видать, больше не нужен стал…
– Из «вальтера»? – удивленно переспросил следователь. – А может, это «наган» был или «ТТ»?
Евсюков с презрением прищурился:
– Слушай, начальник… Я, по-твоему, совсем дурак? «Вальтер» от «нагана» не отличу? Да тут таких «вальтеров» по лесам с войны еще… Ну, видно же – ствол торчит из кожуха… Да не знаю я, что Толик искал, не видел. Говорю же, сокровища! Из-за них и… Ух, гадина! Знать бы раньше, давно бы в милицию сдал.
– Значит, «вальтера» ты у него раньше не видел?
– Да говорю же – не знал! Ой… устал я чего-то… устал…
В палату вошла Валентина, сделав знак рукой, чтобы заканчивали. За ее спиной вдруг замаячил парнишка – Коля, сынок… Любопытствуя, мальчик заглянул в дверь… и резко отпрянул. Правда, никто этого не заметил – ни следователь Алтуфьев, ни докторша… ни Дылда. Тот вообще уже закрыл глаза, давая понять, что на сегодня разговор окончен.
– Мам, я ключи забыл… – уже в коридоре произнес Коля.
– Господи! – Валентина всплеснула руками. – Вот ведь раззява! Обед на плитке – разогреешь. Там котлеты. И суп. Суп чтоб съел, я проверю!
Парнишка склонил голову:
– Мам… а я это… А дядя Игнат к нам сегодня зайдет?
– Сегодня – вряд ли, – неожиданно отозвался Алтуфьев. – Сегодня у него работы много.
* * *
Вернувшись в отделение, Алтуфьев вплотную занялся Резниковым. Разложив на столе листочки бумаги, выписал, систематизировал все, что уже знал о кружководе.
Бусы! Дылда… Тамара Марусевич? Усадьба. Холсты? «Вальтер»… Резников и Дылда… Резников и Профессор… Резников и бусы…
Заново передопрошенный несовершеннолетний Симаков Павел припомнил, что, когда он повстречал Резникова («дяденьку из Дома пионеров»), тот вроде
