На прогулке я немного волновалась, хотя старалась делать вид, что ничего не происходит. Я весь вечер размышлялаа, что мне делать. Сесть на скамейку, или подождать, когда к ней подойдет какой-нибудь мальчик (если он будет один, то скорее всего, это и есть Дорхолм). Когда мы вышли из нашего флигеля, и все побежали играть в снежки, я увидела на последней скамейке мальчика, он сидел один, перекидывал из руки в руку вылепденный снежок и смотрел в нашу сторону. Он меня увидел и помахал мне рукой. Когда я подошла, мальчик встал, поклонился, сняв шапку, и сказал очень робким голосом:
-Здравствуй, я Дорхолм, это я тебе записку написал, - он смел перчаткой снег со скамейки, и я села рядом с ним. С одной стороны, теперь можно не сомневаться, что он написал всерьез, а вовсе думал подшутить, так что об этом я больше не беспокоилась. С другой стороны, едва ли можно было радоваться, что появился такой поклонник. У Дорхолма огромные глаза, худенькое лицо, оттопыренные уши, он чуть ниже меня. Дорхолм кашлянул несколько раз - или простудился, или не знал, как начать разговор и кашлял от смущения.
-Я был на репетиции, - сказал он, - ты так хорошо танцуешь.
Он закутал шарфом горло поплотнее.
-Мне просто повезло, что Нерсален меня заметил, вот и все, - ответила я.
-Ну, не скажи. У тебя правда отлично получается.
-Спасибо.
-Да что ты, это каждый скажет...
Мы немного помолчали.
-Слушай... а вот этот прыжок ... Ты так сама научилась, или... ну, знаешь... эльфийское что-то... хитрость какая-то...
Я рассердилась - да что такое, они что, считают, если ты эльф или эльфийка, то, значит, все только волшебством делается?
-Нет, хитрость тут не при чем.
Я холодно посмотрела на него и встала, чтобы пойти к Дайлите или Руннии. Дорхолм схватил меня за рукав:
-Ой, ты прости, пожалуйста, я просто глупость сказал. Извини.
Глаза у него стали сразу испуганные и огорченные, и я решила простить его - он в самом деле не нарочно. Мы еще немного поговорили с ним. Мне неловко показалось, что мы беседуем только о моих делах, и я спросила, кто его родители, забирают ли его домой на выходные. Дорхолм сказал, что его отец - сапожник (тут он очень смутился), у него семь братьев и сестер, так уж ему повезло. Отец сделал им трехъярусные кровати, потому что иначе не хватает места. А домой его берут каждые выходные. После этих рассказов я стала смотреть на него иначе, даже немного с уважением. Все-таки не каждый мальчик или девочка спит на трехъярусной кровати и не у каждого семь братьев и сестер.
После той встречи, когда Дорхолм видел меня на прогулке, в библиотеке или обеденном зале, он всегда махал мне рукой или подходил поговорить. Ирмина с подружками ехидно смотрели на нас и иногда смеялись или дразнили. Рунния один раз тоже сказала, что очень уж он маленький, худой и лопоухий. Но я решила ничего не замечать, потому что с Дорхолмом было интересно поговорить, он искренний, дружелюбный, и с ним всегда легко и спокойно. И, кстати, не такой уж он и маленький, может быть, чуть-чуть ниже меня.
Целый день мела метель. И не простая, когда дует сильный ветер и падает снег - за окном все было закрыто снежной, какой-то клубящейся пеленою, пропал весь мир. Как будто кто-то сделал над землей ведьмовский котел и мешает в нем невидимой метлой. Тийна посмотрела в окно, вздохнула и сказала:
-Наверняка опять что-нибудь случится. - Помолчала и уточнила:- Что-нибудь плохое.
У нее был такой же тон, как когда-то у Тилимны - когда она говорила, что будет война. И еще я вспомнила сказку о потерявшихся детей. Ту, где старая Мирла говорит: "Ох, как раз в такую же ночь бедный Нерс свалился в яму..."
Девочки столпились у окон. Я смотрела поверх их голов. У меня метель вызывала двойное чувство. Я люблю снежную суматоху, но сейчас все же было немного страшновато. И еще появилось чувство заброшенности, будто мы спрятаны ото всех. Но вместе с ним - чувство объединенности с другими, ведь вьюга засыпает и засыпает снегом весь белый свет: и Тиеренну, и Анлард, и Ургел... и даже над холодным пенящимся морем - снег, снег, снег...
После того метельного вечера у меня появилось ощущение: что-то надвигается, меняется... что-то происходит, чему я не могу помешать... Через два дня, в шестой день четвертой четверти луны с самого утра была непогода, затянутое тучами небо, снежный туман за окном. Налина и Хойса лениво играли в картинки. Я немного поиграла с ними, не потому что хотела, а из-за слов госпожи Ширх. Дело в том, что однажды, несколько недель назад, я заметила, что девочки часто глядят на меня недовольно, и поговорила об этом с госпожой Ширх. Она посоветовала мне поменьше быть одной, потому что я любила сидеть в библиотеке или просто молчать у окна. Она оказалась права - девочки больше не смотрели на меня мрачно, как тогда, когда я отказывалась совсем играть с ними. В такие дни, когда я была сама по себе, они дулись или делали вид, что меня нет в комнате.
А вчера вечером они затеяли перед сном рассказывать страшные истории. Я тоже не стала отмалчиваться и пересказала одну сказку, которую слышала в еще в Тальурге, в школе. Правда, я не помнила больше половины, кто, в конце концов, напал на заблудившихся детей - тролль или шайка гоблинов. Разница, полагаю, невелика (по крайней мере, для тех детей). Но, хоть я все перезабыла, девочки поахали и натянули одеяла повыше - как положено, когда рассказывают подобные истории. Если бы они не ахала и не спрятались под одеялами, это, пожалуй, было бы даже и невежливо. Но про себя я подумала потом, что самая страшная из всех страшных историй - это как мы с мамой шли по обледенелой дороге, и не знали, найдется ли вечером ночлег, а на обочине видели замерзших, брошенных людей... Но я не смогла бы передать, как тогда было холодно, безнадежно и жутко...
С одной стороны, я была рада, что не висит в спальне напряженная тишина, и, напротив, девочки обращаются со мной очень дружелюбно. С другой, неприятно, что из-за этого пришлось подлаживаться, изображать интерес к общению, когда хотелось просто молчать и думать о своем... Ведь это почти вранье? Но посоветоваться теперь не с кем. Интересно, что скажет Райнель? Пожалуй, кроме него не с кем об этом. Госпожа Ширх считает, что самое правильное - со всеми ладить, а Стелле такие тонкости неинтересны.
Это все было вчера. Ну, а сегодня с утра мы погуляли и сейчас занимались кто чем. Настроение было унылое. Без всякой охоты я полистала учебник по естественным наукам. Потом взялась за литературу, но даже любимый учебник никак не прогнал сонное, ленивое настроение. Я влезла на стул и стала смотреть в окно. Кажется, снег - что в нем особенного, он белый и всегда одинаковый. Но я люблю смотреть на снег, как снежинки слетают вниз, кружатся, если вечер и горят фонари - играют и переливаются разными цветами в кругах газового света, если их мало, и редкие снежинки медленно опускаются - это похоже на танец, а когда такая белая заверть, как сейчас, то все равно люблю смотреть на снежный туман, на то, как завиваются и клубятся белые полосы, как через них проступают и в них же тают очертания каштанов, углового дома, понуро цокающих лошадей... И фигура человека, в коричневом плаще... Опять он!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
